— Не надо, — попросила Ира. — Не надо говорить об этом…
Она прикоснулась к его руке.
— Я…
И почуствовала странный, щекочущий и словно бы невидимыми коготками царапющий кожу холодок, исходивший от стоявшего рядом бокала.
— Боже! — воскликнула она. — Да он же ледяной, этот коктейль!
Глаза её округлились от удивления.
«Она сейчас как ребёнок» подумал Искандеров.
И со снисходительностью взрослого пояснил:
— Сон Бангора холодней гималайского льда. Поговорка есть такая…
— Но он же дымится! — возразила Ирина. — Словно пар валит… И бурлит! Мне казалось, там кипяток. Я ещё подумала, что горячие коктейль в жару…
— Такой рецепт, — ответил Михаил. — И такая страна. Здесь всё не то, чем кажется. Осторожно!
Салфеткой он охватил бокал и через трубочку потянул напиток.
И зажмурился от удовольствия.
— Попробуй!
И, посмотрев на неё испытующе, спросил:
— Ведь мы начали жизнь?…
— Без последствий! — ответила она.
И, положив салфету на запотевшее стекло, даже сквозь плотную ткань её почувствовала проникающий сквозь кожу, по пальцам, вверх по руке — в глубину плоти проникающий, опьяняющий, туманящий разум, звонкий и красный холод.
С первым глотком…
Алый храм Любви
Шипение воздуха в синих пластиковых трубках, красные огоньки на контрольной панели. В реанимационной палате полумрак, в котором теряется, без следа растворяется свет тусклой дежурной лампы.
Едва колышутся от разгоняемого вентиляцией сквозняка закрывающие окна плотные тёмные шторы.
Тревожащий душу запах лекарств в холоднм аквариумном воздухе.
От тоски за волосы схватиться да бежать, бежать прочь отсюда! Подальше от притаившейся где-то неподалёку смерти, от спрятавшейся под каждой больничной койкой сволочи-боли, от липкого, прочно пристающего к коже запаха лекарств, от свистящего, прерывистого, пугающе-неровного дыхания догорающих в больничной полутьме пациентов.
Бежать бы, бежать! Да нельзя, никак нельзя, невозможно. Задание, будь оно неладно, служебное задание, очень важное и срочно задание, что привело сюда, в реанимационное отделение московской больницы, в палату для пациентов, находящихся в коме.
Не уйти просто так, не выведав, не выспросив, не узнав всё досконально.
— Который? — спросил Тимур.
Врач посмотрел внимательно на больных.
Откашлялся смущённо.
— Я, знаете ли, нечасто тут бываю. Здесь начальник отделения, в основном, работает. Сами понимаете, Тимур Муратович, специфика отделения…
— Второй слева, — подсказала медсестра.
Тимур усмехнулся.
— Надо же, его даже в больнице мало кто помнит! Кроме медсестры…
Тимур достал фотоаппарат.
Сестра озадаченно и встревоженно посмотрела на главврача. Тот успокаивающим жестом легонько взмахнул рукой и прошептал:
— Этот сотрудник… как бы это…
Он глянул искоса на Тимура.
— Прокуратуры, — подсказал Тимур. — Снимок для опознания. Особый случай, понимать надо.
Взгляд медсестры стал строгим и недоверчивым. Женщина в годах и с приличным жизненным опытом, она хорошо разбиралась и в своём деле, и в людях, и в жизни кое-что понимала. Потому объянению гостя не поверила.
— Следствие завершено давно, — возразила она. — Да и не было толком этого следствия. Полгода уже…
Она внезапно замолчала и, словно озарённая догадкой, посмотрела на подозрительного посетителя с откровенной уже неприязнью.
— А удостоверение можно ваше попросить?
Тучный главврач с неожиданной ловкостью извернулся и схватил её за локоть.
— Лидия Дмитриевна!
Медсестра вырвала руку.
— Вячеслав Станиславович, что происходит? Прекратите! Прекратите немедленно! В конце концов, здесь же реанимационное отделение, особые условия, стерильность, а этот…
Она гневно сверкнула глазами.
— …даже без халата! Вы нарушаете…
— Не надо читать лекции о стерильности! — возмутился Жовтовский. — Не смейте указывать руководству, как себя вести и кого именно допускать к больным! Я это знаю лучше вас!
