Резниченко Ольга

Ледяное Солнце

Посвящаю

Оксане Ипатовой.

Ее мечте, ее надежде, ее вере.

Посвящаю

Екатерине Тюриной.

Посвящаю

своей сестре Марине.

Посвящаю своей мечте,

своей слабости и своей надежде.

Факты вымышлены. Их нельзя привязать к одной судьбе.

Но разве это меняет суть?

Разве боль от подобных ситуаций в жизни будет менее ужасной?

Глава Первая

Апрель, 1831 г. Англия. Поместье Дерби.

* * *

Она была подобна напуганному зверьку: вела себя неестественно. Зажатая, дрожащая от внутреннего волнения, переживания, девушка робко присела на самый краюшек стула, который одиноко стоял в самом углу комнаты. Попытка спрятаться?

Постоянное ее напряжение, это нервное вздрагивание маленьких детских плечиков уже начинали выводить меня из себя.

Удивительно, но эта "гостья" так сутулилась, будто хотела свернуться в калачик, свернутся как еж, спрятаться от моего назойливого взгляда. Порой даже все это походило на то, что она пыталась насильно втолкнуть себя в сидение, дабы наконец-то провалиться сквозь землю.

Нервно заламывала свои тоненькие пальчики.

Испуганно кусала нижнюю губку.

Впервые в поместье Дерби. Впервые сама. Впервые нанимается на службу.

Служанка.

Девушка ждала пока придет хозяин, Ричард старший, и наконец-то расскажет, что же делать ей дальше. Распишет в яркие краски все ее безоблачное будущее в этом месте.

Я лениво лежал в своем любимом кресле и, ни капли не смущаясь своей столь откровенной и, вероятно, глупой вольности, не сводил с нее глаз.

Нет, я не был пленен ее красотой, хотя девушка далеко не была дурнушкой.

И даже не пытался лучше запомнить лицо нового в этом доме человека. Да и зачем? Мне никогда не были интересны слуги: ни их жизни, ни их вид, ни их имена. Слуги на то они и слуги, что бы быть рядом, но ни шорохом, ни вздохом не напоминать господам о своем существовании. Они как портьеры на окнах: без них — неуютно и грубо, а с ними ты чувствуешь себя уверенно. Или же, как ковер под ногами…

Я намеренно сводил с ума ее своим пристальным взглядом. Еще больше краснела, смущалась. Сердечко бешено трепетало, заикалось в груди.

Не сдержался. Увы, не сдержался. Насмешливая ухмылка все же выползла из недр моей души.

Удивительно, но она это восприняла, как симпатию. Как мою симпатию к ней.

Да уж. Очередная деревенщина с мечтами золушки.

Так что, девочка, хочешь поиграть со мной в сказку? Или пожалеем тебя?

* * *

Скрипнула дверь.

В комнату вошел Ричард. Отец. Да уж, давно я его так не называл.

— О, Гаспар! Ты уже здесь? — Но, как обычно, не дождавшись ответа, он сразу же продолжил, — А где Риччи?

— Я не слежу за Вашим Ричардом МЛАДШИМ.

На мгновение на его лице проскочило удивление, возмущение. А затем, как всегда, знакомая мне злость.

Всегда это срабатывает как часы…

Стоит лишь хоть как-то ущипнуть его любимчика, как цепная реакция порождает целую какофонию чувств. Бессилие, ярость, отчаянье, ненависть, обиду…

И вот — контрольный выстрел: в ответ выпускаю всю свою желчь, расплываясь в наглой ухмылке.

Давай уже, начинайся, скандал.

— Здается мне, что ты снова хочешь меня упрекнуть, что имя я отдал своему младшему сыну, а не старшему…. то есть не тебе?

— Да чего же. Я Вам за это благодарен… Это — единственное правильное решение за всю Вашу никчемную жизнь. Спасибо, что избавили меня от такой ужасной участи.

Отвращение. Злость. Презрение…

Вот-вот — и будет взрыв.

— Ты и так ВСЕ УНАСЛЕДУЕШЬ, так ему я хоть ИМЯ свое отдам! А ты, паскуда неблагодарная…. — И тут старик ступил шаг ко мне ближе, но не прошло и секунды, как его плохое зрение наконец-то известило о горькой неожиданности. О невольном свидетеле… — Ой, - тут же вскрикнул Ричард и машинально попятился назад, словно хотел все вернуть как было до этого. Забрать свои слова назад… Или хотя бы скрыться от позора. Да уж, так быстро наступил конец его пламенной речи: при чужих лицах он быстрее раскаленный уголь проглотит, чем выскажет свои истинные, социально неугодные, суждения и мысли, а уж тем более никак не возмущения и гневные крики. В округе истинно верят в счастливое существование семьи Дерби. Так было при прапрадеде, прадеде, деде и этом жалком Ричарде. Так что не удивительно, что старик сейчас умело проглотит свою обиду, начав играть роль счастливого отца. А мне лишь останется довольствоваться тем жалким позором, который рвет сейчас ему душу. — Соня, правильно, мисс Соня Беннет?

Дерби все еще заливался багровой краской, опухая от шального прилива крови к голове. Правая бровь нервно дергалась, вызывая у меня еще больше смеха и призрения, чем до этого.

Необходимо загладить, замазать, закопать неловкую ситуацию, а потому Дерби неожиданно бросился к девушке и со всей доброжелательностью в словах и жестах крепко обнял, едва не до боли сжав своими огромными ручищами ее хрупкие маленькие плечи. Я всегда поражался, на сколько артистично его поведение, на сколько искреннее его исконно лживое добродушие к чужим людям. А уж тем более, доход которых ниже нашего. Он их предубеждено ненавидел.

Низший класс, низшие люди. Нелюди…

Хотя, в этом мы с ним похожи. В ненависти и презрении.

— Я очень рад, что Вы смогли так скоро к нам добраться… — все так же Ричард мастерски сюсюкал на ушко новенькой служанки.

От такой приторной лжи меня едва не стошнило.

Я нехотя выбрался из своего кресла и неспешно побрел к дверям.

— Ты куда? — неожиданно раздался взволнованный голос Ричарда.

Не оборачиваясь, я на мгновение застыл в дверном проеме, давая возможность ему досказать начатое.

Старик благодарно уцепился за такую мою уступку: тут же продолжил свою "мудрую" речь:

— Сейчас должна приехать мисс Элизабет.

— И что? — все так же не оборачивался. Да, я не оборачивался, потому что знал, сколько это приносит ему унижения, сколько позора… перед этой новенькой.

— Ты же знаешь, она прекрасная партия для тебя. С ней, кстати, приедет и ее кузина Лаура.

— Мне все равно.

Ричард наконец-то не выдержал. Подошел ближе.

— Их годовой доход… — едва слышно стал мне шептать Дерби.

— Мне их ГОДОВОЙ ДОХОД до одного места. — Эти два пылких слова я с особой желчью произнес, нарочно изменив свой голос на тон выше. — Если так хочешь, то жени на ней своего "Риччи". А я сам буду решать, кого мне брать в жены.

И вот оно. Потерял остатки своего рассудка, нервы сдали. Притворность растаяла, как масло на сковороде. Дикий, злобный, гадкий крик раздался мне в спину, от чего я невольно обернулся.