Я пас с ними стадо до самого вечера. Федя отдал мне свой кнут, и я им щёлкал без конца, пока Стёпка не научил меня, как надо разворачивать руку, чтобы получалось громкое щёлканье. Потом мы загнали телят в сарай, и Федя, оставив с ними на ночь Стёпку, отправился со мной к нашей палатке.

Поздно вечером мы с Федей пришли в наш лагерь. Ребята улеглись спать, и, когда мы приблизились, из палатки послышался встревоженный голос Бори:

– Кто?

– Браконьеры, – басом ответил я. – Где у вас тут Юрий Спицын?

– Здесь я, – выскочил из палатки наш длинноногий друг. – Это кто с тобой? А, Федя, здравствуй! Ваня тебе уже рассказывал? Вот изверги!

– Ещё не приходили? – вполголоса спросил Федя.

Мы решили отправиться к лодке, чтобы посмотреть, не орудуют ли уже браконьеры. Пошли вдоль берега, и в темноте он казался мне совсем незнакомым и таинственным. Кусты ивняка, камыш выглядели сейчас огромными.

Я шёл впереди. Неожиданно из-под ног, громко хлопая крыльями, вылетела какая-то птица.

– Не трусь, не трусь! – шептал Федя. – Это дикая утка.

Мне не хотелось показывать своего страха, и я снова осторожно пробирался сквозь кусты.

– Тише, – шептал Федя, и мне стало казаться, что в камыше кто-то стоит.

Федя залез в лодку, что-то там осматривал, потом начал дёргать цепь.

– Ночью не определишь чья, – вполголоса сказал он.

Мы постояли, постояли и пошли. По дороге завернули посмотреть сеть. Она была на месте, значит, никто ещё не приходил.

– Не иначе, будут тянуть на рассвете, – сказал Федя. – На рассвете безопаснее, все спят крепким сном.

Мы решили караулить всю ночь. Дежурства между собой распределили так: сначала Юра, потом Боря, а потом уже я и Федя. Насчёт Феди, правда, сговорились: если надо будет, то разбудим. Он, наверно, устал – пусть поспит.

Улеглись в палатке, где так хорошо пахло полынью. Я почти моментально уснул и, наверное, только разоспался, как меня уже стал тянуть за ноги Боря.

– Не приходили? – шёпотом спросил я.

Он отрицательно покачал головой. Я сел на расстеленный плащ и посмотрел на небо. Большая Медведица опрокинулась кверху ручкой. А вот Стожар здесь почему-то не было. На краю неба горела и переливалась светом одна большая звезда.

«Наверно, планета, – подумал я и стал оглядывать небо: – не полетит ли спутник?» Но ничего не двигалось. Звёзды мигали, как будто сигнализировали мне. Сова, переваливаясь с боку на бок, пролетела над моей головой и потом уже издалека крикнула что-то страшным голосом.

Я посмотрел на озеро. Оно лежало тёмное-тёмное. Лёгкий ветерок пробежал надо мной, зашелестел в камышах. Стало прохладно. Я прилёг на плащ, закрыл им свои ноги и… уснул.

Когда проснулся, уже светало. Из мрака выступили камыши. Над озером дымился туман. Птицы пробудились, и всё вокруг радостно звенело и трещало. Недалеко разливался соловей, издалека ему отвечал другой. Дергач всё ещё отсчитывал шаги: «ать-два, ать-два», вавакали и перекликались перепёлки.

До меня докатился глухой звук, точно стукнул кто веслом о лодку. Я поднялся на ноги и прислушался. Где-то далеко-далеко, должно быть в селе, лаяла собака. Слышалось ржание лошади в колхозном табуне. И всё.

Из палатки вылез заспанный Федя.

– Ну что? – спросил он, протирая глаза.

– Да вот, вроде стукнул кто недавно. А никого не видно.

– Кого же увидишь в таком тумане? Пойдём!

– Куда?

– Вдоль берега. Идём скорее, а то мне уже пора на ферму.

Без труда я нашёл место, где браконьеры прятали лодку и с разочарованием увидел её. Федя прыгнул в лодку, и по его лицу я понял, что мы уже опоздали.

– Да, хитры, нечего сказать. Лодку-то новенькую совсем притащили, чтобы не узнать. А уже были сегодня, были…

Он достал из лодки небольшого линька и, протянув его на ладони к воде, выпустил. Рыбка лежала кверху брюхом.

– Ну, нечего прикидываться, – мягко сказал Федя. – Плыви, пока тебя не подобрали.

