Столкновение с "черной смертью", оказалось весьма чувствительным для солдат и танков, над чьими головами они безнаказанно сновали туда и сюда. Долгожданные истребители появились в самом конце налета, когда смертоносные осы уже почти израсходовали свои арсеналы и покидали поле боя.

Другим неприятным сюрпризом, что число противотанковых батарей на подступах к Арбузово увеличилось, вопреки ожиданиям Манштейна. За время передышки Рокоссовский не только смог подтянуть резервы к месту наступления противника, но и снял пушки с мгинского направления и перебросил их под Арбузово.

Риск был большим. Генерал буквально оголил оборону Мги, но он окупился сторицей. Именно благодаря этим действиям блистательный танковый прорыв вермахта был переведен в откровенно позиционную борьбу.

Третьим, но далеко не последним, было то, что советские истребители не позволяли летчикам "люфтваффе" помочь своим наземным частям. Краснозвездные самолеты, если не потеснили противника с неба, то не позволили ему на нем хозяйничать.

Все взятое вместе позволили немцам, ценой серьезных потерь выйти к окраинам Арбузово и взять несколько домов. Под натиском танков и пехоты советская оборона продавливалась, но долгожданного прорыва так и не состоялось.

Желая оправдать неудачу своих действий, Манштейн возложил всю ответственность на бездействие "шлиссельбургской группировки" генерала Скотти.

- Если бы он только ударил по русским в районе Марьино, ситуация на фронте переменилась в нашу пользу. И мои бы танки стояли бы сейчас не у Арбузово, а праздновали бы победу в районе Дубровки! Почему вы не отдали такой приказ генералу Скотти? Ведь это так очевидно? - излагал он по телефону, прописные истины Цейтлеру.

Генералу это тоже было очевидно, но было ещё кое-что, что не вписывалось привычную схему Манштейна.

- Фюрер запретил генералу Скотти наступать вам навстречу - огорошил собеседника начштаб.

- Почему? - изумился Манштейн.

- Согласно докладу генерала, для того, чтобы прорвать оборону противника, он должен снять войска в районе Липки, а это создает угрозу прорыва обороны противником.

- Липки можно оборонять малыми силами!

- Генерал Скотти иного мнения по этому поводу и фюрер полностью с ним согласен. "Ради прорыва мы не можем рисковать всем побережьем Ладоги" - сказал он при обсуждении со мной по телефону положения ваших войск под Петербургом и я не в силах отменить его приказ - Цейтлер говорил полную правду, но в его голосе Манштейн отчетливо слышал нотку штабника прогибающегося перед верховной властью. Это стало неотъемлемой частью немецкого генерального штаба после удаления из него генералов Бека и Фриче.

- Думаю, что мне следует позвонить ему в ставку и попытаться переубедить его - высказал предположение Манштейн. Как личный посланник фюрера он мог себе позволить подобный шаг, но собеседник не разделял его намерений.

- Вы, конечно, можете позвонить в ставку, но не думаю, что вы сможете заставить фюрера изменить принятое решение. На сегодня Паулюс буксует под Сталинградом. Лист топчется на перевалах Кавказа, Модель из последних сил борется за Ржев. Все это вызывает у фюрера недовольство действиями вермахта. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.

Опасаясь подслушивания со стороны спецслужб, Цейтлер перешел к намекам и иносказанию и Манштейн его прекрасно понял. Когда дела на фронтах не ладились, Гитлер начинал искать виновников этих неудач в своем окружении. И судьба генералов обвиненных фюрером в провале наступления на Москву, Петербург и Ростов была тому наглядным примером.

- И что мне прикажите делать? Продолжать выдавливать русских из Арбузово тратя на это последние силы? - с гневным упреком бросил в трубку Манштейн.

- Почему свои последние силы? - немедленно откликнулся на его слова Цейтлер. - В вашем распоряжении есть союзные соединения и добровольческие части СС. Пустите их в дело, пусть помогут вам склонить чашу победы в свою сторону.

