— И сколько мне там сидеть?
— Столько, сколько понадобится.
Возможно, ничего страшного не произойдет, но лучше подготовиться к худшему. В старых легендах темнота рождает чудовищ.
— Долэг, пожалуйста, не спорь со мной. Только не сегодня! Я умоляю.
Потому что у Тиссы почти не осталось сил, а сделать надо многое.
— Пожалуйста, хоть раз сделай так, как я прошу.
— Иначе что?
— Иначе мне придется посадить тебя под замок.
Почему-то вспомнилась та холодная комната в замке, книга, слова которой казались несправедливыми, обидными, замерзшие пальцы и перо, из них выскальзывающее.
Нельзя так поступать с Долэг…
Но если ее не остановить, она навредит себе же. Сделает что-то, о чем будет жалеть, потом, позже, когда убедится, что вовсе не так взросла, как сама себе думает.
— Ты совсем сбрендила. — Долэг смотрела с какой-то жалостью, от которой в горле появился ком. — Правильно Шарлотта говорит, что ты в клушу превратилась.
— В кого?
— В клушу. Только и делаешь, что мечешься, квохчешь… вот Урфин от тебя и сбежал.
Он не сбежал. Ушел. И не по собственному желанию, а потому что должен был.
— А если еще не совсем сбежал, то скоро.
— Ты слишком много общаешься с Шарлоттой.
А Шарлотта слишком много говорит. И раньше болтовня ее казалась Тиссе милой, легкой, а внимание к Долэг — дружеской услугой, потому что у самой Тиссы совершенно не оставалось времени.
Конечно, Долэг не со зла…
— Ну не с тобой же. — Долэг скорчила рожицу. — Тебе же вечно некогда…
Она просто не понимает, что у Тиссы бездна дел. Есть Ласточкино гнездо и люди, в нем обитающие, есть тысяча мелких проблем, которые возникают ежедневно и ежечасно. Есть Шанталь, и ее не оставишь надолго…
…и Урфин вот ушел.
— Это не только Шарлотта. Все так думают.
— Хорошо. — Тисса заставила себя улыбнуться. — Все могут думать, что им заблагорассудится. Лучше, если в большом зале. Передай, что у них есть полчаса.
Долэг выбежала, громко хлопнув дверью.
— Она просто злится, потому что раньше я принадлежала только ей. — Тисса поцеловала дочку в лоб: жара нет. — Твой папа думает иначе. Он сам сказал.
И не только словами.
Слова способны лгать, но разве подделаешь нежность?
Седрика она обнаружила на стене. К слову, небо было ясным, чистым, но… не таким, каким должно было бы. Причем Тисса не могла бы со всей определенностью объяснить, в чем именно заключалось отличие, просто вот не таким, и все тут.
Появлению Тиссы Седрик не слишком обрадовался.
— Вам лучше вернуться в замок. — Он смотрел на море, которое, пусть и по безветренной погоде, но явно собиралось штормить. Потемнело, складками пошло. И пена на камнях не тает… — Полагаю, моя жена опять на меня жаловалась?
Раньше. До той неприятной истории с ее братом… Шарлотта пыталась заступиться за него, просила разрешения вернуться, но Тисса отказала. Может быть, в этом дело?
— Нет. Я просто хотела убедиться, что вы готовы.
Холодно. Ветра нет, но все равно холод жуткий, словно на улице не лето — осень.
Что же такого сотворил ее беспокойный муж? И почему он до сих пор не появился. Двенадцать часов? Да за это время Тисса действительно с ума сойдет.
— Готовы. Смотрите. — Седрик указал на стену.
Факелы! Как только Тисса внимания не обратила, наверное, потому что день и огонь не виден. Но это — хорошая мысль. Надо приказать, чтобы в Ласточкином гнезде зажгли свечи.
И попросить замок закрыть окна ставнями.
На всякий случай.
— На стене есть запасы. И костры готовы вспыхнуть, как только… — Седрик поежился, ему тоже было неуютно. — Наступит ночь. Возвращайтесь, леди.
— Я думаю, что женщин и детей имеет смысл собрать в парадном зале. Просто на всякий случай…
Седрик всегда внимательно относился к ее пожеланиям. И сейчас кивнул, что придало Тиссе смелости.
— И если вдруг кому-то понадобится отлучиться, то лучше, если его… ее будут сопровождать. И сам вид людей с оружием подействует успокаивающе.
