Коилла решила, что странник или дурак, или слишком доверчив. Добром такое не кончится.
— Мое богатство нельзя взвесить или подсчитать, как золото.
Фраза озадачила Блаана.
— Это как?
— Разве можно оценить солнце, луну, звезды? Ветер, который дует вам в лицо, песню птицы? Или эту воду?
— Медовые слова… поэта, — в тоне Лекманна прозвучало отвращение. — Если твое богатство составляет Марас-Дантия, то у тебя гнилой товар.
— В этих словах есть истина, — согласился Серафим. — Сейчас наш мир не таков, каким был прежде, и положение ухудшается.
Аулэй ответил с долей сарказма:
— Ты к тому, что завтракаешь солнцем, ужинаешь звездами, а обедаешь ветром? Небогато — за все твои труды!
Блаан глупо ухмыльнулся.
— За мои труды слушатели дают мне еду, питье, кров, — ответил гость. — Иногда кто-нибудь даст монету. Или даже расскажет свою собственную историю. Может, у вас есть такая история?.. Я послушаю, а потом буду рассказывать другим.
— Разумеется, нет, — презрительно фыркнул Лекманн. — Наши истории вряд ли будут тебе интересны.
— Я бы не стал утверждать это с такой уверенностью. Всякая человеческая история по-своему ценна.
— Нашу ты не услышишь. Куда направляешься?
— Никуда конкретно.
— И выехал, наверное, тоже не из конкретного места?
— Выехал я из Хеклоу.
— Так ведь нам-то как раз туда! — воскликнул Блаан.
— Закрой рот! — бросил Лекманн. Он улыбнулся Серафиму фальшивой улыбкой. — А что… э-э… А как нынче дела в Хеклоу?
— Как и везде. Хаос и гораздо меньше терпимости, чем раньше. Город превращается в пристанище подонков. Кишмя кишат уголовники, работорговцы и прочие в том же роде.
Коилле показалось, что странный человек сделал едва заметное ударение на слове «работорговцы». Но она не была уверена.
— И не говори, — ответил Лекманн, изображая равнодушие.
— Совет и Стража пытаются контролировать ситуацию, но магия там столь же непредсказуема, сколь и в других местах. Это затрудняет им задачу.
— Да уж наверное… Серафим повернулся к Коилле:
— А что ты, друг из древней расы, думаешь по поводу посещения места, пользующегося такой дурной славой?
— Для начала неплохо бы иметь выбор, — ответила Росомаха.
— Ей нечего сказать на эту тему! — поторопился вмешаться Лекманн. — К тому же она орк, так что сумеет о себе позаботиться.
— Главное, верьте им, — пробормотала Коилла. Рассказчик историй пригляделся к заматерелым, злобным лицам охотников за удачей.
— Я просто наберу воды и отправлюсь своей дорогой.
— Тебе придется заплатить, — решил Лекманн.
— Я не знал, что этот ручей кому-то принадлежит.
— Сейчас он принадлежит нам. Девять десятых собственности.
— Я же говорил, у меня ничего нет.
— Ты рассказываешь истории, вот и расскажи одну. Если нам понравится, ты присоединишься к своему коню и напьешься.
— А если не понравится? Лекманн пожал плечами.
— Ну что ж, истории — моя валюта. Почему бы и нет?
— Только не рассказывай какой-нибудь бред, предназначенный для запугивания идиотов, — пробурчал Аулэй. — Вроде этих песен, которые распевают феи, про троллей, пожирающих детей, или про дела чудища Слуфа. Вы, словоплеты, все одинаковы.
— Нет, я хотел рассказать о другом.
— О чем же?
— Вы говорили об Уни. Я подумал, что могу рассказать вам одну из их легенд.
— О, только не это! Только не религиозную ерунду.
— То да, то нет!.. Вы хотите слушать или не хотите?
— Ладно, давай, — вздохнул Лекманн. — Хотя надеюсь, в горле у тебя не слишком пересохло от жажды.
— Как и большинство людей, вы считаете Уни узколобыми, ограниченными фанатиками.
— Да уж как пить дать, считаем.
— И когда дело касается большинства из них, не ошибаетесь. Среди них ужасающее количество зилотов. И все же такие не все. Некоторые даже способны увидеть забавную сторону собственных убеждений.
— Что-то не верится.
