Николь лежала в маленькой комнатке, расположенной над пристроенным к дому хозяев гаражом.

Она ворочалась в постели и не могла уснуть. В комнате было холодно. Николь вглядывалась в темноту, а мысли безудержно относили ее к тому времени, когда она, тогда тринадцатилетняя девочка, впервые увидела Пола.

На рождественские и летние каникулы он всегда приезжал к деду. Хотя его английский был безупречен, он очень походил на своего итальянца-отца. Высокий, удивительно красивый, он привлек внимание Николь с первого взгляда. Конечно, будучи старше ее на восемь лет, он вряд ли замечал тогда, существует ли она вообще на белом свете.

Летом, когда ей исполнилось четырнадцать, Пол привез с собой подружку. Она так глупо хихикала! С ревнивым удовольствием Николь наблюдала, как Пол вздрагивает от этого подхихикивания. Но на следующий год смеха уже не было. Приехала Сильвия Бозе, изящная как фарфоровая статуэтка, маленькая итальянская аристократка в облаке шелковистых черных волос, и с нею девушка постарше — родственница, опекающая ее как дуэнья. Николь стиснула зубы, не веря своим глазам, когда поняла, что Пол воспылал любовью. Неужели он не видит, что эта Сильвия слишком избалована и чванлива, чтобы составить достойную пару умному красивому человеку? Нет, Пол, казалось, ослеп.

Следующим летом у Сильвии появилось еще больше причин для самодовольства и уверенности. Она носила обручальное кольцо Пола. Николь была в ужасе, но даже тогда не оставляла надежды. В конце концов, мало ли помолвок распадается до алтаря, рассуждала она, хватаясь за эту мысль как утопающий за соломинку.

Когда дед Пола Уэббер все же улетел на свадьбу и никакое чудо в последнюю минуту не помешало этому ужасному действу свершиться, Николь была безутешна. Но, когда ей стукнуло семнадцать, воспоминания о том, как она чахла по недостижимому мужчине, который теперь являлся мужем другой женщины, померкли. Николь начала обращать внимание на себя. И, Бог мой, какой же она стала красавицей! Гибкое, изящное, как у манекенщицы, тело, симметричные черты лица и длинные, до пояса белокурые волосы убеждали ее, Что она никогда не будет обделена вниманием поклонников.

В то Рождество Сильвия ждала ребенка и через несколько месяцев стала матерью очаровательной девочки. Пол обожал дочь. У Николь щемило сердце, когда она видела, как он щедро дарит любовь и тепло малышке, которую назвали в память его покойной матери.

Сильвия была безразличной матерью, пытаясь поскорее сплавить ребенка няньке, как только для этого появлялась хоть какая-то возможность, и явно негодовала, потому что теперь не она, а дочь находилась в центре внимания мужа.

Ах, Пол, Пол… Что же ты не дождался, пока я вырасту?! — с горечью думала Николь. Но в тот же год трагедия разрушила семью Пола. Его жена и дочь погибли в автокатастрофе. В имении «Старое озеро» не устраивали рождественских торжеств. У Уэббера сердце не лежало к празднику, а Пол оставался в Италии. Следующим летом Пол, однако, снова приехал. Одинокий и мрачный. Он поселился в летнем домике с видом на озеро, избегая общения с кем-либо.

Безнадежно влюбленная глупышка, она тогда решила, что это для нее единственный шанс быть с Полом. Сейчас или никогда! Пока он не улетел в Италию и не влюбился снова в какую-нибудь совсем неподходящую для него женщину…

Под тяжестью воспоминаний Николь в который раз задала самой себе вопрос: что будет со мной и сыном, как жить дальше? Ответа не было.

— Я не ошиблась? Ты действительно требуешь прибавки зарплаты? — Кэтлин посмотрела на собеседницу с таким неподдельным удивлением, будто услышала требование отдать полдома. — Думаю, мы и так слишком щедры. Ты получаешь зарплату, бесплатное питание, жилье, а еще, не забудь, пожалуйста, что мы содержим и твоего сына.

Николь пришла в ярость, но продолжала как можно спокойнее.

— Я работаю шесть дней в неделю, да еще по вечерам нянчу детей.

Ее настойчивость не обезоружила, а подстегнула темноволосую хозяйку.

