Вернувшись в лагерь, я снова пошел проведать своего пациента. Мило выглядел лучше, печень и почки уже оправились от интоксикации, кровеносные сосуды на руке и на боку уже выросли, я убрал поддерживающие плетения, надобность в них исчезла, да и ткани вокруг сосудов тоже начали нарастать. Еще раз подстроив анестезию, чтобы вместо боли он испытывал максимум небольшое неудобство, я вывел мага из искусственного сна.

Веки Мило затрепетали, тело пару раз дернулось, после чего маг открыл правый глаз, обожженные мышцы не давали нормально открыть левый.

— Где мы и сколько уцелело? — первый его вопрос был сразу по делу.

— На острове в болоте, вместе с тобой уцелело четырнадцать человек, — ответил я ему, — пока лежи и не дергайся, тебе сильно досталось. Меньше говори, больше ешь и спи.

Брезентовая ширма отодвинулась в сторону и в нашу импровизированную палату осторожно вошел повар, неся в руках две тарелки с едой. Поблагодарив его, я взял тарелки и поставил их на плоский камень рядом с носилками, на которых лежал Мило, после чего помог магу занять полусидячее положение и вручил ему ложку. Ему сейчас нужно много белка, чтобы восстановить утраченные ткани, так что пусть ест мясо, много мяса.

Когда маг поел, я снова помог ему лечь, после чего снова погрузил его в сон, сам же решил еще раз осмотреть его раны. Заживление шло хорошо, но медленно. Все-таки магия жизни не всемогуща. Когда заново выращиваешь иссеченную мышцу, нужно откуда-то брать белки и аминокислоты, без строительного материала мышца не вырастет, а резервов в организме для этого немного, особенно в таком тощем и жилистом теле, как у нашего мага.

Там, где рост кожи был простимулирован, уже образовались ее складки, обрезав отросшую кожу, я тут же пересадил ее на обожженные места, удалось закрыть всю полосу по его боку, оставшегося хватило, чтобы закрыть примерно шестую часть ожога на бедре. На лице тоже наросла небольшая складка кожи, она была пущена на реконструкцию поврежденных век и кожи вокруг глаза. Теперь он сможет, хотя бы, нормально смотреть обоими глазами. Наложив заново повязки где это было нужно, я подстегнул пищеварение Мило и заново простимулировал восстановление поврежденных тканей и печень на усиленный синтез лецитина, после чего вышел наружу.

А не зря вчера закат багровый был, ветер поднялся сильный, почти ураганный, да и небо начало затягивать. Надо бы проверить, как у нас обстоит с укрытиями от дождя. Большинство запасов погибло вместе с нашими товарищами, на остров мы пришли только с тем, что было в солдатских ранцах. У нас есть еда, есть кое-какое вооружение, всего же остального катастрофически недостаточно. Например, палаточной ткани у нас нет, а тростниково-лапниковые навесы годятся только от солнца. Впрочем, у нас есть дюжина носилок в мешке у Рюта, используем их.

Я позвал дневального и приказал ему найти Рюта, сам же пошел к повару за очередной кружкой кавы, никак не получается сонливость прогнать.

Рют прибежал через пару минут, одетый только в подштанники и нательную рубаху, его оторвали от стирки формы, извинился за неуставной вид, дальше закрутилось. Он привлек всех бывших под рукой легионеров, носилки разбирали и тут же пускали полученные материалы в дело. Буквально четверть часа, и навесы были перекрыты брезентом поверх тростника, добавились и вертикальные ширмы из того же тростника, для защиты от ветра, что уже начал всех беспокоить. Стало холодно, температура воздуха была в районе все тех же 20 градусов цельсия, но ветер выдувал тепло, да и влажность здесь была постоянно высокая.

Когда строительство было закончено, я приказал оборудовать укрытия и для часовых, выделив для этого тот кусок брезента, что служил ширмой для лазарета. Вместо него была поставлена тростниковая ширма. Кусок брезента был не слишком большой, так, на пару носилок максимум, но часовым любая защита от непогоды лишней не будет. Строители вернулись назад, когда начали падать первые капли дождя.

