Вытерлась, надела белоснежную рубашку Жана, огромную — под стать её владельцу. Рукава были слишком длинные, и их пришлось закатать. Застегнула пуговицы почти до верха и вышла в зал. Какой бы ни была длинной рубашка, а всё равно хотелось натянуть её пониже. Но выбора не было. Перед дверью стояли мягкие войлочные тапочки — слишком большие для меня, но, на удивление, новые! И тёплые. Последнее было важнее. В столовой никого не было, и я побрела дальше.

Жаник сидел возле камина, в кресле, расслабленно откинувшись на его спинку головой, разметав по плечам тёмные волнистые волосы, и из–под полуопущенных ресниц наблюдал за огнём. За окном тихо падал снежок, ясно светило солнышко, заполняя комнату уютным утренним светом. Между диваном и камином стоял небольшой столик из тёмного дерева, на котором были две чашки дымящегося кофе, нарезанное мясо на тарелочке и несколько аппетитных булочек двух видов. Это было так трогательно!..

Завтрак для меня… Да ещё и от него! Меня охватило щемящее чувство нежности и благодарности за заботу. Конечно, воспоминания о вчерашнем дне были смутными, но я была уверена — он вряд ли сделал что–то, заслуживающее недоверия. Я тихонечко подошла сзади и положила руки ему на плечи, несмело массируя их. Он шевельнулся, располагаясь так, чтобы мне было удобнее достать. Это прибавило мне смелости. Такие тугие мышцы, горячая кожа… Он тихо застонал от удовольствия.

Было в этом что–то новое, неизведанное — делать массаж мужчине по собственной воле. И, что самое ужасное, — похоже, это приятно не только ему!.. Мне всегда нравились его волосы. Сейчас они немного мешали и щекотали предплечья. Я переместила ладони на его гриву, собирая объёмный хвост. Волосы были ещё немного влажные, и вились больше, чем обычно, — это красиво смотрелось. Я снова их распустила, провела ладонью по всей длине, любуясь ими. Он поймал меня за руку и мягко потянул, усаживая на колени спиной к себе. Его руки щекотно скользнули по плечам, спускаясь к запястьям. Он чуть сжал мои пальчики, а затем, не отпуская их, обнял меня нашими руками. А на шее я почувствовала его горячее дыхание, лёгкие касания губ и чувственный поцелуй в какую–то слишком чувствительную область шеи…

Замерев, я прислушивалась к ощущениям. Ни о чём противоестественном они мне не поведали. Скорее наоборот, это было приятно! А ещё на затылке стало горячо от его дыхания — он зарылся носом в мои волосы, нежно гладя им затылок. По телу прошли мурашки… Мммм!.. Я прикрыла глаза, нежась в этих ощущениях. Но тут меня слегка запрокинули, развернув боком, и неожиданно поцеловали уже в губы… И вот в такой момент вредный желудок решил снова громко напомнить о себе!..

Он оторвался от моих губ, целомудренно приложившись к ним напоследок, и посмотрел в глаза.

— Кати, я буду последним эгоистом, если ты сейчас же не поешь!..

Я обиженно покосилась на еду, как на врага. У него на коленях, в кольце сильных рук, было уютно и тепло, и покидать насиженное место совершенно не хотелось! А ещё мне всё больше нравилось целоваться, и отвлекаться от этого занятия на еду казалось странным. Булочки–Жаник–булочки–Жан — переводила я обиженный взгляд с одного на другое. Выбор был очевиден!

Жан тихо рассмеялся, отстраняясь от моего поцелуя и вызывая невольную ответную улыбку. Всё ещё улыбаясь, я упрямо посмотрела в серо–голубые глаза, скользнув взглядом к губам.

— Любимая, тебя насильно кормить?! Я не знаю, какие ты любишь на завтрак булочки. Поэтому одни — с черничным вареньем, а другие — к мясу. Надеюсь, кофе ещё приличной температуры, хотя за такие ласки с твоей стороны я готов разогревать его хоть всё утро…

Пришлось слезать с коленей и перебираться на диван. Кофе оказался вкусным, мягким и с лёгкой шоколадной ноткой. А булочки… Мммм!.. Свежие, с тонкой хрустящей корочкой и нежнейшим черничным вареньем внутри! Уплетала уже четвертую, и пришло вдруг озарение, что он, наверное, ещё не завтракал, а на тарелке со сладким остались всего две… Я смущённо покосилась на Жана. Он с каким–то тихим упоением наблюдал, как я ем, словно это было что–то фантастическое! Ну, фантастическим в данный момент был только притупившийся голод.

