У Видбьёрна даже волосы зашевелились при этой мысли, и он таки осилил работу. После нескольких месяцев упорного труда и бесконечной рубки каменным топором, он стал наконец обладателем первой телеги.

Теперь осталось только запрячь лошадей! Видбьёрн привел пару коней, и они выкатили белки на это деревянное сооружение о двух, может статься, роковых колесах. Кони похрапывали и слегка дрожали, готовясь к галопу – хотя бы на край света в погоне за свободой!

Прекрасно! Видбьёрн ничего не имел против галопа; пусть только лошадки дадут сначала надеть на себя ременные постромки. Два-три удара этими ремнями по бокам коней сразу заставили их влезть в постромки и усилили в животных жажду свободы, а Видбьёрну только того и надо было. Еще по уздечке из оленьего рога в рот коням, чтобы им было на что выпускать пену, и – прочь с дороги, ребята!

Видбьёрн весело покатил, но не прошло и двух минут, как телега загорелась!

Да, истинная правда – как то, что солнце кружится по небу. Видбьёрн понесся вихрем, деревянные колеса стали бешено тереться о деревянную ось и задымились почти в тот же миг, как телега тронулась. Лошадям почудилась гарь степного пожара, и они пустились во весь опор. Дым повалил от обеих ступиц, потом посыпались искры, и вдруг пламя охватило оба колеса, телега стала погребальным костром для сидевшего на ней Видбьёрна. Тут все Гревлинги, которые исподтишка подглядывали за ним, уткнулись носом в землю и, подняв руки над головами, униженно залепетали мольбы Всемогущему – не губить их!

Но скоро они опомнились и едва не отшибли себе ляжки, хлопая по ним в припадке неистового хохота над финалом поездки. Видбьёрн свалился, лошади взбесились, порвали постромки и унеслись в степь, а Видбьёрн остался бороться с огнем на обломках своей сломанной телеги. Ему опалило волосы и бороду, и он получил изрядные ожоги всего тела, но ни на что не обращал внимания, даже на Гревлингов, которые подбежали и хохотали ему прямо в лицо. Он сам хохотал во все горло, выпучив глаза от испуга и восторга, махал над головой горящим обломком телеги и испускал безумно радостные вопли: Огонь!

Скорее домой, в свою мастерскую, чтобы проделать все заново! Но пока он бежал, он вдруг замолк – голова его опять заработала.

За ним грохотал дикий смех заплесневевших двуногих, которые ничего не подозревали, ничего не поняли, кроме того, что человек свалился и обжегся.

И с этих пор они все более и более открыто потешались над Видбьёрном, когда он, как шальной, носился в своей телеге. Они выстраивались перед ним и притворялись верующими, благоговейно затаив дыхание, а затем сразу же расступались, как расшалившиеся свиньи, будто бы от восторга перед выдумкой Громовержца. При быстрой езде телега Видбьёрна основательно громыхала, главным образом оттого, что колеса были не совсем круглыми. Когда при первой попытке вспыхнул огонь, Гревлинги было и впрямь поверили, что перед ними сам Громовержец, оттого и пали ниц. Вот за этот-то свой промах им и хотелось отплатить Видбьёрну. В их смехе сквозило злорадство, ненависть, на какую способно лишь воровское сердце.

Ну и расквитаются же они!

Но Видбьёрн не замечал, что затевалось против него. Он был весь поглощен своей телегой. Конечно, он немедля соорудил себе новую и, чтобы не давать колесам загореться, придумал поливать их водой; один из сыновей садился с ним в телегу с горшком воды и все время смачивал концы оси. Так Видбьёрн управлялся, пока не додумался смазывать ось и ступицы жиром и салом. Сами колеса он тоже улучшил: круглые поперечные обрубки оказались непрочными да и отрубать их от толстых древесных стволов было нечеловечески трудно; вот он взял да и положил крест-накрест два обрубка потоньше и просверлил посередине дыру для ступицы, а на концы креста натянул обод из крепкой осиновой ветки толщиной в руку и обмотал обод ремнем из свиной кожи. Поверх этой кожи он натянул второй осиновый обод, чтобы предохранить от трения первый, и вот – трудно было придумать колесо лучше этого. А чтобы оно не шаталось, он удлинил ступицу. Усовершенствовал и саму телегу, приделав к ней дышло для запряжки лошадей и вагу для прикрепления постромок.