— Конечно. Буду рад помочь вам. — Седрик взял факел. — Идемте, леди.
— Но мне еще надо проверить…
— Вам надо в ближайшее время оказаться в безопасном месте. И полагаю, что ваш вид подействует на дам куда более успокаивающе, нежели вся охрана вместе взятая.
Но есть ведь конюшни, и амбары, и кузницы… кухня… нижние помещения, где тоже работают люди, которые совсем не готовы к наступлению ночи посреди дня.
— Поверьте, я прослежу за порядком.
Поверила. А Ласточкино гнездо, не дожидаясь просьбы, закрывало окна тяжелыми ставнями. И Шанталь опять раскричалась.
— Скоро все закончится. — Тисса старалась говорить ровно, но голос дрожал. — Уже совсем скоро…
Часов десять. Это ведь немного, особенно, если занять себя делом. Не так-то просто уговорить две дюжины леди собраться вместе, причем с камеристками, горничными, детьми, нянями и гувернантками.
Еще сложнее объяснить, почему двери Ласточкина гнезда вдруг оказались заперты, как и окна. Зачем устраивать ночь, когда на улице день? И что за радость сидеть при свечах…
Но неужели никто не слышит? Там, снаружи, происходит что-то неладное.
Или все-таки… смех смолкает. И разговоры тоже. Дети плачут. Или прячутся за широкие юбки гувернанток, а те вдруг начинают озираться. И тени в углах зала оживают. Нет сквозняка, но штандарты шевелятся. И холодно. Как же холодно!
— Ваша светлость, — леди Нэндэг пугает Тиссу своей неуловимой схожестью с леди Льял, — могу я узнать, что происходит?
Она единственная решилась подойти: прочие дамы держатся в стороне от Тиссы, будто она заразная. А раньше, напротив, искали ее общества, но Тиссе было не до них.
На леди Нэндэг серое платье, которое скорее подобает гувернантке, вот только манжеты и воротник сделаны из дорогого кружева и пуговицы агатовые, такие пристало носить вдове, но леди не выходила замуж.
— Затмение, — спокойно ответила Тисса. — Снаружи некоторое время будет очень темно, и… мне бы не хотелось, чтобы кто-то потерялся.
— И как долго продлится это… затмение?
— Возможно, несколько дней.
Или гораздо дольше.
Леди Нэндэг кивает и протягивает руки к Шанталь.
— Вы позволите? Мне кажется, вы несколько устали держать ее… а затмения, сколь знаю, не представляют угрозы. Верно? — Леди Нэндэг говорила много громче, чем это требовала необходимость и дозволяли приличия.
— Совершенно с вами согласна.
Как ни странно, но Шанталь приняла эту женщину. А она ведь так не любила нянек…
— Скоро подадут обед. — Тисса расправила юбки, понимая, что выглядит она совсем не так, как должна бы по статусу. И блузка вновь промокла, хоть под шалью и не заметно. — Кроме того, раз уж дамы были столь любезны откликнуться на мое приглашение…
…о котором будут сплетничать еще долго.
— …то я думаю, что это удобный случай обсудить некоторые… новости.
Ее голосу не хватает уверенности, потому что Тисса не знает, какие именно новости отвлекут этих женщин от происходящего вовне. Но нельзя допустить слез.
Или паники.
Долг Тиссы — собственным примером показать, что опасности нет.
— Лорд-протектор объявил, что в первый день осени начнет войну…
Тисса не умеет говорить красиво, но молчать нельзя. И пусть дамы думают о войне, о той, которая начнется в первый день осени, нежели гадают, чем вызвано странное затмение.
— …мне кажется, что на юг, за вал, отправятся многие из ваших мужей… братьев…
Леди Нэндэг присела рядом на свободное кресло, и Тисса была благодарна ей за такую поддержку.
— …это будет вынужденное расставание. Но в наших силах сделать его таким, чтобы они помнили о вас и о доме…
И о том, что время все-таки идет…
Осталось девять часов и даже меньше…
— Бал? — предложила Шарлотта, раскладывая на коленях рубашку. Она третий месяц расшивала ворот бисером и все время волновалась, что Седрик неудержимо толстеет. Нет, она ничего не имеет против, ему пора набраться солидности, но ведь рубашку приходится перешивать!
