Все, что Сара могла сейчас вспомнить, это то, что была на каком-то балу. Где давали этот бал, и как она на него попала, и зачем, — этого вспомнить она не могла. Просто был танцевальный вечер. И на нем был Джареф. Ее бросило в жар, и она прикрыла глаза от стыда. От стыда за то, что не смогла устоять перед его чарами. И замарала свою честь тем, что произошло на балу. Так или иначе, но во всем виновата она сама. Да, там были мужики, которые лапали ее; да, Джареф пытался грубо, насильно поцеловать ее, но она, разве она была ни при чем, разве все они позволили бы так себя вести, если б она была совершенно чиста?

— Что же мне делать? — вслух произнесла она, села и огляделась вокруг. Со всех сторон ее окружало унылое пространство — пустыня, которую слегка украшали кучки мусора, побольше и поменьше. Тут абсолютно было нечего делать, — абсолютно. И ни одной живой души. Сара побледнела от испуга и отчаяния. Здесь, пожалуй, очень скоро забудешь, как тебя зовут.

С трудом она встала на ноги. Сделала первый шаг и сразу попала ногой в кучу какого-то старья. Неожиданно куча под ногой зашевелилась. Девушка отпрянула назад.

— Слушай! — раздался из-под кучи старушечий голос. — Ну-ка, давай с моей спины!

— Простите, — само по себе вырвалось у Сары, хотя она так и не поняла, с кем или с чем разговаривает.

Часть этой кучи приподнялась. И Сара увидела, что хлам этот покоился на согнутой спине старой маленькой домовихи. Тут только до нее дошло, что и все другие кучки мусора здесь — всего лишь поклажа на спинах живых существ. Она поняла это по тому, что все кучки очень медленно шевелились на фоне здешнего лунного пейзажа и при этом шуршали. Неподалеку девушка заметила тот расписной стульчик из танцевального зала. Теперь со сломанными ножками он громоздился на верху чьей-то кучи.

Согнувшись в три погибели под своей ношей, старьевщица-домовиха сердито уставилась на девушку. Все лицо старухи было изрезано морщинами. На горбу у нее возвышалась груда гнутых и разбитых металлических вещей, выброшенной одежды, разбитой посуды и мебели.

— Почему не смотришь, куда идешь, девушка?

— Я смотрела, — ответила Сара, слегка огорченная.

— И куда же тогда ты идешь?

— А-а… ну… да, я не помню.

Старьевщица фыркнула.

— Как же можно смотреть, куда идешь, если не знаешь, куда ты идешь?!

Сара подумала, что вообще-то она могла бы поспорить с этой теткой, но в данном случае, пожалуй, вежливость сослужит ей лучшую службу. Она огляделась по сторонам и сказала:

— Я хотела сказать, что я… что-то искала.

Такой ответ успокоил старуху, и она захихикала.

— Ну это ясно, что ты искала, моя милая. Все чего-нибудь ищем, разве не так? Но ты разуй свои глаза, если хочешь найти что-нибудь. Вот я, например, глянь-ка, сколько добра понаходила, — и она глазами указала наверх, где на спине у нее громоздилась куча дерьма.

Сара внимательно пригляделась к барахлу старухи. Действительно, там были кое-какие занятные штучки.

— О-о, — воскликнула девушка, — что у вас есть!

Старьевщица хрюкнула от удовольствия и что-то ласково проворчала.

— Какая симпатичная сковородка, — сказала Сара. — А вот дуршлаг. Вот свечки — такие все разные…

— О да, — кивала старуха. — В наши-то дни трудно отыскать такие шикарные вещи…

— И я так думаю, — проговорила Сара, глядя мимо старухи. Она увидела по сторонам много других бродячих старьевщиков. Каждый из них шел, казалось, куда глаза глядят, и при этом старался выхватить что-нибудь из чужой кучи. Но в конце каждого дня все они возвращались к своим холмикам.

— А ты не бойся, моя милая. — Старуха стала с ней ласкова совсем, как родная бабушка. — Я тебе потом кое-что подарю. И ты сможешь начать свое дело, поняла?!

— Ага, — как-то неопределенно ответила Сара. — Спасибо вам.