Теперь Видбьёрн знал, что стоит ему только поехать на несмазанной телеге, как появится огонь. Таким образом, Видбьёрну, как и его праотцу Дренгу, огонь удалось добыть во время работы.

Позже Видбьёрн научился добывать себе огонь по-своему: устроил особое колесо с осью и вертел ось, колесо же оставалось неподвижным. Опыт научил также, что ось лучше делать из осины, а ступицу из вяза. Вот и в его распоряжении оказалось своего рода огниво, которое давало ему огонь, когда только требовалось.

Так как это колесо не предназначалось для езды, то Видбьёрн не стал приделывать к нему обод, а так и оставил торчать сложенные накрест спицы с загнутыми концами. И это орудие сделалось со временем таинственным знаком для всех потомков Дренга, рассеявшихся по земле; этому кругу с лучами приписывались всякие непостижимые значения; в действительности же единственным тайным смыслом этого знака было: неутомимость и огонь, а прежде и после всего – труд.

Наконец Видбьёрн начал собираться в путь. Корабль был почти готов, он вышел довольно вместительным. На него надо ведь было погрузить и телегу, и несколько пар лошадей; еще бы! И за морем придется кататься.

Оставалось только запастись зерном на несколько недель – до далекой земли путь неблизкий. И Видбьёрн не замедлил помочь Воор разжиться зерном. Он видел, как она ходила и ковыряла землю суком, чтобы вскопать ямки для зерен, и разом повернул дело по-новому: придал суку удобную изогнутую форму и впряг в него быка: Воор незачем было тратить свои силы. Теперь еще одна богатая жатва – и они могут сняться с места!

Наступила весна великого путешествия; корабль стоял вполне готовый к отплытию, жадно разинув на море свою драконью пасть.

Видбьёрн развел в этом году свой обычный костер с радостной надеждой запалить следующий в своих новых владениях. Зато Воор на этот раз скрепя сердце сеяла в землю зерно; она знала, что ей не придется жать его. Но она все-таки сеяла, потому что зерно дала земля и в землю оно должно было возвратиться.

Вместе с перелетными птицами вернулись бродячие Гревлинги, и их щедро угостили жертвенным конским мясом. Видбьёрн по случаю предстоящего плавания принес жертву солнцу, луне, морю, земле и всем силам природы. Жертвоприношение сопровождалось обильными пирами, на которых Гревлинги угощали хозяев берущей за сердце музыкой. Арфа неистово гудела, словно ветры всего света, барабан стучал, словно переполненное горем солнце, а костяная дудка жалобно хныкала; потерянная земля была близка! Между номерами музыкальной программы Гревлинги, зимовавшие на месте, делились новостями с родичами, вернувшимися с юга; они усердно шушукались между собой, но Видбьёрн, увлеченный музыкой, ничего не видел.

Все же он заметил, что его гости в несколько подавленном состоянии духа, и устроил катание на своей новой чудесной телеге – авось они повеселеют, когда увидят, как он правит конями и громыхает по степи. Сверкающие глаза Видбьёрна, обыкновенно столь зоркие, не заметили, что Гревлинги стояли, втянув шеи в плечи и давясь от бешенства; не слыхал он и того, как они скрежетали зубами, сжав губы и онемев при виде его быстрой езды.

И новые свидетели этой шальной скачки были оскорблены до глубины души. Недолго было умереть со страху, глядя на колеса, вертевшиеся с такой бешеной скоростью, что почти нельзя было различить спиц. А как они громыхали! Словно издевались над самим Громовержцем и теми, кто стоял тут и слушал. Да разве мало собственных ног, чтобы ходить?

И что же будет дальше? Что воображает о себе этот чужак, у которого в голове вспыхнуло безумие и который так дерзко и упрямо пытается ослепить всех и каждого своими нелепыми выдумками? Мало ему было существующих обычаев и обрядов? Или он хочет во что бы то ни стало не быть похожим на других? Ведь он не выше всех прочих людей – это он сам доказал, обращаясь с ними, как с равными. А они все-таки дали себя поистязать! Ведь сколько меди пошло на его корабль да на колеса проклятой его громыхалки, той самой меди, что прежде украшала шеи и носы Гревлингов; она позеленела от их пота и, в сущности, была их собственностью! Да что он еще сказал?..