Дядя думал минуту или две. Наверняка он имел готовый ответ, он ведь уже отвечал на вопрос, пусть в собственных мыслях, оправдываясь или отрицая, доказывая, что имел право поступать так, как считал нужным, что не желал зла и…

— Они предложили ее вернуть. Посредник вышел на меня еще в городе…

Магнус закашлялся. Ему тяжело сидеть: раны не настолько затянулись, чтобы не причинять боли, но ведь не ляжет. Гордость и глупость — почти синонимы.

— Он показал мне запись… сказал, что Хаот усовершенствовал технологию. Полная реконструкция. Полное соответствие. Я не знаю, где они взяли образец, но… это была она. Ты вряд ли ее помнишь, хотя… Изольда на нее похожа. И Аннет. Не замечал?

— Нет.

Руки Магнуса покрыты шрамами, свежими, розовыми, чем-то напоминающими жирных червей, что присосались к коже, и старыми.

— Похожа… у нашей линии устойчивые предпочтения. И тем больнее видеть. Со временем легче не становится. Каждый день как проклятие… когда спишь, еще ничего. А проснулся и сразу понимаешь, что ее нет. Навсегда нет. Безвозвратно.

Пожалуй, Кайя понимал его. Почти. У него оставалась надежда, тонкая, с волос, но все же. А вот чтобы безвозвратно… темнота слишком близко, чтобы о таком думать.

— И как ни странно, но спасение одно — сойти с ума. Я убивал и был почти счастлив. Чем больше крови, тем… легче. А ты позвал меня. Сказал, что я нужен. Нужен! Тебе следовало посадить меня на цепь. И запереть в том подвале. Я все ждал, когда же ты сообразишь, а ты… ты верил мне. В итоге вот что получилось.

— Чего от тебя хотели?

— Чтобы я уехал из города. Ненадолго. Всего пара недель… благо, предлог подходящий. Пушки, заговор мастеров, призрачная надежда поймать Кормака… а там и задержаться можно. У меня ведь случались срывы. И случай самый тот. Дознание. Нервы. Кровь… на мраморе кровь. Белый пол и лужа, которая начала подсыхать. Сверху пленочка, плотная такая, достаточно плотная, чтобы муху выдержать. Их много быть должно было, но ползла только одна. Я ее вижу каждую ночь. Эту лужу и эту муху. Я знаю, что мне надо смотреть дальше, но не могу.

Возможно, темнота — не самый худший из кошмаров. Самому умирать легче.

— Лужа расползается, сначала медленно, но чем больше она, тем быстрее движется. И в конце концов весь мир тонет в крови.

— Ты мог рассказать.

А Кайя мог спросить. Но о некоторых вещах спрашивать не принято.

— Наверное, следовало. Но мне казалось, что я сильнее. Я справляюсь. Я почти нормален. Все сумасшедшие так говорят.

Но однажды появился кто-то, кто предложил все починить, не прошлое, но настоящее.

Шанс.

— Не будь олухом, — жестко сказал Магнус. — Не ищи мне оправданий. Я пошел на сделку с Хаотом. Я не знал, что именно они готовят, но подозревал, что вы не справитесь. Не вашего уровня противник. И все равно согласился. Я уехал. Я скрыл информацию, которая все меняла и давала вам хоть какой-то шанс. Я разрушил твою семью.

Да. Наверное.

Но и награду не получил, иначе не лежал бы здесь.

— Они тебя обманули?

— Нет. Не они. Я сам себя обманул. Она и вправду была… почти такой же. Внешность. Голос. Запах. Вот только… подделка. Посредник пытался выяснить, что не так. Он гарантировал полное сходство. А я не мог объяснить. Просто знал — подделка. Ложь. Издевка и…

— Ты ее убил?

— Да.

Но исправлять что-либо было поздно. И выдуманный срыв стал реальным. Рассчитывал Хаот на это? Вряд ли, они и вправду пытались зацепить дядю, очередной эксперимент. И если бы он получился, то… несколько несчастных случаев. Несколько сделок.

И мир, который меняется исподволь.

Вряд ли нашелся бы кто-то, кто отказался от подобного предложения. Что ж, оставалось радоваться, что эксперимент не удался.

Кайя открыл окно и, опершись на широкий подоконник, втянул воздух. Ему нравилось, что он вновь способен различать запахи и цвета, чувствовать кожей ветер, тепло и шершавую занозистую поверхность оконной рамы. Неровности стекла.

