Кайя позволяет услышать эхо этого зова, обволакивающего, дурманящего.

в Дорнохе я полностью отдавал себе отчет в своих поступках. Здесь… не уверен.

я помогу?

уже. Когда я слышу тебя, я не слышу это.

Еще одна бессонная ночь в копилку, и меховой кокон для двоих. Длинный ворс ласкает кожу, и Кайя задумчиво водит пальцами по позвоночнику. Вверх и вниз… вниз и вверх.

А я стираю грязь, которая на него налипла.

Город ждет.

И на рассвете сам к нам выходит.

Босые люди в серых хламидах торжественно ступали по первому снегу, распевая тягучую песню, слов которой я не могла разобрать. В руках люди несли ветви с привязанными на них тряпками, белыми и красными.

— Что это? — Деграс положил руку на меч.

При людях не было оружия, но странным образом сам вид их, смиренных, покорных, вызывал ужас.

Колонна разомкнулась, пропуская массивного жеребца, выкрашенного в бурый. И упряжь странная… особенно попона. Всадник — старик с белой бородой, в алом одеянии. Руки его от запястий до локтей унизаны золотыми браслетами, а на голове лежит корона, кажется, мормэрская. Герба, правда, не разглядеть. В левой руке старик держит посох. В правой — чашу. Жеребца ведут под уздцы, и мне видно, что конь вздрагивает при каждом шаге, косится на всадника.

Иза, держись за мной. И держи меня.

Он уже понял, что происходит. А я еще рассматривала тех, кто по взмаху старика остановился. Упали на колени мужчины, распростерлись ниц, растапливая теплом собственных тел снег, женщины. И дети глядели на Кайя с ужасом.

— Приветствую тебя, великий Бог! — Голос у старика оказался зычным.

Иза, говори со мной.

говорю. Ты же будешь меня слушать? Только меня, а не этого ненормального. Он сошел с ума, это бывает с людьми… он смешон. Нелеп. Он решил, что ты бог…

Не только он, но и все, кто вышел из города. Сколько их здесь? Сотня? Две? Не больше трех… не так и много в общих-то масштабах.

это из-за темноты. Люди всегда темноты боялись. Помнишь, я тоже? Ты нашел меня, а если бы не нашел, я бы тоже решила, что происходит что-то ужасное, что мир умирает…

— Прими же в дар этих людей, которые желают искупить свою вину…

И я вижу, что коня облили кровью. А попона сделана из кожи… я не хочу думать, с кого ее сняли. Кайя думает. И цепенеет.

— Вкуси же…

Старик, осмелев, протягивает чашу. И я уже догадываюсь, что в ней.

стой!

Ноздри Кайя раздуваются. Он на грани. За гранью почти. Из глаз старика на Кайя глядит безумие, которое заразно.

Кайя, слушай меня. Пожалуйста, слушай меня и только меня. Если ты убьешь его сейчас, просто убьешь…

он заслужил.

и он, и те, кто ему помогали. Заслужили. Согласна. Но их сочтут святыми. А этих…

Он готов уничтожить всех, кто покорно ждет смерти. Они ведь сами пришли, чтобы лечь под копыта его коня. Подарить себя Войне.

этих запишут в великомученики. И найдется кто-то, кто поверит, что все правильно и надо именно так. Захочет повторить…

Кайя отпускает.

Он в ярости, но уже в той, которая только человеческая, подконтрольная.

он убийца. И поступи с ним именно так, как поступают с убийцами. Пусть будет суд, такой, чтобы всем стало ясно, он — не пророк. Безумец. Извращенец вроде Мюрича, но не пророк.

Короткий выдох и команда:

— Взять.

Ее исполняют с радостью и явным облегчением. Неужели они, вот эти люди, которые ждали Кайя, клялись ему в верности, шли за ним, верят, что он попробует на вкус человеческую кровь?

— Деграс, — взгляд Кайя устремлен на раскрытые ворота, — этот человек должен предстать перед судом живым и по возможности целым. Отвечаете головой. Остальных — охранять. Пока.

пусть свяжут всех. И детей держат отдельно.

