– Понравилось вино? – спросил ликса.

Квинт хотел сказать «нет», но Скирон дернул его за тунику.

– Плиний Старший называл здешнее вино божественным. – Гай позволил себе улыбнуться.

Обе девицы, синеокая и черноглазая, уставились на Приска, оценив его эрудицию и ораторские таланты.

– Сразу видно, что язык у тебя хорошо подвешен, – засмеялся Кандид, – не удивлюсь, если легат через пару месяцев запишет тебя в канцелярию. Откуда же, орлы или быки – уж и не знаю, как вас называть, – скептически хмыкнул хозяин, – вы явились?

– Из Италии! – гордо объявил Скирон, с видом победителя водрузив ногу на грудь поверженного привратника, будто собирался позировать для скульптуры какого-нибудь императора.

«На тонконогого Домициана очень даже похож, – подумал Приск, – правда, нет еще ни лысины, ни живота».

– У кого будете служить, могучие мужи? – продолжал потешаться Кандид.

– У центуриона Валенса. И еще говорили про какого-то Декстра, мол, что все вопросы к нему, – ляпнул Квинт.

Кандид вдруг перестал смеяться. Нахмурился, глянул исподлобья.

– Пригласим их к столу, – сказала приятным грудным голосом хозяйка. – Все равно Корнелий с женой не приедут, а приготовлено на девять персон. Только тем, что наготовлено у нас на девять, можно и восемнадцать накормить. Женщины сядут на стулья по старинному обычаю, мужчины возлягут – вот и поместимся все. Баня еще не остыла. Ребята сполоснутся после дороги.

– Ты – сама доброта, моя Майя! – Кандид приобнял жену за плечико.

Его хитрые живые глаза быстро ощупали новобранцев. Мысленно он каждого оценил и взвесил. Видимо, нашел что-то интересное, потому что повернулся к ключнице:

– Отведи парней в баню и выдай им по чистой новой тунике – от меня в подарок. Потом пусть приходят в столовую.

– Видимо, этот Декстр что-то да значит в легионе, – шепнул Кука на ухо Приску по дороге в раздевалку домашних терм. – Как ты думаешь, кто он?

– В Риме есть один Афраний Декстр, богач и к тому же большой сукин сын. Над рабами измывается со сладострастием. Говорят, что римский Декстр непременно доберется до консульства, если прежде его не задушит собственная прислуга.

– Вряд ли этого парня занесло к нам в Мезию, – решил Кука.

Дом был спланирован и построен явно не местным умельцем. Баня, к примеру, оказалась вполне приличной, с жаркой парильней, бронзовыми ваннами и круглой каменной чашей бассейна, в которую струей текла прохладная вода. Раб-цирюльник побрил и постриг будущих легионеров.

– По-моему, нас неплохо встречают, – заметил Кука. – Я лично доволен.

На лбу его уже обозначилась солидная шишка от попадания «ядра» из вражеской пращи, но это нисколько не испортило его настроения.

Рука, пустившая снаряд, была неумелая – иначе Кука не встал бы, получив камнем по лбу.

– Да уж, встречают, – буркнул Скирон. – Знаем мы этих господ. К столу позовут, а вместо угощения поднесут всякую дрянь – вино кислое да разбавленное так, что горячая вода обжигает рот, хлеб черствый, вялый салат. А тем временем сам хозяин…

Что будет, по мнению Скирона, есть сам хозяин, друзья не успели узнать: явился мальчик, посланный Кандидом, – звать новобранцев к столу.

Столовая в доме торговца была отделана помпезно, Кандид тут же похвастался, что выписал грека-архитектора из Дамаска, а там самые лучшие нынче архитекторы.

Темноокая юница оказалась дочерью самого хозяина, все называли ее Майей, как и мать, а синеокая звалась Корнелией (ласково Кориоллой) и приходилась тому Корнелию, что не смог прибыть на обед из своей усадьбы, дочерью. Жила она у Кандида в доме, потому что в канабе объявился прощелыга-учитель из вышедших в отставку легионных писцов, и всех детей от мала до велика спешно определили в учебу. Обе девицы, уже по годам невесты, теперь каждое утро отправлялись в школу, что размещалась в пристройке у соседнего дома. Майя-младшая тут же сообщила, что может прочесть гостям из Италии стих из «Энеиды», и тут же оттараторила что-то невнятно-возвышенное. Кандид, прослезившись, громко похлопал ученой дочери. Впрочем, голосок у нее был очень милый, глазками она стреляла во все стороны, пухлым плечиком поводила обольстительно, а что она болтала – никто из гостей не слушал.

