— Не надо, — попросила Ира. — Не надо говорить об этом…

Она прикоснулась к его руке.

— Я…

И почуствовала странный, щекочущий и словно бы невидимыми коготками царапющий кожу холодок, исходивший от стоявшего рядом бокала.

— Боже! — воскликнула она. — Да он же ледяной, этот коктейль!

Глаза её округлились от удивления.

«Она сейчас как ребёнок» подумал Искандеров.

И со снисходительностью взрослого пояснил:

— Сон Бангора холодней гималайского льда. Поговорка есть такая…

— Но он же дымится! — возразила Ирина. — Словно пар валит… И бурлит! Мне казалось, там кипяток. Я ещё подумала, что горячие коктейль в жару…

— Такой рецепт, — ответил Михаил. — И такая страна. Здесь всё не то, чем кажется. Осторожно!

Салфеткой он охватил бокал и через трубочку потянул напиток.

И зажмурился от удовольствия.

— Попробуй!

И, посмотрев на неё испытующе, спросил:

— Ведь мы начали жизнь?…

— Без последствий! — ответила она.

И, положив салфету на запотевшее стекло, даже сквозь плотную ткань её почувствовала проникающий сквозь кожу, по пальцам, вверх по руке — в глубину плоти проникающий, опьяняющий, туманящий разум, звонкий и красный холод.

С первым глотком…

Алый храм Любви

Шипение воздуха в синих пластиковых трубках, красные огоньки на контрольной панели. В реанимационной палате полумрак, в котором теряется, без следа растворяется свет тусклой дежурной лампы.

Едва колышутся от разгоняемого вентиляцией сквозняка закрывающие окна плотные тёмные шторы.

Тревожащий душу запах лекарств в холоднм аквариумном воздухе.

От тоски за волосы схватиться да бежать, бежать прочь отсюда! Подальше от притаившейся где-то неподалёку смерти, от спрятавшейся под каждой больничной койкой сволочи-боли, от липкого, прочно пристающего к коже запаха лекарств, от свистящего, прерывистого, пугающе-неровного дыхания догорающих в больничной полутьме пациентов.

Бежать бы, бежать! Да нельзя, никак нельзя, невозможно. Задание, будь оно неладно, служебное задание, очень важное и срочно задание, что привело сюда, в реанимационное отделение московской больницы, в палату для пациентов, находящихся в коме.

Не уйти просто так, не выведав, не выспросив, не узнав всё досконально.

— Который? — спросил Тимур.

Врач посмотрел внимательно на больных.

Откашлялся смущённо.

— Я, знаете ли, нечасто тут бываю. Здесь начальник отделения, в основном, работает. Сами понимаете, Тимур Муратович, специфика отделения…

— Второй слева, — подсказала медсестра.

Тимур усмехнулся.

— Надо же, его даже в больнице мало кто помнит! Кроме медсестры…

Тимур достал фотоаппарат.

Сестра озадаченно и встревоженно посмотрела на главврача. Тот успокаивающим жестом легонько взмахнул рукой и прошептал:

— Этот сотрудник… как бы это…

Он глянул искоса на Тимура.

— Прокуратуры, — подсказал Тимур. — Снимок для опознания. Особый случай, понимать надо.

Взгляд медсестры стал строгим и недоверчивым. Женщина в годах и с приличным жизненным опытом, она хорошо разбиралась и в своём деле, и в людях, и в жизни кое-что понимала. Потому объянению гостя не поверила.

— Следствие завершено давно, — возразила она. — Да и не было толком этого следствия. Полгода уже…

Она внезапно замолчала и, словно озарённая догадкой, посмотрела на подозрительного посетителя с откровенной уже неприязнью.

— А удостоверение можно ваше попросить?

Тучный главврач с неожиданной ловкостью извернулся и схватил её за локоть.

— Лидия Дмитриевна!

Медсестра вырвала руку.

— Вячеслав Станиславович, что происходит? Прекратите! Прекратите немедленно! В конце концов, здесь же реанимационное отделение, особые условия, стерильность, а этот…

Она гневно сверкнула глазами.

— …даже без халата! Вы нарушаете…

— Не надо читать лекции о стерильности! — возмутился Жовтовский. — Не смейте указывать руководству, как себя вести и кого именно допускать к больным! Я это знаю лучше вас!