Он ткнул рыбку пальцем в бок, линёк перевернулся и вертикально пошёл ко дну.

– Видал? Ещё живой… Да, чуть-чуть опоздали мы. Где сеть?

Молча я повёл его к тому месту, где стояла сеть, но её не было.

– Да! – и Федя почесал за ухом. – Проспали всё. Эх!

Я готов был провалиться. Ведь это же я проспал браконьеров!

С тяжёлым чувством проводил я Федю и двинулся вдоль озера. Незаметно очутился на противоположном берегу и, когда поравнялся с тем местом, где была привязана сеть, подошёл к воде. Да. вот здесь вытаскивали сеть. Вот широкая полоса примятой травы, водоросли, размытая грязь и масса мелкой рыбёшки. Браконьеры не сочли нужным даже бросить её в озеро. Часть рыбы ещё трепыхалась, прыгала. Я собрал её и выбросил в воду.

– Куда же они спрятали сеть? – мучился я, оглядывая уже очистившееся от тумана озеро.

Ноги у меня промокли выше колен, а я, как сумасшедший, всё брёл и брёл. Вдруг на траве появился след. Он привёл меня, куда бы вы думали? К сети! Да, она снова была поставлена и привязана к кусту.

«Ну теперь-то не уйдёте!» – подумал я, и в это время до меня донёсся голос Бори.

Туман окончательно рассеялся, по озеру побежала мелкая рябь, огромное оранжевое солнце взошло над степью. Уже через несколько минут оно согрело мою спину, потом стало жечь сильнее.

Боре я сразу же объявил, что проспал браконьеров. Он посмотрел на меня, словно не видя.

– Но это ничего, Боря, – снова заговорил я. – Сеть я уже нашёл, так что сегодня забарабаем…

– А что ты сегодня есть будешь? – ворчал Боря.

И по тому, как он смотрел на рыбу, я понял, что она испортилась. Зелёные мухи тучей вились и жужжали вокруг неё.

– Ни хлеба, ни рыбы, – продолжал ворчать Боря. – Сходил бы ты, Ваня, в село. Купишь хлеба, а я попробую поймать что-нибудь.

Я выбрался на тропу и свернул к селу. Но что такое? Следы колёс… Примятая трава повалена в одну сторону. Я нагнулся и заметил: одна травинка внезапно выпрямилась и закачалась. «Значит, недавно кто-то ехал», – подумал я и вдруг увидел линя. Он лежал сбоку от тропинки и ещё подпрыгивал.

Вот оно что! Это же след браконьера! Он совсем недавно проехал здесь с рыбой.

Я оглянулся. До нашей палатки было уже далеко: если кричать, никто не услышит. До Фединой фермы тоже неблизко. Тропинка огибала заросший осокой низ, а следы колёс свернули прямо к станице. Я пошёл по следам. Вот и кукуруза, по которой я бегал к ферме. Вдруг из кукурузы выскочила собака, за ней следовал Стёпка. Он шёл тоже в село и на мой вопрос, зачем идёт, ответил:

– От телят – ни шерсти, ни молока, а пить, есть хочется. Вот и иду: надо хлеба принести да картошки.

– У кого в селе есть лошадь? – спросил я.

– Ни у кого нет. Но в колхозе большущий косяк ходит… во-он, видишь? Не туда смотришь… Во-он… в степи, вон за гривкой.

На небольшой возвышенности виднелось несколько тёмных пятен.

– Кто же тогда здесь ехал? – указал я на следы.

– Кто-нибудь из колхоза…

– …и вёз с озера рыбу? – Я поднял с травы линя и помахал им в воздухе.

Стёпка задумался, лицо у него стало строгое.

– Берта, сюда! – крикнул Стёпка.

И когда собака, навострив уши и уставившись в его лицо, остановилась рядом, нагнулся к колёсному следу и похлопал по нему рукой:

– Берта, ищи, ищи!

Собака быстро взяла след и помчалась впереди нас. Мы бежали за ней до самого конца донского затона. Здесь телега останавливалась, на песке отчётливо видны были следы колёс, отпечатки больших резиновых сапог и ещё поменьше. Я увидел втоптанную в мокрый песок сигарету. Мне живо припомнились окурок, найденный в лодке, вчерашний рыжий мужчина, его красные губы и щёлочки глаз. Я быстро нагнулся и поднял окурок.

– «Шипка!» – вскричал я. – Опять «Шипка»!

Телега, приблизившись к самой воде, круто свернула на высокий берег…