– Сумасшедшая, ты погибнешь! – стонала за спиной у Ингиторы Стейннрид и дергала ее за рукав, словно умоляла опомниться. – Ты понимаешь, какой выкуп он с тебя возьмет!

– Если он это задумал, то с Вальборг он возьмет то же самое, – в состоянии лихорадочной отваги отвечала Ингитора, и выиграть этот спор ей казалось не менее важно, чем саму войну с Торвардом конунгом. – А она не виновата, что Эгвальд ярл там оказался. Он пошел в тот поход ради меня. И для него он тоже был опасен.

– Но ведь Торвард конунг хочет, чтобы приехала я! – не уступала Вальборг. От спора она непривычно разгорячилась, на щеках ее появился румянец, глаза заблестели. И она, кажется, единственная не понимала, о чем тут все думают.

– Скажи-ка, Ормкель ярл, Торвард конунг примет выкуп из рук Ингиторы дочери Скельвира? – спросил Хеймир конунг.

Ормкель подумал. Ему самому нравилась мысль, что зловредная дева-скальд приедет и окажется в руках Торварда конунга, которому испортила за зиму столько крови. Правда, он хотел видеть конунгову дочь… Но что-то подсказывало ему, что конунгу будет гораздо любопытнее взглянуть на деву-скальда. Даже если забыть про ее дурацкие стихи, она собой точь-в-точь такая, какие ему нравятся, – высокая, стройная, рыжая, ноги длинные, глаза горят! Не то что эта белобрысая овечка со взглядом ястреба!

В некоторой растерянности Ормкель взглянул на Оддбранда, стоявшего за спиной Вальборг. И тот быстро опустил веки, словно сказал «да».

– Я думаю, что Торвард конунг пример выкуп из рук этой девы! – объявил Ормкель. – Но он не хочет ждать, и она должна отплыть вместе со мной, на моем корабле. Обратно она вернется на корабле Эгвальда ярла, так что своя дружина ей не понадобится.

– Ты понимаешь, конечно, что мы полагаемся на благородство Торварда конунга! – сказал ему Хеймир. – Он и так уже причинил зло этой девушке, и ее нелюбовь к нему не должна его удивлять.

– Любой может быть уверен в благородстве Торвард конунга! – с надменностью ответил Ормкель, хотя Эльвенэс был не тем местом, где в благородство Торварда особенно верили.

Вальборг снова села на свое место и отвернулась. На лице ее выступила краска досады, а в душе бушевала обида и негодование на Ингитору, отнявшую у нее законное и почетное право. Она сама не отдавала себе отчета, что движет ею – желание помочь брату или желание увидеть Торварда конунга.

Ормкель еще раз поглядел на Оддбранда: у старого дракона был умиротворенный вид. Тот знал, что йомфру Вальборг уже не нужно заманивать в Аскефьорд.

Всего через два дня Ормкель на «Бергбуре» (одолженном для этого плавания у Аринлейва сына Сельви) уже отчалил от Корабельного мыса. На нем значительно прибавилось груза: рядом с оружейным ящиком появился внушительный сундук, окованный железом, запертый не менее внушительным замком. В этом сундуке хранилось немалое богатство: более четырехсот эйриров серебром, выданных из казны Хеймира конунга на выкуп людей, три марки за ярлов и две марки золота за Эгвальда. Притом эйриров потребовалось, как потом уточнил Ормкель, четыреста двадцать два! Почти та же цифра, которую – в марках – выплачивали придайниты из города Лугоэнах! Так кстати – или некстати – в день прибытия дурных вестей рассказанный случай мигом облетел весь Эльвенэс, и слэтты чувствовали себя почти так же униженными этой цифрой, как когда-то придайниты.

На сундуке сидела Ингитора дочь Скельвира, дева-скальд из Эльвенэса, как дракон Фафнир на своем злополучном кладе. Она надела свое любимое красное платье с золотыми застежками, а на груди ее поблескивала «морская цепь»: Хеймир конунг дал ей свое сокровище на случай каких-либо осложнений. От любопытных глаз цепь была прикрыта зеленым плащом, подарком Эгвальда ярла, и спереди на нем темнело несколько мокрых пятен. Пятна остались от слез Этелахан: уладка рыдала и не могла оторваться от Ингиторы, пока фру Гуллеборг буквально не оттащила ее.

– Ты не вернешься! Не вернешься! – выкрикивала Этелахан, временами прибавляя что-то на родном языке. – Я знаю, ты не вернешься!

– Счастье и впрямь меня покинуло, если от моих стихов Эгвальд ярл потерпел поражение! – отвечала ей Ингитора. – Если это так, то мне придется от стыда превратиться в тюленя и уплыть, как твой бард по имени Толкен! Ничего! Я оставила кюне Асте все мои обручья, и ожерелья, и прочее, что мне давали. Я ей сказала, что если я не вернусь, то пусть конунг возьмет назад все это, а тебя отвезет домой.