Старьевщица сдвинулась с места и начала бродить, как в тумане. Сара пошла рядом с ней. И заметила, как старуха одной рукой залезла в свое барахло, что-то нащупала там на спине и пытается вытянуть. Сара смотрела с большим опасением. Она думала, стоит вытащить оттуда одну-единственную вещь, и вся эта куча старья рассыплется под ногами. Но в конце концов старьевщица выдохнула ха!и благополучно извлекла на свет, что хотела, и передала Саре. Это был Ланцелот.

— Ланцелот! — кричала она и сжимала его в своих объятиях… — Спасибо, — сказала она старьевщице. — Спасибо. — Ей казалось, она опять стала совсем маленькой девочкой, которой папа дал игрушечного медвежонка.

— Похоже, ты все-таки его искала, а? — ласково спросила старуха.

Сара энергично закивала, прижимая к себе Ланцелота.

— Конечно. Я тогда просто забыла.

Она с облегчением вдохнула и поцеловала медвежонка.

— В таком разе, — сказала старьевщица, — почему бы тебе сюда не заглянуть: может, отыщется еще что-нибудь интересненькое? — она указала на сооружение, напоминающее большую палатку, такую же бесцветную, как и все остальное в этой неизвестно какой стране.

Женщина пригнулась и откинула полог палатки.

Сара шагнула в нее, увидела, что там внутри, и обомлела. Это была ее собственная комната.

Сара лежала на своей кроватке у себя дома и прижимала к себе медвежонка. Часы показывали полночь. Но она почему-то лежала одетой.

Потом девушка приподнялась и уселась на кровати. Внимательно оглядела комнату: все, вроде, на месте. Потерла лоб. Подумала: Нет, это был просто сон… И посмотрела на своего медвежонка.

— Мне все это приснилось, Ланцелот.

Она удивленно покачала головой.

— А казалось, будто… будто на самом деле, надо же так… — Она крепко сжала в руках медвежонка. — Плохо быть такой впечатлительной.

Девушка встала с кровати и на цыпочках подошла к двери. Ланцелот был с нею. Она прошептала ему: Давай посмотрим, вернулся ли папочка?Осторожно, боясь, что в доме все уже спят, приоткрыла дверь.

За дверью стояла та самая старуха. Она озабоченно уставилась на девушку.

— Тебе что, не нравятся тамошние вещи, моя милая?

Позади старухи открывался мертвящий лунный пейзаж. Он был залит жгучим светом и тянулся во все стороны от края до края.

Сара захлопнула дверь у женщины перед носом, подбежала к кровати, плюхнулась на нее и зарылась головой в подушку. Спустя какое-то время, она высунула голову наружу и, глядя на Ланцелота, твердо сказала:

— Все это сон.

Она закрыла глаза и заставила себя дышать глубоко и спокойно.

— Это сон, — повторяла она, кивая в такт словам и крепче сжимая Ланцелота. — Это сон.

Потом она встала, сделала глубокий вдох и уверенным шагом направилась к двери.

Когда она открыла ее, то увидела опять старьевщицу. Та все еще чего-то там дожидалась. Едва дверь распахнулась, старуха шмыгнула в комнату.

— Уж я лучше тута побуду, милочка — утешительно проговорила она. — С той-то стороны ни шиша нету, чего тебе надобно. — Она подмигнула Саре и по-свойски ей улыбнулась.

Сара осталась неподвижно стоять у двери.

— Ланцелот, — только и смогла она прошептать.

Старуха теперь суетилась в Сариной комнате. Она копалась в чужих вещах, перебирала, рассматривала их — словно проводила в доме генеральную чистку. Но всякий раз, когда находила нечто привлекающее ее внимание, она не добавляла, а совала девушке в руки.

— Глянька-ка, вот твой пушистенький зайчик… Хозяйка любит тебя, ведь правда?… А вот и тряпичная Эни! — Женщина радостно улыбалась. — Конечно, ты помнишь свою тряпичную Эни.

Сара смущенно ходила за женщиной вдоль полок. Она недоумевала, откуда та знает, какие у нее любимые вещи и как зовут ее игрушек. Но кроме недоумения Сара чувствовала, как в ее душе нарастает еще что-то, что-то серое и безразличное. Кажется, это называют отчаянием. Сара узнала его, но не могла понять, отчего это вдруг оно появилось. Ужасно противное ощущение. Наверно, во всем виновата эта старуха, — решила она, — роется тут. И пристает еще ко мне.

А старьевщица тем временем совала ей в руки одну вещь за другой.