И тут же снова перешёл на шёпот:
— Это важно задание, Лидия Дмитриевна. Поверьте, мы не можем раскрывать все детали, но…
Он приложил ладонь к груди, будто прямо сейчас собирался произнести какую-то особую, специально для такого случая заготовленную клятву.
— Под мою ответственность! Под мою личную ответственность!
Медсестра удивлённо посмотрела на него.
— Вячеслав Станиславович, сдаётся мне, вы и сами не понимаете, что творите.
Лицо главврача побагровело так, что и в тусклом свете лампы это стало заметно.
— Уйдите! — прошипел он. — Немедленно выйдете из палаты! Вы мешаете нам работать!
Заметив, что подчинённая не спешит выполнить его распоряжение, тем же придушенным, свистящим шёпотом добавил:
— При всём уважении к вашему опыту и заслугам, дорогая Лидия Дмитриевна, замечу, тем не менее, что у меня рука не дрогнет подписать приказ…
На секунду он замолк и посмотрел на медсестру грозно и многозначительно.
— Да, приказ! О вашем увольнении!
И брезгливо скривил губы.
— Принципиальность свою будете в центре занятости демонстрировать. В кризис принципиальность очень ценится!
— Хам, — спокойно ответила медсестра. — Хам и бездарь с амбициями! И откуда вас свалилось столько на наши головы? И не смейте меня запугивать, Жовтовский! Я трёх главврачей пережила, и вас переживу! Ваше самоуправство вам с рук не сойдёт, так и знайте!
Тимур, внимательно слушавший эту негромкую, но эмоционально накалённую перепалку и ожидавший с нетерпением ухода заупрямившейся медсестры, ожидал, что та на прощание непременно хлопнет дверью. Почему-то он был уверен, что именно так она и уйдёт.
Но медсестра ушла тихо, плотно и неслышно закрыв дверь за собой.
«Профессионал, уважаю» подумал Тимур и, примериваясь, навёл объектив на больного.
Глянул на экран, подвигал картинку зумом и недовольно покачал головой.
— Она докладную напишет, я уверен, — забормотал главврач. — Она знает, к кому обращаться, у неё муж в управлении знаком с такими людьми…
— Жовтовский, — прервал его сетования Тимур, — а вы и в самом деле бездарь с амбициями?
Посветлевшее было лицо главрача снова стало багроветь.
— Не смейте повторять эти гадкие слова! Не смейте! Я помог вам, я пошёл вам навстречу, и теперь вместо благодарности вы повторяете клеветнические измышления зарвавшейся…
— Я это потому спросил, — спокойно продолжал Тимур, — что у больного лицо закрыто какой-то маской. Только лоб и глаза видны, а для опознания этого недостаточно. Один снимок можно сделать и так…
Сверкнула вспышка.
— Но для второго маску придётся снять!
Жовтовский испуганно замахал руками.
— Что вы, что вы! Это же аппарат искусственной вентиляции лёгких! Больной и так в коме, мы можем потерять его во время…
Губы Жовтовского задрожали.
— …этой незапланированной процедуры.
— Снять! — потребовал Тимур.
И напомнил:
— Кстати, вы не забыли, что моя благодарность у вас в кармане? Могу и добавить.
И протянул главврачу стодолларовую купюру.
Жовтовский быстро схватил её и сунул во внутренний карман.
И беспокойно переступил с ноги на ногу.
— Я даже не знаю…
Тимур посмотрел на часы.
— У меня времени мало. Не тяните его, растянуть всё равно не удастся. Вы ведь не бездарь с амбициями, правда? Вы опытный врач, вы сможете мне помочь.
— А если медсестру пригласить? — предложил Жовтовский.
И через силу попытался улыбнуться.
— Вы с ней… и решите…
Откашлялся.
— Она же опытней!
— Глупости! — отрезал Тимур. — Мне посторонние не нужны. Вам — тем более. Или вместо одной жалобы в управление хотите две получить?
Жовтовский испуганно замахал руками.
— Не эта медсестра, другая! Молодая, но очень хороший специалист! Она поможет, я гарантирую!
Тимур покачал головой.