— Принцип правильный, господин Людвиг, — сказал Лихеев, когда надзиратель удалился. — Но иногда следует от него отходить. Надо выслушивать каждого политического, кто пожелает к вам обратиться. Ну, а чтобы вас не слишком затруднять, я займусь этим сам.

4

Атаман стоял перед зеркалом и недовольно разглядывал свое отражение. Лиза уже сняла повязку, но засохшие ссадины и царапины на лице придавали несвойственное ему угрюмое выражение. «С такой рожей нельзя показываться на улице», — подумал он мрачно и попытался шутить:

— Похоже, будто на меня напала дюжина котов!

На шутку никто не отозвался. Тревожное молчание действовало на нервы. Вдруг Брачка без всякого на то повода рассмеялся:

— Выходит, братцы, кто-то из нас троих предатель!

Робис хотел было возразить, но вдруг раздался стук в наружную дверь. Четыре удара, пауза, потом еще один. Никто не двинулся с места, чтобы пойти открыть дверь.

Брачка едва слышно прошептал:

— Старый сигнал, понял?

В последнее время из предосторожности был изменен условный стук в дверь. Робис отлично помнил, что сообщил об этом всем, кому дозволено было приходить сюда. Кто же мог стучать?

Стук повторился чуть громче и нетерпеливее. Робис оглянулся. Атаман и Брачка выхватили маузеры и застыли на месте, готовые к отпору. Стоит подать им знак, и пули тут же прошьют дверь и непрошеного гостя за ней. Но Робис решил выжидать — даже если это и полицейские, то угостить их свинцом они еще успеют.

Стук повторился. Но на этот раз было похоже, что посетитель уже не надеется на то, что ему откроют, и колотит в дверь просто на всякий случай, перед тем как уйти. И действительно, вскоре на лестнице послышались шаги, они постепенно удалялись. Робис на цыпочках подошел к окну и, укрывшись портьерой, поглядел через щель на улицу. Пришелец уже спустился и вышел во двор. Широкополая соломенная шляпа, несмотря на теплую погоду — короткое черное пальто; в правой руке небольшой саквояж. Что-то знакомое показалось Робису в его облике. Незнакомец остановился, поставил вещи на землю и поднял голову, чтобы посмотреть на окно. Очки, русая бородка — Фауст! Ну конечно, это Фауст! Никто не догадался сообщить ему в Бельгию о новом условном сигнале.

Квартира без номера (сб.) - pic_12.png

У Робиса стало даже легче на душе. Как хорошо, что в этот трудный час рядом с ним будет испытанный, умный товарищ, который может помочь и советом и делом. На радостях Робис даже забыл об осторожности — открыл окно и помахал рукой Фаусту, приглашая его вернуться.

Но тот оказался осмотрительнее — на всю лестничную клетку он крикнул с порога:

— У вас завидный сон, мадам Криевинь! По последним данным медицины, сон — самый надежный залог здоровья, а в беллетристике он считается признаком чистой совести… — Фауст захлопнул за собой дверь и шикнул на Брачку, потянувшегося было к саквояжу: — Руки прочь! Небось думаешь, что там рубахи да подштанники? Мой багаж терпеть не может, когда его трогают!

Брачка почтительно отступил. Много слыхавший о Фаусте, он решил, что в его саквояже, по всей видимости, взрывчатые вещества.

— Понимаю, адская машина!… Ну, братцы, теперь начнется настоящая жизнь! — воскликнул Брачка.

— Как тебя звать? — спросил Фауст, оглядев его пристальным взглядом.

— Брачка.

Фауст поморщился:

— Зачем вы все понабрали себе такие уголовные клички? Ну ладно, раз Брачка так Брачка. Не думаешь ли ты, что я спятил с ума и расхаживаю с адской машиной в чемодане? Она у меня в голове. А здесь, — он раскрыл саквояж, в котором были беспорядочно свалены пузырьки с разными порошками, реторты, аптекарские весы и записные книжки, — все необходимое для изготовления моей новой бомбы. Вы даже себе представить не можете, что это будет за конфетка!…

— Ты уже знаешь про Дину?… — спросил Робис.

