— Брось! — закричал Игнат. — Брось! Брось это! Брось!
Пора это выбросить. Пора. Странные сны.
«…по просьбе Игната Ивановича Палевича высылаю вам драфт договора на новый роман…
Рассчитываем получить ваш ответ завтра до конца рабочего дня.
По вашей просьбе срок на подготовку романа я увеличил с двух до трёх месяцев.
Игнат Иванович просил как можно быстрее завершить все формальности, так что при необходимости договор для подписания я могу привезти вам на дом, либо в любое указанное вами место.
Ожидаю скорейшего ответа.
С уважением
Коцюра Д.Н.
Референт Генерального директора»
«…Издательство в лице Генерального директора И.И. Палевича, действующего на основании… настоящий Договор с М.Л. Искандеровым (в дальнейшем — Автор)…
…за вознаграждение передаёт исключительные права…»
Травки, между прочим, лечебные, а не ядовитые!
— Теперь ты разденься, — попросила она. — Я хочу увидеть тебя, всего тебя.
Он был послушен. Полностью покорен её воле.
«Мне воздаяние. Воздастся по делам, по словам, и по мыслям».
— Сними брюки. Отбрось. И это сними…
Её любовник обнажён. Обнажён и беспомощен.
— Передай мне…
Он протянул ей брючный ремень. Она протянула язычок ремня сквозь стальную пряжку.
Петля.
На шею или на руки?
— Сюда, — попросил он и завёл руки за спину.
Она приблизила голову к его груди. Кончиком языка провела по соску. Рука скользнула по его животу — ниже.
Тёмные волосы. Темнота.
Плоть растёт, удлиняется, наливается жаром. Сладковатый запах с кислинкой — острее.
— Хочешь оказаться в моей власти? — спросила она. — Не страшно?
Она улыбается.
— Нет, — отвечает он. — Не страшно…
«Иго твоё легко… Легко!»
Она обошла его. Прижалась к спине. Плотно. Охватила за плечи и на секунду узкой полоской ремня придавила горло.
— И теперь на страшно? Совсем?
— Нет, — ответил он.
Она погладила его ягодицы. Задержала палец на ложбинке. Медленно продвинула вглубь. Ещё немного. Ещё.
Глубже.
Лёгкой, едва заметной волной дрожь пробежала по его спине.
— И теперь? — повторяла она. — Я ведь могу потерять разум от страсти. Могу войти в тебя. Ты и это примешь?
— И теперь, — ответил он. — Смири…
Она набросила ему петлю на сведённые руки. Затянула узел.
— Я выпью тебя, — сказала она. — Всего тебя, до дна. Я буду обладать тобой. Тобой — всем! Ты весь будешь мой!
Она обошла его и встала перед ним на колени.
Кончиком языка провела по всей длине поднявшегося в возбуждении члена. Нежно прикоснулась губами к головке, смачивая её слюной. Рот её буквально истекал влагой, смеши вавшейся с липкой прозрачной жидкостью, каплями собравшейся на головке члена.
Она подняла голову. Посмотрела на него с улыбкой.
— Да ты весь течёшь…
Он не ответил ей. Лишь дышал тяжело, словно задыхаясь в полночной жаре.
— Скоро ты польёшься… Скоро…
Она охватила губами его член и стала сосать, ускоряя темп. Ладонью поглаживала яички.
Потом повалила его на постель. Головой прижалась к животу, словно удерживая любовника на месте.
И сосала, вытягивая жидкость его, ощущая с восторгом, как набухает и наливается жаром головка члена.
И чувствовала как любовник дрожит и извивается в объятьях её, как твердеют от сладкой судороги его мышцы. Чувствовала… Каким-то особым чувством, догадкой, прозрением, озарением мгновенным — увидела на многвение красный огонь, охвативший его живот.
Семя рвётся навстречу её губам.
Ноги его бьют по простыне.
Океан захлёбывается. Она глотает белую жидкость. Лижет языком кожу.
— Ещё…. Ещё…
Пьёт — глоток за глотком. Горячее мясо пульсирует в неё в руке, будто стараясь вырваться из сжатых пальцев.
Последние капли. Она облизывает губы.
Теребит пальцами член, словно страраясь добыть ещё влаги. Он отвечает ей стихающими толчками всё ещё напряжённых и горячих тканей. Последние капли, уже не белые, а полупрозрачные, текут ей на ладонь.