– Я хочу поехать с тобой!

– Твои стихи не виноваты! Наверняка там не обошлось без колдовства его мамаши, кюны Хёрдис! – говорила фру Хлодвейг, и многие женщины с ней соглашались. – Не может быть, чтобы Эгвальд ярл так легко проиграл битву, что у него половина погибла, а у Торварда ни одного раненого!

Находились и другие желающие плыть с Ингиторой, в основном жены, сестры и дочери плененных ярлов. Но Ингитора решительно отказалась и не взяла с собой никого, даже служанок. Ее томили самые дурные предчувствия, и она не хотела тащить с собой в Хель невинных людей. Хватит тех, кто уже погиб ради ее мести, так и не отомстив! Она оказалась совсем одна на этом корабле среди фьяллей, но ей было так спокойнее: если ей так или иначе суждено погибнуть, то больше никто не погибнет из-за нее.

Начиналось все мирно и благополучно: Ормкель Неспящий Глаз, который с первого взгляда так не понравился Ингиторе, обращался с ней с почтительным благодушием, отчасти снисходительным оттого, что теперь она у него в руках, прочие фьялли тоже держались учтиво и досаждали ей только своими откровенно любопытными взглядами. Но особой неприязни они не выказывали, и Ингитора не тревожилась об отношениях со спутниками. Она почти ни с кем не разговаривала, а только смотрела на проплывающие мимо берега, с тоской думая, какая длинная дорога ей предстоит. Какой-то месяц назад здесь же проплывал Эгвальд и видел все то же самое, но только совсем с другими чувствами…

За первый день пути «Бергбур» дошел до Островного пролива, отделявшего земли слэттов от земель раудов, и на второй к вечеру пересек его, плывя вдоль цепочки больших и малых островов. Острова покрывала густая зелень, с кораблей легко было разглядеть и луга с темными пятнами коров и овец, и пашни, и множество рыбацких лодок возле берегов, и немало торговых Кнёрров – тут в каждой усадьбе проводился свой собственный маленький торг. В прежние времена конунги слэттов и раудов немало повоевали за право собирать подати с этих богатых островов. Теперь здесь царил мир, потому что островную цепь поделили ровно пополам.

Еще засветло «Бергбур» приблизился к усадьбе Островной Пролив, где жили конунги Рауденланда. Сейчас раудами правила кюна Ульврун, и ее люди уже ждали на причале с приглашением переночевать у нее. Такой предусмотрительности не стоило удивляться: проживая на оживленном перекрестке морских путей, кюна Ульврун была хорошо осведомлена обо всем происходящем между Слэттенландом и Фьялленландом.

Кюна Ульврун, пятидесятисемилетняя, но еще бодрая и красивая женщина, ждала Ингитору в гриднице, занимая почетное хозяйское место, а напротив нее сидела ее дочь и наследница Инга-Ульвина с двумя детьми: девочкой восьми лет и пятилетним мальчиком. Обе они ласково приветствовали Ингитору, кюна Ульврун посадила ее рядом с собой и весь вечер с ней разговаривала. Она довольно много расспрашивала, но ее любопытство вовсе не казалось назойливым, и Ингитора, не слишком расположенная доверять кому попало, чувствовала доверие к этой умной, опытной и доброжелательной женщине.

– Ты знаешь, ведь все они мне не чужие! – говорила ей кюна, оправдывая свое любопытство. – Торвард конунг – мой племянник, его отец Торбранд конунг приходился мне двоюродным братом, потому что его мать кюна Мальвейг была родной сестрой моего отца, Бьяртмара конунга. С Хеймиром конунгом мы сейчас не в родстве – я говорю, сейчас, потому что в прошлом наши два рода, конечно, брали невест друг у друга, но с тех пор уже миновало семь поколений. Если бы у меня была вторая дочь, я сосватала бы ее за Хельги ярла или Эгвальда ярла. Ну, Хельги ярл без меня обошелся. Нашел себе валькирию! – Кюна Ульврун усмехнулась этому странному браку, которой пять лет спустя все еще вызывал у нее недоумение. – Да, представь себе, йомфру, пять лет назад они оба сидели у меня здесь – и Торвард ярл, и Хельги ярл, оба такие молодые, красивые, веселые… То есть веселым по-настоящему из них был только Торвард ярл. Вот уж я не ожидала, что сын моего невозмутимого и хладнокровного брата Торбранда уродится таким! Все мои служанки от него без ума, и каждый раз после того, как он побывает у меня в гостях, в девичьей прибавляется младенцев. Но я ничего не могу с этим поделать – перед Торвардом я бессильна, как мать перед сыном! – Кюна улыбнулась, немного насмешливо, немного ласково. – Я люблю его, как сына. Ты знаешь, у меня никогда не было сыновей, но каждая мать была бы рада такому сыну, как Торвард.