В глазах взрослых — пустота и вера. Они готовы исполнить волю своего бога. Не сопротивляются. Ждут смерти, пусть бы и не той, которую обещал белогривый жрец, но всяко ужасной.

И я не хочу, чтобы эти люди причинили себе вред во имя Кайя.

Он кивает и отдает распоряжения. Сухо. Кратко.

Иза, твой человек еще в городе?

думаю, да.

мне необходимо будет с ним поговорить.

я обещала ему защиту.

А он стрелял в Кайя.

ты сдержишь слово. Я не собираюсь сводить счеты. Магнус… называл его талантливым. Пусть проведет следствие по этому делу. Мне нужны будут списки тех, кто был убит. И тех, кто убивал либо помогал совершить убийство. Я хочу понять, как они превратились в… это.

Женщин поднимали с земли, сгоняли в кучу. Мужчин связывали.

думаю, здесь только малая часть. Город звучит очень громко.

И я не имела, что ему возразить.

спасибо, что не позволила мне сорваться.

Дотянувшись до его руки, я провела по белым, сведенным судорогой пальцам.

Город покорен.

Он напился крови допьяна и очистился огнем, но этого показалось мало. И город спешил посеять новое — веру. Мне не хочется думать о том, какой урожай здесь будут снимать…

к вечеру мы будем контролировать большую его часть.

Кайя почти спокоен.

храм расчистят.

а замок?

Мост завален. И снова стены. Пушки.

Алые флаги над воротами. Последний оплот Республики не собирается сдаваться без боя. Кайя пожимает плечами и меняет тему.

давай посмотрим, где тебе можно будет остановиться на пару дней.

В каменном доме, на окнах которого прочные решетки. И крыша уцелела от пожара. Еще обои с цветочным орнаментом, стол и пустая клетка на столе.

В доме убирают. Пытаются разжечь огонь в очагах, но комнаты наполняются удушающим дымом: трубы необходимо чистить. Воды тоже нет, и мечта о ванной остается мечтой. Но мне грешно жаловаться: вздувшийся паркет прячут за мехами. На тяжелых бронзовых подносах устанавливают жаровни. И треснувшее окно укрывают гобеленами.

Гавин приносит ужин и остается со мной. Он бледен и нервозен. Он был на площади и еще в храме, который расчищают.

— Что там?

Гавин вскидывает взгляд, не зная, имеет ли право говорить мне.

— Они многих убили, верно?

Кивает.

— Их казнят. Всех, кто причастен.

Сквозь толщу стен я слышу рокот пушек. Спокойно. Кайя они не повредят. Это просто ответ на его предложение, и я знаю, что будет дальше: еще до вечера над замком распустится алый цветок.

— Папа сказал, что виноват тот старик. — Гавин все-таки присаживается.

Стульев не нашлось, зато принесли сундуки с покатыми крышками. Ну да, вдруг нашей светлости захочется сменить наряд.

— Он один, а их много… почему они его слушали?

Я не знаю точного ответа, могу лишь предположить:

— Они испугались. И растерялись. Им проще было сделать то, что скажут, чем решать самим.

Кайя появится спустя несколько часов. Он отпустит Гавина и откажется от еды, сядет на пол, стянет сапоги. Я стряхну снег, налипший на его камзол, и от камзола помогу избавиться. От одежды пахнет порохом, пылью и падалью, последний аромат сладковатый и омерзительный.

мне надо было подумать и переодеться.

вот сейчас и переоденешься. Заодно умоешься.

Таз, кувшин и воспоминанием о Ласточкином гнезде — мыло с розовыми лепестками. Я передаю одежду охране. Сейчас остались лишь двое, но это потому, что Кайя вернулся. Впрочем, я уже как-то привыкла, что меня повсюду сопровождают люди с оружием.

Кайя, лезь под одеяло. Мне на тебя смотреть холодно.

сто тридцать семь человек. Он оставлял в храме головы. Складывал перед той картиной.

Помню ее. Огненный рыцарь на рыжем коне. И город под его копытами.

у него есть ученики. И последователи. Его даже допрашивать не надо, он сам готов рассказывать. Если бы ты видела, какое в нем безумие. Хотя нет, не надо, чтобы ты такое видело. Он действительно верит в то, что мне нравится убивать.