Чурч нахмурился, увидев, как Креспи, пролетев сквозь проем, упал. Его спина представляла собой ужасное зрелище: с нее свисали куски мяса, она была вся разорвана.

«Все произошло слишком быстро, — подумал Чурч. — Но, наверное, этого и следовало ожидать».

Если Креспи мертв, то нет смысла выпускать еще одного чужого, а то от полковника вообще ничего не останется, потому что чудовища очень голодны и тут же его сожрут.

Чурч наблюдал за МакГиннесс, бросившейся к Креспи. Наблюдал и ждал.

— Креспи? Тони?

МакГиннесс опустилась рядом с ним на колени, подняла голову, быстро обвела взглядом коридор, увидела, что в нем нет ни одного чудовища, снова повернулась к Креспи. У нее самой все болело, ей было страшно, причем гораздо страшнее, чем раньше: она боялась остаться одна в этом аду.

Креспи лежал лицом вниз, без движения, рубашка на его спине вся набухла от крови и была разорвана сверху до пояса.

«Господи, не дай ему умереть, не дай мне остаться здесь одной», — молилась МакГиннесс.

Она сняла с себя разорванную рубашку, сложила ее и начала осматривать спину Креспи, чтобы найти то место, откуда била струя крови. Крови было так много, что представлялось невозможным определить, где самая глубокая рана, куда именно нужно приложить ткань.

Креспи застонал, пошевелился, а потом скривился от боли.

— Ты ранен, — прошептала женщина. — Не говори ничего, лежи и не двигайся.

МакГиннесс положила руку ему на затылок и погладила его коротко остриженные волосы. Она была очень испугана и просто не представляла, что делать дальше.

«Он умрет, если ты так и будешь сидеть и жалеть себя, — сказал внутренний голос. — Вы оба умрете, если ты ничего не предпримешь».

Она знала это, но не могла заставить себя встать.

Она ни за что не оставит его умирать одного.

Креспи казалось, что его спину жгут раскаленным железом или на нем загорелась рубашка и огонь перешел на кожу... Он застонал и попытался пошевелиться.

Боль была просто нестерпимой, казалось, что она распространилась на все клеточки тела, словно его безжалостно били кнутом или содрали кожу с костей. Раны горели, он чувствовал, что из них все время идет кровь, и понимал, что его состояние весьма плачевно...

МакГиннесс находилась рядом, дрожащим тихим голосом говорила, чтобы он спокойно лежал и не двигался, нежно гладила его по голове. Креспи закрыл глаза и постарался сконцентрироваться на ее руке, на ощущении от прикосновения женщины. У него в памяти всплыли давно забытые картины детства — убаюкивающая колыбельная, женские пальцы, дотрагивающиеся до него...

Креспи понял, что умрет, истекая кровью на грязном полу в темном лабиринте, или его разорвут чужие, которых выпустит Чурч.

Чурч!

Креспи смог собраться, произнеся про себя имя доктора. Несмотря на боль, он думал сейчас о человеке, который довел его до этого состояния и которому удавалось долгие годы скрывать от всех свою темную сторону. Он умело замаскировался. Он врал Креспи в глаза, а потом послал его на смерть — и все только для того, чтобы проводить свои изуверские эксперименты. Этот человек убьет Шарон МакГиннесс, прекрасную женщину, сидящую сейчас рядом с Креспи и готовую умереть вместе с ним.

Пол Чурч!

Внезапно внутри Креспи загорелся новый огонь, он был сильнее боли, раздирающей его тело, оказался исключительно интенсивным и ярким. Креспи открыл глаза и сквозь красную пелену увидел находящийся во мраке коридор.

Очень медленно, прилагая невероятные усилия, Креспи поднялся, почувствовал напряжение в своем израненном теле, а потом из ран на спине с новой силой хлынула кровь.

Он попытался встать и упал бы, если бы не МакГиннесс, которая находилась рядом и поддержала его. Креспи заметил, что она тоже ранена, кожа на ее плече разорвана, кровь из ран, оставленных когтями чудовища, запеклась на туго обтягивающей ее тело майке.

— Тебе... не следовало устраивать стриптиз ради меня, — попытался пошутить он, но из глотки вырвался лишь хриплый шепот.

— Тони... — ответила она, вложив в это слово все, что испытывала в этот момент. Выражение ее лица говорило о том же самом: беспокойстве, заботе, страхе, замешательстве и боли.

Креспи постарался улыбнуться:

— Я... со мной все в порядке. И я выведу тебя отсюда.

Они пошли по тускло освещенному коридору. Креспи думал о том, что он не позволит Чурчу остаться в живых после всего этого.

Чурч улыбнулся и молча поаплодировал силе воле Креспи. Такая целеустремленность! Поразительно, на что оказывается способен человек, поставленный в экстремальные условия. И пленники все еще на что-то надеются, зная, что надежда — это единственное, что у них остается.

Доктор нахмурился, вспоминая, как тяжело находиться в таком состоянии: жить только надеждой.

Чурч подумал о темных, отвратительно пахнувших туннелях в той пещере на маленькой планете, черных чужих.

Потом он почему-то представил, как скальпель входит в холодное тело...

Ему не хотелось больше играть, он вздохнул в разочаровании, что все так быстро завершилось, но решил, что так будет лучше. Желал он того или нет, но часть его все равно оставалась человеком и определенным образом реагировала на то, что он видел на мониторе. Конечно, это слабость, но он не мог отрицать ее.

Все закончилось.

— Прощайте, доктор Креспи. Прощайте, МакГиннесс, — сказал он. — Мне было интересно с вами.

С этими словами он нажал еще на одну клавишу, выпускающую из вольера последнего чужого.

Создавалось впечатление, что Креспи что-то искал. Его полные боли глаза бегали по темным стенам, когда они с МакГиннесс медленно и шатаясь пробирались по коридору.

МакГиннесс была поражена и одновременно испытывала облегчение от того, что Креспи все еще мог идти, вообще оказался в состоянии передвигаться, но понимала, что долго это не продлится — силы его угасали. Его спина стала одной большой раной, когти чудовища разорвали мышцы на куски, свисающие со спины. За ними тянулся кровавый след. Кровь капала и с его спины, и с пропитанных ею брюк.

Казалось, что в этой части лабиринта нет выхода, потому что дверь на противоположном конце, к которому они пришли, была заперта. Она слабо освещалась из какого-то проема наверху, начинавшегося в метре за пределами их досягаемости. Свет был мрачным и тусклым.