Но Фауст тут же перебил его:

— Что это за манера — не давать человеку договорить до конца! Я как раз собирался сказать что-то очень важное… — Он мучительно старался поймать ускользнувшую мысль, но потом безнадежно махнул рукой: — Вылетело из головы. Ну ладно… Так на чем мы остановились? Ага… Стало быть, испытывал я эту бомбочку в окрестностях Льежа. Эффект оказался такой, что я даже сам вылетел из Бельгии. Но ты, Робис, не огорчайся — об оружии я позаботился. Один русский товарищ взялся довести все наши дела до конца. Самое главное то, что эту бомбочку можно делать из консервных банок… — И Фауст снова начал с увлечением рассказывать о своем последнем изобретении.

Через пять минут, в течение которых больше никому не удалось произнести ни слова, он вдруг хлопнул себя по лбу:

— Ну, разве я не сказал, что вспомню?! Что за странные дела у вас творятся? Дина не встретила меня на вокзале! Что случилось?

— Дайна арестована!

— Человек спрашивает о своей сестре, а ему толкуют о какой-то Дайне.

Робис не видал Фауста целый год и отвык от его странностей. Он недоуменно пожал плечами, но Фауст сам понял, о ком идет речь.

— Так вы всё же окрестили ее Дайной? Я еще тогда знал, что до добра это не доведет. Где слыхано, чтобы ребенку поручали серьезные дела взрослых? Безумие какое-то!

— Без нее вряд ли удалось бы нападение на банк, — серьезно заметил Робис и рассказал Фаусту о всех событиях последнего времени.

Фауст сник.

— Все это так, но что же мы будем делать дальше? — задумчиво произнес Фауст.

Атаману казалось, что настал момент громко сказать то, о чем он ни на минуту не переставал думать с момента ареста Дины. Он знал, что Робис не согласится на такое безрассудство, боялся упреков, что ради Дины Атаман готов легкомысленно поставить на карту жизнь многих товарищей, и поэтому до сих пор не решался выступить со своим предложением. Теперь ситуация изменилась — приехал Фауст, в чьей поддержке он не сомневался.

— Дела хватит! Можем, конечно, сидеть сложа руки и хныкать, как бабы! Но мы ведь, черт подери, не бабы, во всяком случае я! Сейчас у нас должна быть одна цель — напасть на тюрьму и освободить…

— …одного человека? — скептически опросил Фауст.

— Почему только одного? Парабеллума тоже, и Грома, и Липа Тулиана.

— А что? Идея на ять! — Как и следовало ожидать, Брачка с восторгом подхватил предложение Атамана. — Что-то мы засиделись без дела. Того и гляди, пушки еще заржавеют!

— Ну, а как вы мыслите это сделать? — сухо спросил Робис.

— Не знаю, — чистосердечно признался Атаман. — Может быть, мне сыграть роль инспектора тюрем из Петербурга… Главное — принять решение. Неужели мы все вместе что-нибудь не придумаем?

Атаман не предполагал, что Робис легко согласится с его предложением.

Но совершенно неожиданно возражение пришло с другой стороны.

Фауст вдруг резко сказал:

— А я-то тебя, Робис, считал умным человеком!… Вы что думаете, мне не известно, что я брат Дины?! Однако, как убежденный марксист, я вынужден сейчас категорически протестовать против этого утопического плана, не имеющего под собой никакой реальной базы. Я не сомневаюсь в том, что, напав на тюрьму, мы смогли бы проверить действие моей новой бомбы. Я также не отрицаю того, что освобождение заключенных зачастую превращается в исторически важное событие, которое может иметь далеко идущие последствия. Разве я должен напоминать вам о том, что штурм Бастилии явился качественным скачком к французской буржуазной революции? Но там было другое количественное соотношение. Говоря точнее, в нем принимали участие сотни людей.

— Нашел с чем сравнивать! — воскликнул Брачка. — Если ты еще не знаешь, как мы управляемся с маузерами, так лучше помалкивай! Твои французы умели только на шпагах драться!

— Помолчи, Брачка, когда говорят старшие!… — Атаман подсел к Фаусту. — Я понимаю твои возражения. Но вспомни нападение на «музей»! Тогда нас было всего несколько человек, однако мы разделались со всей Регусовой бандой так, что любо-дорого поглядеть. Робис не даст соврать — он тоже там был…