Все и сразу.

— Если в тебе осталась хоть капля мозгов, ты воспользуешься случаем. — Голос Магнуса мешал сосредоточиться. Там, снаружи, доносились голоса. И звонкие удары молота по наковальне. Меч? Плуг? Подкова? Дым кузниц пахнет иначе, чем тот, что идет от пекарни.

Разве не чудесно, что Кайя дано различать их?

— Меня покромсало так, что никто не удивится…

— Если я захочу тебя убить, я не буду прятаться за обстоятельствами. — Кайя потрогал жесткий лист плюща. Зеленые плети обвивали башню, устремляясь к самой крыше.

— Болван.

— Какой есть.

Он ведь желает смерти. Из-за совести. Из-за сна, который возвращается раз за разом. И потому, что просто устал жить. Магнус воспримет приговор с облегчением.

Милосердие?

Кому оно нужно.

— Это был и мой просчет. — На раскрытую ладонь села птица, серая невзрачная камышовка, она вертела головой, царапала пальцы острыми коготками, трясла крыльями, но не смела улетать. Кайя позвал ее и держит. С птицей просто. Люди — дело другое. — Мне нравилось думать, что с тобой все в порядке настолько, насколько это возможно. Ты был мне нужен. Я тебя использовал, не особо представляя, чего тебе это стоит. Ты же слишком меня оберегал и молчал.

А что было бы, если бы Магнус отказался?

Сумел бы он переиграть Кормака? Вытащить Тиссу? Поймать Тень, пока охота за ней имела смысл? Предотвратить самоубийство Макферсона? Сохранить равновесие в Совете?

Остановить снайпера.

И не позволить Хаоту войти в Башню?

Пожалуй, даже система не дала бы однозначного прогноза.

Но шансы бы имелись, и весьма неплохие.

— Не так давно посредник пытался связаться со мной снова. — Магнус болезненно скривился. — Я не стал с ним разговаривать.

Поэтому они вышли на Урфина.

Жаль, что письмо запоздало. Знай Кайя то, что знает сейчас, Урфин не ходил бы под меткой, а у дяди появился шанс разобраться со своей совестью.

— Ты останешься здесь. — Кайя неприятно говорить то, что сказать придется. — О твоей… ошибке знаю я. Урфин.

— Изольда?

Скрыть не получится. Кайя хотел бы, не ради Магнуса, но… дядя понял верно и ответил:

— Ясно.

— Для всех остальных — ты сильно пострадал при взрыве. Настолько сильно, что я опасаюсь за твой разум. Ты не покинешь пределов этой комнаты до тех пор, пока я не позволю. А когда позволю, отправишься туда, куда будет сказано. Твои приказы не будут исполняться. И… дядя, я надеюсь, что ты не попытаешься сбежать.

Развел руками. Это согласие?

— Если что-то будет нужно, проси. Гайяр исполнит любую просьбу.

— Ненавидишь меня?

— Хотел бы. — Кайя может позволить себе честность, это просто, как отпустить несчастную птаху. — Было бы проще. Я… помню ее. И тебя тоже. Как ты нас из лесу забрал. Приехал и забрал, несмотря на то что отец не терпел вмешательства. Ты единственный мог ему перечить. Или как с лодкой управляться учил. Нырять. И чтобы на глубину. Как Урфину сопли кровавые вытирал после наших с ним занятий… и как со мной нянчился. Разве я могу тебя ненавидеть?

— Ты неисправим.

— Наверное. Лучше… — Кайя почти позволил себе отступить. К чему продолжать разговор, который, скорее всего, не имеет смысла. Прошлое мертво во всех его проявлениях, а через пару дней решится, выживет ли будущее. — Лучше расскажи мне, почему мой отец был… таким, как был. Он меня ненавидел, и в то же время у него получилось не убить.

— Нет, — скрюченные пальцы Магнуса коснулись щеки, на которой проступала рыжая щетина, — в нем никогда не было ненависти к тебе. Во всяком случае, когда Арвин еще отдавал отчет в том, что происходит. Он пытался научить тебя защищаться. Кайя, ты… ты был…

— Не таким.

— Таким. Но мягким, понимаешь? Ты всегда и во всем искал компромисс. Уступал, где только можно было уступить. И где нельзя, тоже, пытаясь найти какое-то равновесие в обстоятельствах. Тем, кого ты любишь, ты готов простить и спустить все.

В этом мире не так много людей, которых Кайя любит.