— Прости, я так всё сама слопаю… Почему ты не ешь?

— Просто наслаждаюсь твоим обществом. Мне не хватало тебя все эти месяцы.

— Моё общество не самое высококультурное, как выяснилось. Так что не уверена, что был повод скучать.

Я сцапала булочку, подсела поближе к гипнотизирующему меня брюнету и поднесла к его восхищённо улыбающимся губам. Осторожно откусил, не сводя насмешливого взгляда. Я тоже очень скучала. И тоже наслаждалась его присутствием. Но сказать об этом, как и другие нежные слова — не получалось. Поэтому я выражала себя, как могла. Он аккуратно взял из моих пальцев последний кусочек зубами. Отпил из своей чашки остывший кофе, поморщившись.

— Давай новый сварю! — я подскочила, чтобы направиться на кухню, но меня поймали за руку.

— Не уходи. Побудь рядом. Я переживу и холодный кофе, и сладкие булочки!

Мелькнула догадка, и я смутилась.

— Ты не любишь сладкую сдобу?

— Терпеть не могу. Но только если она не из твоих рук.

— Так я ведь тебе в дорогу тогда… — щёки стремительно наливались румянцем.

Он пересел ко мне на диван, стискивая, целуя лицо и губы.

— Мне было приятно, Кати. На привалах это были самые сладкие воспоминания о тебе. Кроме того, это было действительно вкусно!

В душе потеплело от его слов. Я расслабилась в его объятиях, впитывая его тепло.

— Жаник, расскажи, что было вчера. Я помню обрывками, и мало что понимаю.

Помолчал немного, что–то обдумывая. И заговорил:

— Мы вчера немного пообщались в узком мужском кругу. Выпили. А потом наш общий хороший друг внезапно рассвирепел, принял свою боевую ипостась и понёсся к порталу. По пути мы с Лунем узнали, что вас кто–то обижает. Дверь в твою комнату оказалась закрыта, но это не стало проблемой…

— Я что–то помню такое…

— А как в своей боевой ипостаси Кирмегетта по комнате гоняла, помнишь? Он так и не сказал, за что. Хотя Лео утверждает, что тебя надо из себя хорошенько вывести, чтобы ты воспламенилась.

— Он правду говорит. Я так и не смогла освоить обратный процесс. Могу сдерживать силу, пользоваться ею…

Я поджала губы. Потому что вспомнила, за что я так рассердилась на лессканского молодого короля.

— Он хотел… Он сначала Ранитиэль домогался, а потом, когда она сознание потеряла — меня! А для меня это хуже смерти! А как там Ранитиэль?..

— Вот оно что… — стиснул меня, с рычащим вздохом, о чём–то задумавшись. — С Ранитиэль всё в порядке. Лео хоть и пьян был, но лечить он может, по–моему, в любом состоянии… Она сегодня зайдёт. Вы подружились?

— Скорее, сроднились по несчастью, — я смущённо улыбнулась, опуская глаза. — А что было потом?

— Потом ты перестала гореть и потеряла сознание. Дальше — портал, и я попросил перенести нас сюда. Кирмегетт тот ещё… — он скрипнул зубами. — Из него и король–то не очень вышел. Его больше заботят личные удовольствия, чем судьба Лесскана. Карточные долги, выпивка, разгул месяцами напролёт. Вчерашняя история была последней каплей после того, как вскрылась история с Ранитиэль. Ему и так грозит ссылка или тюрьма с отлучением от рода. Не могу сказать, что не рад этому. Совет Лесскана не справляется со своими прямыми обязанностями. Отец хочет поменять преемника.

— На тебя?!

— Больше у него наследников нет.

— И ты согласишься?

— Если потребуется. Я знаю, что не это тебе обещал, когда звал замуж. Но отпустить я тебя уже не смогу. Официальная помолвка состоится во дворце Лесск, через неделю. Всё то же самое, что и в Весигаре. Только, надеюсь, в этот раз ты дашь положительный ответ, и — мне.

— Так быстро?

— Кати, родная, любимая, — это не шутки! Помолвка — это не только красивые слова и родовое колечко на пальце, это ещё и закон. За возлюбленных и любовниц, уведённых у любого члена королевской династии, полагается, максимум, разговор «меч на меч». А за невест и жён — тюрьма или ссылка.