В очаг подбросили дров, свет упал на шелковые свертки, и драгоценная ткань засияла золотистыми отблесками. Розово-зеленые птички на голубой ткани трепетали тонкими крылышками, готовые взлететь; так и хотелось накрыть их ладонью, удержать, но осторожно, чтобы не помять легчайших перышек. Желто-розовые цветы мягко кивали головками с лилового поля, их прозрачно-зеленые листья и стебельки качались от невидимого ветерка. Взгляд терялся в сложном золотом узоре на алой парче, и казалось, в нем прячутся таинственные письмена далеких земель.

Кюна Аста едва переводила дух от восторга.

– Какая красота! – бормотала она. – Ах, какая красота! Фрейя и Фригг! Это волшебство!

Девушки столпились вокруг кюны, вздыхая и вскрикивая от восторга. Кюна протянула было руку потрогать шелк, и Оддбранд встревожился: еще не хватало, чтобы Торварда полюбила кюна Аста!

– Я рад, что тебе нравится, высокородная госпожа! – поспешно сказал он. – Но я хотел бы, чтобы и йомфру Вальборг тоже взглянула на мой товар.

А сам взглянул на Ингитору. Девы-скальда не было в той кучке трепещущих и повизгивающих дев; она смотрела на них со своего места и, судя по веселому блеску глаз, забавлялась их восторгом.

– Ах да! Вальборг! – поспешно воскликнула кюна Аста и оглянулась по сторонам. – Бегите, скорее найдите Вальборг! Я уверена, ей понравится! Это как раз то, что ей должно понравиться!

Кюна говорила так не потому, что хорошо знала вкус своей дочери – на самом деле они редко сходились во мнениях. Но ей самой так понравились блестящие золотистые шелка, что она и вообразить не могла, что кому-то другому они могут не понравиться!

насмешливо произнесла Ингитора, и кюна Аста, не особенно вникая, возбужденно закивала:

– Да, да! Такая красота, что про это только стихи и сочинять!

Пришла Вальборг, одетая в обыкновенное темно-серое платье с красной шерстяной тесьмой. Ее пушистые волосы были перевязаны через лоб тонким ремешком, чтобы не лезли в глаза, на кончиках пальцев белела мука. Оддбранд окинул ее быстрым взглядом и опять пожалел, что дочерью конунга оказалась не Ингитора. Настоящая йомфру Вальборг оказалась очень красивой и умела себя держать, но вообразить ее рядом с Торвардом конунгом не получалось. Она ему до плеча не достанет, притом во всех отношениях.

– Что случилось, госпожа моя? – учтиво спросила она. – Зачем ты меня звала?

– Вальборг, посмотри, какая красота! – воскликнула кюна Аста, едва завидев дочь. – Это как раз то, что нужно для приданого! Ни на одной женщине я не видела таких прекрасных шелков! Все будут тобой любоваться! Даже фру Хьяльмина с Самоцветного мыса умрет от зависти, если увидит!

– Госпожа моя, разве нельзя было с этим подождать? – со скрытым недовольством произнесла Вальборг. – Ты же знаешь, пора печь хлеб! Нельзя же все бросить на одних рабынь! Они съедят половину, пока будут готовить!

– Ну, не такие уж они у нас голодные, и Рагнебьерг отлично за ними смотрит… – невнимательно отмахнулась кюна Аста. – Нет, ты только посмотри, какая красота! А я-то думала, что лучше меня никто не одевается! Умеют же где-то такое делать! Говорят, эти ткани ткут какие-то волшебные пауки, что ли? – Кюна Аста вопросительно посмотрела на Оддбранда, но он смог лишь почтительно улыбнуться и пожать плечами. Его забавляло несоответствие почти детского простодушного восторга кюны Асты и серьезного лица ее юной красавицы дочери.

Уступая уговорам матери, чтобы только скорее отделаться и снова идти на кухню, Вальборг подошла и заглянула в сундук. Брови ее медленно разгладились, лицо прояснилось. Оддбранд отметил, что первая часть ворожбы кюны Хёрдис сложилась как надо: все же и благоразумная йомфру Вальборг – такая же женщина, как все. Она красива и знает об этом; не может она остаться равнодушной к тому, что способно подчеркнуть ее красоту.

Вальборг подняла край передника и стала тщательно вытирать о него правую руку. Оддбранд поспешно поднял один из свертков, ярко-голубой, как летнее небо, угадав, какой цвет она предпочитает всем другим, и развернул его. Не поднимая глаз, Вальборг прикоснулась к мягкому шелку, погладила его, легонько помяла в пальцах.