— И все же это так. Если отбросить веру, вцепившуюся в них мертвой хваткой, они такие же простые, обыкновенные люди, как вы или я. И это проявляется в историях, которые они иной раз рассказывают. Прошу обратить внимание, что эти истории они рассказывают тайно. Потом люди пересказывают их друг другу, и некоторые доходят до меня.
— Так ты начнешь когда-нибудь?
— Вы знаете, во что верят Уни? Хотя бы в общих чертах?
— Немного представляем.
— В таком случае, вам, наверное, известно, что сказано в их священных книгах. Там рассказывается, что Бог положил начало человеческому роду, создав одного мужчину, Адемниуса, и одну женщину, Эвелин.
Аулэй ухмыльнулся:
— Мне бы одной не хватило.
— Да знаем мы это все, — нетерпеливо произнес Лекманн. — Думаешь, перед тобой невежи? Серафим проигнорировал их замечания.
— У ни верят, что в первые дни после творения Бог говорил непосредственно с Адемниусом. Он объяснял ему свои замыслы, рассказывал, какие надежды возлагает на созданную Им жизнь. Итак, однажды Бог пришел к Адемниусу и сказал: «У меня есть для тебя две хорошие новости и одна плохая. Что бы ты хотел услышать в первую очередь?» — «Сначала я хотел бы узнать хорошие новости, Господи», — отвечал Адемниус. «Ну что ж, — согласился Бог, — пожалуйста. Первая хорошая новость заключается в том, что Я создал для тебя удивительный орган. Называется мозгом. С его помощью ты сможешь думать, учиться и делать всякие умные вещи». — «Спасибо Тебе, Господи», — поблагодарил Адемниус. «Вторая хорошая новость, — продолжал Господь, — заключается в том, что Я создал для тебя удивительный орган под названием пенис».
Охотники за удачей принялись ухмыляться. Аулэй пихнул Блаана в толстый бок.
— «С его помощью ты будешь сам получать удовольствие и доставлять его Эвелин, — продолжал Бог, — и вы будете делать детей, которые заселят этот замечательный мир, что Я для вас создал». — «Прекрасные новости, — отвечал Адемниус. — А какая плохая новость?» — «Ты не сможешь использовать и то и другое одновременно», — отвечал Бог.
Последовало несколько мгновений молчания, в течение которых до охотников за удачей доходил смысл, после чего они разразились грубым хохотом. Хотя Коилле показалось, что до Блаана так и не дошло.
— Это не столько история, сколько небольшая шутка, — сказал Серафим. — Но я рад, что она заслужила ваше одобрение.
— История отличная, — согласился Лекманн. — И главное, правдивая.
— Я уже упоминал, что в таком случае принято вознаграждать рассказчика мелкой монетой или как-то иначе выражать свою благодарность.
Троица разом посерьезнела.
Лицо Лекманна задергалось от злости.
— Теперь ты все испортил.
— Мы считали, что, рассказывая историю, ты платишь нам, — добавил Аулэй.
— Я уже говорил, у меня ничего нет. Блаан мерзко заулыбался:
— Когда мы с тобой разберемся, у тебя останется еще меньше.
Аулэй произвел быструю инвентаризацию:
— У тебя есть конь, хорошие сапоги, вычурный плащ. А может, чтобы бы ты ни говорил, еще и кошелек.
— Не говоря уж о том, что ты слишком много о нас узнал, — заключил Лекманн.
Атмосфера угрозы сгустилась. Тем не менее Коилла почему-то была уверена, что бродячий рассказчик совершенно не испуган. Хотя он наверняка не хуже нее понимал, что этим бандитам убить ничего не стоит.
Ее внимание привлекла движущаяся в отдалении точка. На какое-то мгновение в ней зарделся огонек надежды. Но потом, разглядев хорошенько, она поняла, что избавления ждать не приходится.
Серафим ничего не заметил. Охотники за удачей — тоже. Лекманн с воздетым мечом надвигался на рассказчика. Остальные двое следовали за ним.
— Мы здесь не одни, — сказала Коилла.
Остановившись, бандиты посмотрели на нее, потом проследили за ее взглядом.
Впереди показалась большая группа всадников. Всадники медленно перемещались с востока на юго-запад. Если они будут так двигаться и дальше, то вскоре окажутся у ручья.
Аул эй сложил ладонь козырьком над глазами.