— Ушам своим не верю! По дому работы совсем немного, а ты еще попрекаешь нас детьми! Подумаешь, какой труд — присмотреть за ними! Ты же все равно каждый вечер сидишь со своим Джимом. Не уж то полагаешь, что мы должны платить дополнительно за то, что один раз вечером заглянешь в детскую? Как можно быть такой неблагодарной после всего, что мы для тебя сделали!

— Я чувствую, что так мы никогда не договоримся, — решила закончить разговор Николь. От унижения ее начало трясти.

— Не знаю, что ты делаешь со своей зарплатой. Мы платим за каждый твой шаг, — сухо выговорила хозяйка. — Зато я точно знаю, что мой муж будет просто шокирован, когда я расскажу ему о твоем требовании.

— Это не требование, — резко парировала Николь. — Это просьба.

— Просьба отклоняется, — сказала Кэтлин, направляясь в комнату. — Я очень разочарована в тебе, Николь. У тебя же здесь просто синекура. Черт возьми, где еще ты найдешь такую работу? Мы относимся к тебе и к Джиму, как к членам семьи. Ты жила здесь, когда была беременной. Поверь, ни один из наших друзей даже не подумал бы пустить в дом беременную незамужнюю женщину!

Николь ничего не ответила. Она хорошо знала скандальный характер Кэтлин и теперь опасалась, что ее после такого разговора просто выгонят.

— Ну, не будем больше об этом, — снисходительно пробормотала Кэтлин из коридора, убежденная в том, что уходит с поля брани победителем. — Как ты думаешь, не пора ли купать детей?

Когда Николь уложила детей в постель, было уже далеко за восемь. Джордж и Кэтлин давно уехали куда-то ужинать. Шестилетняя Нина и четырехлетние малышки-двойняшки, несмотря на достаток семьи, не были избалованы родительским вниманием. Их отец, окружной судья, редко бывал дома, а мать, занимавшая далеко не последнюю ступеньку в мире бизнеса, обычно возвращалась с работы не раньше семи вечера.

Николь сидела у кроватки сына, глядя на его темноволосую курчавую макушку, как вдруг зазвонил дверной звонок. Она быстро поправила сползшее с Джима одеяло и тихо выскользнула из комнаты, чтобы пройти по коридору мимо детских спален и успеть сбежать по лестнице до того, как вновь позвонят. Старшая дочка Кларков, Нина, не отличалась крепким сном и могла проснуться. Отбросив упавший на встревоженное лицо завиток плати ново-светлых волос, она нажала кнопку домофона. — Кто там? — спросила она удивленно.

— Николь…

От неожиданности Николь отпрянула от домофона и застыла, не зная, что делать. Прошло два года с тех пор, как она в последний раз слышала этот голос с сильным итальянским акцентом, и узнавание откликнулось в ней панической дрожью.

Короткий, нетерпеливый звонок раздался вновь.

— Прошу тебя, не звони. Разбудишь детей, — прошептала Николь в домофон.

— Открой дверь, — решительно произнес Пол.

— Я… Я не могу. Мне не позволено открывать дверь вечером, когда я одна дома, — бормотала Николь, испытывая непонятное чувство тревоги и радости. — Я не знаю, чего ты хочешь и как ты меня нашел. Да это и не важно. Уходи.

В ответ Пол снова позвонил. Тяжело вздохнув, Николь быстро подошла к двери, открыла замок, сняла цепочку и распахнула входную дверь.

— Спасибо, — холодно процедил Пол.

Сраженная неожиданностью встречи Николь смотрела на него. Дыхание у нее перехватило, и она едва слышно произнесла:

— Тебе нельзя входить.

— Что за строгости? Не будь странной. Помимо своей воли, Николь взглянула в его глаза цвета ночи, и невольная дрожь прошла по ее телу. Пол Джиротти стоял на крыльце дома Кларков как воплощение мужской красоты, силы и уверенности в себе. Прекрасно сшитый клубный пиджак, элегантно сидящие черные брюки — весь его вид ошеломил Николь.

Огонек охранной сигнализации над головой высветил черты его лица, иссиня-черную шевелюру, но она все еще не могла поверить, что это и вправду он стоит перед ней.