– Ах, какой мягкий! Легче пуха! – Кюна Аста немедленно последовала ее примеру, но теперь это уже ничем не грозило.

Оддбранд опять глянул на Ингитору: не захочет ли и эта пощупать тоже? Но дева-скальд даже не смотрела туда, а слушала, что ей шепчет на ухо кудрявая уладка.

– Наверное, ты дорого запросишь за такой шелк? – спросила Вальборг, впервые подняв глаза на Оддбранда. И он, с трудом, оторвав глаза от Ингиторы, не сразу вспомнил свою цену. Все-таки жаль, что это не она!

Кюна Аста пожелала расплатиться немедленно и послала искать Гилли, хранившего ключи от конунгова серебра. Ингиторе стало скучно, и она вышла, но в гриднице столкнулась с Эгвальдом ярлом.

– Говорят, там привезли какие-то особенные ткани? – оживленно спросил он. Эгвальд ярл был любопытен почти так же, как его мать, и почти так же любил красивые новые рубахи. – Говорят, красота их достойна Альвхейма?

– Да, наверное! – несколько уныло ответила Ингитора, которой некстати вспомнилось, какие подарки привозил ей отец. Может быть, они и не были достойны Альвхейма, но доставляли ей такую радость, какой не знает благоразумная йомфру Вальборг! – Но они все, кажется, с цветочками, так что для тебя там ничего не найдется. Хотя спроси, я не очень-то смотрела!

– Нет, я знаю, почему ты не смотрела! – Эгвальд взял ее за руку и не дал уйти. – Пойдем посмотрим вместе. Если тебе что-то очень понравится, я для тебя выпрошу у матери. Нельзя же, чтобы все доставалось одной Вальборг! Она и так уже своим приданым три корабля загрузить может, а жениха все нет! Еще бы – разве ей кто-нибудь угодит! Тебе тоже не помешают красивые новые платья, и я об этом позабочусь! Пойдем!

– Да зачем? – Смеясь, Ингитора уперлась и встала в дверях. Ей не хотелось, чтобы ее равнодушие приписали скрытой зависти. – Разве у меня есть жених?

– Ну, может, и есть. – Эгвальд вдруг тоже остановился вплотную к ней, держа ее руку возле своего сердца. – У меня вот, например, есть невеста, только я не знаю, есть ли у нее жених. А если есть, то кому же позаботиться о ее свадебных дарах, как не мне? Если у моей невесты есть жених, то я перекуплю этот сундук и он весь пойдет на свадебные дары.

При этом он так смотрел на нее, что смысл речи был Ингиторе совершенно ясен. А она прикусила язык: своим невинным вопросом о женихе она вызвала то, что потихоньку приближалось к ней всю эту зиму, с самого первого дня. В общем, Эгвальд ярл ей нравился: он молод, красив, неглуп, доброжелателен, всегда умеет развлечь ее веселой и приятной беседой, не жалеет ни трудов, ни расходов, чтобы ее позабавить. И к тому же он сын конунга – это вам не Фасти хёльд из Мьельке и не Оттар, сын Скофти бонда! Высокое происхождение и уверенность во всеобщей любви овевали каким-то тонким светом его высокий белый лоб, сказывались в каждом движении, в каждом слове. Эгвальда немного избаловала обожающая мать, но быть ребенком, цепляющимся за ее подол, он не желал, хотя всегда обходился с кюной Астой как ласковый и внимательный сын. Он был немного, может быть, легкомыслен и впечатлителен, но, безусловно, отважен и мечтал походить на своего старшего сводного брата, Хельги ярла. Того самого, что убил на поединке Торбранда конунга! Хельги ярла сейчас не было в Эльвенэсе, но отсвет его подвига падал и на Эгвальда. И в последнее время Ингитора с особенным удовольствием думала о том, что младший брат при случае так же одолеет сына, как старший брат одолел отца!

– Ты понимаешь меня? – продолжал Эгвальд, который сам не знал, почему именно сейчас – на пороге девичьей, на виду у всех – его осенила долгожданная решимость. – Ты будешь моей женой? Правда, из-за Хельги мне не бывать конунгом, ну, может быть, очень нескоро… Кто знает, что может случиться? Конечно, я очень люблю и почитаю Хельги, но он такой человек… Как говорят, вечно витает в облаках. Когда его не будет дома, я буду все равно что конунг, а ты как кюна. Отец, я знаю, не будет против, он давно догадывался, и он сам мне намекал, что ты – подходящая невестка, потому что… Ну, потому что…