Насчет предстоящего обеда Скирон ошибся кардинально – хозяин ел то, что и остальные гости, а стол Кандида был выше всяких похвал. После месяца в пути и питания в придорожных гостиницах будущие доблестные воины империи налегали на «свинину по-троянски» – зажаренная свинья изображала троянского коня, а колбасы и паштет внутри – будто воины, спрятанные в коварном чреве, тут же вывались наружу, как только нож разрезальщика вспорол брюхо. Кроме свинины, подали зажаренных каплунов с молодыми побегами спаржи, листьями сельдерея и солеными оливками.

– Как вам наша вода? – поинтересовался хозяин. – Теперь водопровод подает чистейшую воду с южных холмов за семь миль, и строят еще один акведук. А то вокруг лагеря низины, все колодцы воняют болотом.

– Вода вкусная, – похвалили все хором.

– Вино у меня – настоящий кампанский сок, фалерн из Италии, – заявил Кандид, когда виночерпий стал обносить гостей. – Двадцатилетней выдержки. Но фалерном вас, видимо, не удивить.

– Да уж конечно, я из Неаполя, вина напробовался в свое время, – похвастался Кука. – Пил даже знаменитое Опимиево вино – урожая как раз того года, когда был убит Гай Гракх. То был нектар! Пища богов!

«Ему же более двух сотен лет, оно давно превратилось в уксус», – подумал Приск, но вслух не сказал ничего.

– Неаполь! – воскликнула синеокая Кориолла. – Я слышала, в правление императора Тита там погибли от извержения вулкана три богатых города. Ты не видел, как это было?

– Кориолла, детка, подумай, как наш гость мог видеть такое, если ему лет двадцать, а с тех пор как раз и прошло около того. Ну разве что он наблюдал за извержением из люльки! – покачал головой Кандид.

– Я не видел, – признался Кука, – а вот отец мой видел и сам на лодках возил спасавшихся. У нас в доме жили довольно долго муж и жена из Помпей – снимали комнату. Расплачивались в основном драгоценностями, что вынесли из города, – они там все потеряли – и дом, и лавку. Я недавно ходил в те места, где когда-то находились Помпеи. Там ничего нет – ни следов, ни развалин – просто земля, покрытая жирным черным пеплом, на ней отлично растет виноградная лоза. Правда, еще не плодоносит.

– Вино из людского праха! – возмутилась Кориолла.

– Нет, – замотал головой Кука. – Если Везувий скрыл дома с крышами, то вряд ли корни лозы доберутся до людского праха.

Девочка покраснела, на глазах ее выступили слезы – ей очень хотелось блеснуть перед гостями и выказать свою ученость – недаром же она посещала школу. Но пока что она каждый раз попадала впросак.

– Если бы мы не ели выращенного из людского праха, давно бы умерли с голоду, – заметил Приск, торопясь прийти на помощь хорошенькой ученой девице. – Окрестные поля, к примеру, щедро орошены кровью.

Он тут же был награжден самым выразительным взглядом.

– Да, я в этих местах повоевал, и мой приятель Корнелий тоже, – заверил Кандид, – только я по причине ранения раньше него вышел в отставку. А он еще вернулся добровольцем в легион после того, как Фуск поперся к перевалу Боуты[32], где полег практически весь Пятый легион «Жаворонки». Мы там легионного орла потеряли! – воскликнул Кандид в гневе, будто это была его личная потеря.

– Не будем о сражениях, – попросила Майя-младшая и тряхнула головкой так, чтобы все заметили в ее ушах золотые сережки – изящные поделки в виде виноградной лозы. – Нашим гостям битвы еще только предстоят. Вот тогда они и расскажут о своих подвигах.

– Да уж, подвиги, – буркнул торговец. – Как только заречные волки являются в наш край, эти герои тут же запираются в лагере и смотрят с башен, как горят поместья и селения, как варвары грузят на лошадей наше добро. Клянусь Геркулесом, еще один набег, я отсюда уеду.