И тут же снова перешёл на шёпот:

— Это важно задание, Лидия Дмитриевна. Поверьте, мы не можем раскрывать все детали, но…

Он приложил ладонь к груди, будто прямо сейчас собирался произнести какую-то особую, специально для такого случая заготовленную клятву.

— Под мою ответственность! Под мою личную ответственность!

Медсестра удивлённо посмотрела на него.

— Вячеслав Станиславович, сдаётся мне, вы и сами не понимаете, что творите.

Лицо главврача побагровело так, что и в тусклом свете лампы это стало заметно.

— Уйдите! — прошипел он. — Немедленно выйдете из палаты! Вы мешаете нам работать!

Заметив, что подчинённая не спешит выполнить его распоряжение, тем же придушенным, свистящим шёпотом добавил:

— При всём уважении к вашему опыту и заслугам, дорогая Лидия Дмитриевна, замечу, тем не менее, что у меня рука не дрогнет подписать приказ…

На секунду он замолк и посмотрел на медсестру грозно и многозначительно.

— Да, приказ! О вашем увольнении!

И брезгливо скривил губы.

— Принципиальность свою будете в центре занятости демонстрировать. В кризис принципиальность очень ценится!

— Хам, — спокойно ответила медсестра. — Хам и бездарь с амбициями! И откуда вас свалилось столько на наши головы? И не смейте меня запугивать, Жовтовский! Я трёх главврачей пережила, и вас переживу! Ваше самоуправство вам с рук не сойдёт, так и знайте!

Тимур, внимательно слушавший эту негромкую, но эмоционально накалённую перепалку и ожидавший с нетерпением ухода заупрямившейся медсестры, ожидал, что та на прощание непременно хлопнет дверью. Почему-то он был уверен, что именно так она и уйдёт.

Но медсестра ушла тихо, плотно и неслышно закрыв дверь за собой.

«Профессионал, уважаю» подумал Тимур и, примериваясь, навёл объектив на больного.

Глянул на экран, подвигал картинку зумом и недовольно покачал головой.

— Она докладную напишет, я уверен, — забормотал главврач. — Она знает, к кому обращаться, у неё муж в управлении знаком с такими людьми…

— Жовтовский, — прервал его сетования Тимур, — а вы и в самом деле бездарь с амбициями?

Посветлевшее было лицо главрача снова стало багроветь.

— Не смейте повторять эти гадкие слова! Не смейте! Я помог вам, я пошёл вам навстречу, и теперь вместо благодарности вы повторяете клеветнические измышления зарвавшейся…

— Я это потому спросил, — спокойно продолжал Тимур, — что у больного лицо закрыто какой-то маской. Только лоб и глаза видны, а для опознания этого недостаточно. Один снимок можно сделать и так…

Сверкнула вспышка.

— Но для второго маску придётся снять!

Жовтовский испуганно замахал руками.

— Что вы, что вы! Это же аппарат искусственной вентиляции лёгких! Больной и так в коме, мы можем потерять его во время…

Губы Жовтовского задрожали.

— …этой незапланированной процедуры.

— Снять! — потребовал Тимур.

И напомнил:

— Кстати, вы не забыли, что моя благодарность у вас в кармане? Могу и добавить.

И протянул главврачу стодолларовую купюру.

Жовтовский быстро схватил её и сунул во внутренний карман.

И беспокойно переступил с ноги на ногу.

— Я даже не знаю…

Тимур посмотрел на часы.

— У меня времени мало. Не тяните его, растянуть всё равно не удастся. Вы ведь не бездарь с амбициями, правда? Вы опытный врач, вы сможете мне помочь.

— А если медсестру пригласить? — предложил Жовтовский.

И через силу попытался улыбнуться.

— Вы с ней… и решите…

Откашлялся.

— Она же опытней!

— Глупости! — отрезал Тимур. — Мне посторонние не нужны. Вам — тем более. Или вместо одной жалобы в управление хотите две получить?

Жовтовский испуганно замахал руками.

— Не эта медсестра, другая! Молодая, но очень хороший специалист! Она поможет, я гарантирую!

Тимур покачал головой.