- Они скверно наступают. На одного союзного солдата в наступлении необходимо три солдата вермахта, которые будут толкать его прикладами в спину - солдатским фольклором ответил Манштейн, но собеседник не принял его тона.

- Они может действительно неважные вояки в наступлении, но ими можно хорошо развести огонь в камине. За это с вас никто не спросит, можете мне поверить.

- Спасибо, но для меня куда важнее личной ответственности - это взятие Арбузово и прорыв окружения группы генерала Скотти.

- Для меня тоже. Желаю удачи.

Цейтлер говорил собеседнику искренне, однако госпожа Удача продолжала оставаться глухой и незрячей в отношении солдат группы армий "Север".

Третий день наступления не разрешил кризиса в сражении по деблокирования Шлиссельбургской группировки. Брошенные в бой венгры, хорваты, испанцы, при поддержке немецкой артиллерии и танков не смогли переломить ход битвы в свою пользу. Итогом кровопролитных атак и отчаянной храбрости стало неполное занятие Арбузово на юге и захват руин 8-й ГРЭС на севере.

Для самолюбия Манштейна подобный результат был подобен плевку в душу, где все бурлило и клокотало от негодования. Сражайся он где-нибудь в Европе или на худой конец на юге России и имей он больше сил, "лучший военный гений" Германии, несомненно, давно бы предпринял обходной маневр и нанес противнику сокрушительный удар в другом, слабом месте. На выявление этих слабых мест у генерала был особый нюх но, к огромному сожалению, он не мог проявить свои полководческие таланты в полном блеске и мере.

Из-за болотистой местности, он мог наступать своими танками только на ограниченном пространстве, нанося удары исключительно в лоб, не имея возможности маневрировать. Единственный выход в этом положении был штурм вражеских позиций силами пехоты при поддержке артиллерии, был недостоин немецкого генерала своими высокими потерями. По этой причине, Манштейн и прибег к совету Цейтлера, решив продавить оборону противника ценой жизней союзнических солдат.

Будь его противником генерал Мерецков и Манштейну бы удалось вколотить в лузу этот откровенно неудачный для себя шар. Однако ему противостоял генерал Рокоссовский, усердно не желавший изображать из себя уловного противника и каждый день преподносивший Манштейну новые сюрпризы.

Все неудачи третьего дня были связаны с грамотным взаимодействием советских наблюдателей корректировщиков и артиллерийским батареям Ленфронта. Дивизионные гаубицы с правого берега Невы своим огнем раз за разом громили боевые порядки немецких союзников штурмовавших Арбузово в этот день.

Не успевал хорваты и венгры, бельгийцы и голландцы начать атаку, как на них тут же обрушивались снаряды, в пух и прах, разнося их стройные ряды.

Когда же по требованию генерала на правый берег Невы была послана эскадрилья бомбардировщиков, они не обнаружили месторасположение русских гаубиц. Так мастерски они были укрыты от взора врага. Стоя под маскировочными сетями, артиллеристы крутили дули рыскавшим в небе самолетам врага и показывали в их адрес различные неприличные жесты.

Будь у немецких пилотов время, они бы смогли отделить зерна от плевел и нанесли бы свой удар, но время у них было в обрез. В небе появились темные точки летевших им на перехват советских истребителей и асы "Люфтваффе" сбросили свой груз наугад.

Действия истребителей обоих фронтов в эти дни было выше всех похвал. Они не только сражались с "мессерами" и сбивали "юнкерсы", летчики охраняли от огня противника свои штурмовики, на плечи которых легла главное бремя борьбы с танками и пехотой противника.

Не понаслышке зная о том, что увлеченные боем истребители часто оставляли "илы" без прикрытия, специальным приказом, Рокоссовский ввел персональную ответственность истребителей за каждую потерянную в бою машину. В случае выявления подобных случаев, под трибунал отправлялся не только летчик, совершивший этот проступок, но и комиссар, и командир этого подразделения.