Привык (и быстро привык) он к тому, что никуда не надо здесь спешить. Стремиться. Бежать.
Нечего ждать. И желать уже ничего.
Всё уже есть. И всё — было. А будет…
Только ещё одно утро. И ещё один день. И ещё один жаркий полдень. И ещё один душный вечер.
Ну, разве что… Вечер — с грозой. А полдень — не на пляже, а в городском парке.
Патока времени останется всё такой же густой. И медленным будет течение её.
Ровным и вечным.
И потому научился он поздно вставать. Чем позже встаёшь — тем меньше надо прожить. После полудня остаётся маленький, совсем маленький кусочек дня.
Его несложно как-нибудь…
Но в тот день проснулся он рано. Необычно рано. В половине девятого.
Первое, что он увидел: красные цифры на электронном табло будильника.
Восемь часов тридцать две минуты.
Жар от деревянных панелей.
Дверь комнаты выходила в галерею с восточной стороны. Своды и арки галереи не спасали от утреннего солнца, не закрывали от него.
Солнце быстро нагревало крашеную дешёвым коричневым лаком дверь и дверные панели, раскаляясь и стремительно выгорая, ежеутренне изгибались под действием жара, с каждым днём всё более и более оступая от дверного косяка, и в расширяющуюся щель проникал поток жаркого, густо замешанного на пыли и мучнисто-белом песке тяжёлого воздуха.
И вместе с ним сквозь щель проходил ослепительный свет.
Свет нового дня.
И в свете этом увидел он…
— Останови машину!
Она похлопала водителя по плечу.
— Как его зовут?
— Викрам, — подсказал Вениамин и испуганно покосился на нахмурившегося шефа.
— Викрамчик, останови! — крикнула Ирина. — Stop here! Ну давай же, тормози!
Викрам послушно надавил на педаль тормоза, остановившись прямо посреди дороги.
— Это же он! Он! — радостно воскликнула Ирина и захлопала в ладоши.
— Кто? — недовольно пробурчал муж.
— Писатель! — не унималась супруга. — Известный писатель! Боже мой, я же его только на презентациях видела, мельком, буквально… Михаил Искандеров! Он здесь!
Алексей пожевал верхнюю губу и хмыкнул недовольно.
— Ты даёшь! Нашла чему радоваться! Кому, вернее… Подумаешь, писатель. Голытьба эти писатели. Дешёвка! Трепло из сферы развлечений. Да за штуку баксов у меня любой писатель «Мурку» петь научится.
— Этот не научится! — решительно возразила Ирина. — И хватит дикаря новорусского из себя изображать. Эта мода давно прошла, к тому же тебе это не идёт. А он…
Викрам беспокойно закрутил головой.
Искандеров, купив у уличного торговца листовой табак, вышел было на середину улицы — и неожиданно замер, остановившись шагах в трёх от их машины.
— Он заметил! — восторженно прошептала Ирина.
— И фамилия у него странная, — продолжал прежнюю песню Алексей. — И штаны потёртые… Ириша, ну веди ты себя прилично! Хватит глазеть! Ты пальцем ещё покажи!
— Обязательно, — ответила супруга.
И, открыв дверь, кинулась к писателю.
— А я вас узнала! Михаил… ой… отчество…
— Львович, — подсказал писатель.
«Были времена, когда меня эта фраза раздражала» подумал Михаил. «Ой, я вас узнала, вас по ящику показывали!.. Да, прямо поп-звезда, мать их всех за одно место! А теперь — ничего. Даже нравится. Есть ещё чудаки, которые меня помнят».
— Во даёт! — негодующе заявил Алексей и пальцами сдавил мягкую кожу сиденья. — Вот что творит? А? Воспитание ведь, из интеллигентной семьи!
Вениамин пожал плечами и надел снятые им было в машине очки.
«У богатых причуд хватает» подумал он.
Но вслух, понятно, ничего не сказал.
— До дома добраться не успели!.. Писателя, видите ли, встретила! У мужа и так нервы на пределе!
И Алексей в сердцах швырнул в заднее стекло автомобиля самолично купленный Вениамином за два часа до этого роскошный букет из двенадцати орхидей благородной леопардовой расцветки.
Два жёлтых лепестка, оторвавшись, упали на сиденье.