Она растирает остатки спермы по животу.
И затихает на несколько минут, чутко прислушиваясь к шумному дыханию остывающего от страсти любовника.
— Это только начало, — шепчет она. — Это только начало, милый…
Она даёт ему отдохнуть. Главное ещё впереди.
Он избавился от семени и следующую игру перенесёт легче.
Следующая игра будет более забавной.
Она переворачивает его на живот.
Стих шелест шин. Облако красновато-коричневой пыли.
Машина остановилась почти беззвучно. Только по стихшему шелестящему звуку и можно было понять, что японский протектор не поднимает больше с земляной дороги прокалённую полдневным солнцем тропическую пыль, и роскошная белая машина с золотистыми тонированными стёклами остановилась почему-то прямо посреди дороги, напротив табачной лавки.
— Кто это к нам забрался? — удивлённо спросил продавец, встряхивая кулёк.
— Быстрее, быстрее! — поторопил его Искандеров.
И протянлу руку за кульком.
— Хороший табак! — не забыл похвалить товар табачник. — Для трубки хорош, сигарету скрутить — хорош…
Он явно был взволнован и смущён. Его превосходный по здешним меркам английский (бывший главной причиной того, что Искандеров именно в его торговом заведении закупал листовой табак) заметно сломался и охромел.
Слова он подбирал с трудом. И левый глаз его беспокойно запрыгал и начал косить.
— Е-э! — обиженно заявила проходившая мимо коза.
И затрясла пыльным боком на разноцветные кучки пряного, ароматного, со всевозможными травами и приправами смешанного табака.
— А ну! — закричал продавец. — Проходи!
Добавил какое-то слово на местном диалекте. Но замахнуться на животное не решился.
Впрочем, понятливая коза и сама ушла.
Звук хлопнувшей двери. Кажется…
Искандеров повернулся на женский голос.
— А я вас узнала! Михаил… ой… отчество…
— Львович, — подсказал Михаил.
Молодая женщина, красивая, в соблазнительно короткой юбке, с потрясающе стройными ногами, с длинными каштановыми волосами, с миндалевидными голубыми глазами — стояла перед ним.
И восторженно смотрела на него.
«Поклонница?» с давно уже забытым, но теперь вдруг внезапно появившимся радостным волнением подумал Михаил. «Неужели? Когда ж это было? Неужели сейчас она скажет: «а я вас узнала»? Не верю!»
— А я вас узнала! — воскликнула она. — Михаил Львович Искандеров! Правда? Это вы?
— Это я, — подтвердил Искандеров. — Это…
Что-то знакомое было в её облике. Будто что-то давнее, забытое уже, прочное забытое, погребённое под грудой хлама мимолётных видений в самом дальнем уголке памяти, неподвижно лежащее, тихое, едва ли не мёртвое до времени, но теперь вот ожившее, проснувшееся воспоминание, намёк, полкартинки туманной, еле слышный звук в общем хоре бесчисленных звуков проходящей, пролетающей мимо жизни, неуловимое, неосязаемое, неосознанное, и неосознанностью своей особенно беспокоящее воспоминание.
О чём?
Женщина радостно засмеялась.
— А я ваша поклонница! Самая преданная и верная! У меня полная коллекция ваших книг! Все серии… Ой, нет! Кроме детективных. Детективы не люблю…
— Слишком много насилия? — спросил Искандеров.
Он хотел бы смотреть на неё равнодушно. Должен был бы смотреть равнодушно…
Но, против воли своей, любовался. Взгляд будто прикован был к её телу.
«Как красива…»
— Просто не люблю — и всё. Может, герои не симпатичны. Жадны, себялюбивы.
— А любовные романы? — уточнил Михаил.
— Собрала все ваши серии, — с гордостью заявила незнакомка. — И знаете… Я на всех презентациях была.
— Вот оно что! — обрадовался Искандеров. — А то я всё пытаюсь… Конечно, презентации! Давненько их не было… А, кстати, как мою поклонницу зовут?
— Ирина, — назвала своё имя красавица.
На секунду замялась, будто подумывая, а не назвать ли писателю и отчество вместе с фамилией, но, видно, решила, что так будет совсем уж официально.