Разразилась настоящая буря, дождь лил такой, что в пяти метрах за его стеной ничего не было видно, порывы ветра норовили сдуть наши хлипкие строения, молнии сверкали каждые несколько секунд и не переставая грохотал гром. Как говорится, в такую погоду приличная собака не станет выгонять на улицу своего хозяина. Где-то через час ливень стал немного утихать, видимость увеличилась метров до пятидесяти, ветер утих, можно было уже перестать держать край крыши, чтобы его не сдуло. Плюнув на всех, я вытащил из своего мешка кусок мыла и мочалку, вылез под дождь и начал мыться. А что, не хуже, чем в душе получилось. С плоской вершины скалы лился поток с претензией на водопад, под ним было особенно удобно мыть голову. Вернувшись под навес, я посмотрел на уставившихся на меня легионеров и скомандовал:

— Что уставились? Шагом марш мыться!

Солдаты как будто только этой команды и ждали, скинули одежду и наперегонки побежали под дождь. Я же, на всякий случай просканировав окрестности магическим зрением и не увидев ничего подозрительного, пошел проведать раненого, прихватив с кухни миску с густой наваристой похлебкой и пару брусков сухпайка, прессованной мелко нарубленной сушеной рыбы. Идеальное белковое питание для него.

За прошедшие с прошлого посещения несколько часов вся съеденная еда уже была усвоена организмом, немного наросли ткани на плече, рана на боку полностью затянулась, как будто ее и не было, разве что неглубокий провал кожи по линии ожога намекал, что мышцы под кожей еще не восстановились. Бедро зажило окончательно, остался только незакрытый участок обожженной кожи где-то на пол-ладони. В целом я был доволен его состоянием и решив, что хватит ему уже спать, и вывел мага из состояния искусственного сна.

Проснувшись, первым делом Мило набросился на еду. Похлебка была съедена буквально за несколько секунд, затем настал черед сухпайка, белков и жиров в нем много, как раз то, что сейчас нужнее всего его организму. Когда маг покончил с едой, я помог ему подняться на ноги и мы вместе вышли из-за ширмы. Увидев нас, легионеры дружно загалдели что-то хвалебное в наш адрес, типа, какой у них классный доктор. Все видели, в каком состоянии Мило был принесен сюда, и вот он уже ходит и даже пытается пользоваться раненой рукой. Дождь даже не собирался прекращаться, так что я в приказном порядке раздел мага, разделся сам и потащил его мыться, гигиена — первое дело, особенно для выздоравливающих. Хоть Мило и пытался строить из себя здорового, левая рука у него пока почти не работала, бицепс с трицепсом еще не успели нарасти, да и от дельтовидной мышцы осталась хорошо, если четверть, так что ему пришлось ему вовсю помогать и мыться, и одеваться.

Вернувшись под крышу, я начал вводить Мило в курс наших дел, как мог объяснил диспозицию, дал отчет по личному составу, вооружению, припасам и прочему полагающемуся. К сожалению, карты у нас не было, она погибла вместе с капитаном, мы в три руки и четыре глаза (раненая рука висела на перевязи из медицинской косынки), попытались по памяти восстановить топографию окрестностей, чертя веткой на мокром песке. Подумав, Мило отменил несение караулов в секретах, если кто и полезет на болота, он это заметит раньше, чем часовые. За часовыми отправили дневального, выдав ему для защиты от дождя мой гражданский плащ-пыльник, вместе с уставной шляпой нормально от дождя прикроет. Мы же прикидывали, как и куда можно отсюда пойти и какой путь отхода будет наиболее разумным.

Караульные вернулись большой толпой. Все прям по уставу, на караул и с караула только в сопровождении разводящего, куда разводящий, туда и караульный. Их сразу погнали мыться обратно под дождь, ибо гигиена, а лейтенант ваш самодур, это я про себя. Еще через четверть часа мы все сидели под скальным козырьком у ширмы лазарета и грелись от пламени двух индейских свечей. Повар принес еду, как раз настало время ужина, когда все поели, я вынес из лазарета купленные еще в Сенаре две бутыли с местным виски и плеснул каждому в кружку грамм по сто. Ибо, как говорил великий полководец Александр Васильевич Суворов, после боя умри, но выпей! Только сейчас мы почувствовали себя в безопасности, так что можно. Обделил я только одного Мило, ему плеснул грамм двадцать, не больше, пояснив, что сначала восстановиться нужно. Выпили молча, стоя, поминая павших товарищей, после чего Мило отпустил всех солдат спать, сам оставшись на посту. Ну да, он единственный из нас, кто выспался.