«Двести баксов, если по утреннему курсу считать» подумал сидевший на передней пассажирском кресле Вениамин, по шуршанию и звуку шлепка определивший, что именно сделал с подарком разозлённый босс.
Вениамин так и не решился повернуть голову.
В такой ситуации встречаться глазами с боссом просто опасно.
«Напрасно она его разозлила, напрасно» подумал Вениамин. «А я им такой домик присмотрел! Игрушка! Три этажа, площадка для гольфа, и в престижном районе. А он теперь… Как бы сгоряча от аренды не отказался! Я ведь половину с отката уже получил…»
Вениамин испуганно поёжился, представив душераздирающую сцену возвращения денег риэлтору с последующим скандальным разрывом контракта, и с откровенной уже неприязнью посмотрел на этого невесть откуда свалившегося на несчастную его голову писателя.
— Тоже мне — классик! — охотно поддакнул он боссу. — Смотреть не на что!
Викрам, уловив настроение, надавил на клаксон.
Ирина повернулась к машине и помахала рукой.
— …минуточку! Лёша, ты бы тоже подошёл, поздоровался…
Алексей опустил голову.
И смахнул лепестки с сиденья.
И в свете этом увидел он пред собой создание странное и нелепое.
Сонный взгляд не мог охватить всех черт этого создания, и в в послесонном тумане расплывалось поначалу лишь мутное, красно-жёлтое пятно.
Но постепенно, по мере пробуждения, контуры становились всё яснее и определённей, и вот увидел Михаил (потерев предварительно уголки век), что пришедшее незванно в гости существо видом напоминает толстого до крайности, обрюзшего и небритого мужика с ёжиком засаленных, неровно стриженных (похоже, как будто отчасти даже и выщипанных) тёмно-серых, с сединой, волос и одетого в красную футболку и кустарно крашенные, ядовитейшего оттенка канареечно-жёлтые шорты, пошитые, безусловно, самым креативным мастером Денпасавара.
Мастером-портным, явно творившим выкройки по внушению богини Кали, да к тому же предварительно накурившимся с помощью самодельного бульбулятора крепчайшей дурманящей смолки чараса.
Шорты эти мужик поправлял, с силой дёргая ткань, но разнодлинные брючины всё время собирались в складки, немилосердно, судя по всему, натирая кожу.
Потому сидел мужик в кресле…
«Моё кресло!» с нарастающим раздражением подумал Искандеров. «Да как он посмел! Я же творю! Творю, чёрт возьми, сидя вот на этом вот самом месте!»
…с видом страдальческим и насупленным.
«А, может, это просто фантом?» с надеждой подумал Михаил.
И тут же начал убеждать себя в обоснованности этого предположения.
«Ну да, фантом! Привиделось… Привиделось такое вот существо. Забрался ко мне в номер нелепый дух, неприкаянный дух из астрального мира. Из самой нелепой параллельной Вселеннной, где все ходят на руках, спят на ветвях деревьев, запускают в космос воздушные шары, а в правительстве держат только самых забавных белых клоунов из цирка шапито… Чёрт, кажется, я знаю, что это за вселенная такая и где её найти!»
Холодок пробежал по спине.
Сонный туман исчез в одно мгновение.
«Нет…»
Михаил понял, что в кресле его сидит не фантом.
Будто подтверждая его догадку, мужик заёрзал (кресло под тяжестью его расплывшегося тела жалобно заскрипело)…
«Не бывает таких тяжёлых фантомов! Фантомы сделаны из облачной ткани, и потому невесомы!»
…и потянулся к стовяшему на середине стола запылившемуся графину с мутно-жёлтой водой.
С жадным чавканьем и хлюпанием он долго пил звучно булькающую в узком горлышке, пахнущую йодом и хлоркой воду.
А потом отставил наполовину опустошённый графин и вытер заблестевшие губы краем футболки.
И важно крякнул.
«Вот гад наглый!»
Михаил отбросил одеяло и, приподнявшись, сел, прижавшись к спинке кровати.
«Не фантом… Но кто же это?»
— Ты кто? — спросил он строго незваного гостя, агрессией стараясь подавить невольный страх перед загадочным пришельцем.
Мужик откашлялся и произнёс важно:
— Фея сладких снов!
«Всё понятно…»