Ее взгляд встретился с глазами Дмитрия Сергеевича.

— А вы? — снова спросил он ее.

— Я? Я…

Мышка уже хотела сказать, что она читать не будет, пришла сюда по ошибке, и теперь это поняла, но Таня сказала за нее:

— Дмитрий Сергеевич, она боится…

— Нет, — покачала головой Мышка. — Я не боюсь… Просто я поняла, что ошиблась. Это не мое…

— А вы попробуйте…

— Зачем? — нахмурилась Мышка. — Мне и так понятно, что я зря пришла.

— Зато мне это не совсем понятно, — улыбнулся он. — Давайте так — вы сейчас попробуете меня в этом убедить. Что вы пришли зря…

— Хорошо, — подумав, согласилась Мышка. — Я должна что-то прочитать?

— Ну, было бы желательно…

Она уже приготовилась читать басню, и вдруг он сказал:

— Давайте только не станем начинать с басни.

Она стояла в центре комнаты и чувствовала себя совсем раздетой. «Нет, — снова подумала она, — это точно не мое… Я же боюсь взглядов…»

— Как вас зовут?

Она назвалась — машинально, не зная, почему подчиняется его воле, хотя воля неагрессивна. Он просто сумел ее убедить в своей правоте.

— Что будете читать?

На минуту она задумалась. Почему-то ей показалось, что Офелию читать не надо, это наверняка будет смешно. Она и так устала — морально, физически — и вряд ли сможет вынести смех.

Она вспомнила монолог из недавно прочитанной пьесы про Вийона и с удивлением обнаружила, что помнит его очень хорошо.

Когда она начала, ей показалось, что она летит вниз, в холодный омут, в эту родившуюся тишину, и Мышка постаралась увидеть перед собой Кинга, чтобы было за что ухватиться.

— «…закрыта дверь для нас, всю Францию весь мир пройди, во все глаза гляди — одна погоня позади да гибель впереди…»

Она даже не поняла, как перешла к самому Вийону, — строки летели из нее, теперь — «Баллады повешенных», пришедшие сами собой.

— «Вот мы висим печальной чередой, над нами воронья кружится стая…»

Ее голос звучал устало, как будто она заранее со всем смирилась, и вообще — где она теперь была? Ау, Мышка! Ей казалось, что ее нет. Она растаяла в дыхании строк, написанных так много лет назад.

Когда она закончила и вернулась, с огромным трудом отделив свое физическое тело от чужого дыхания, она удивилась тому, что в комнате все так же тихо. Обернулась — Таня подалась вперед, глядя на Мышку во все глаза. Ее губы что-то шептали. Мышка угадала — «Браво»…

Она обернулась к комиссии. Темноволосая девушка сидела, приоткрыв рот. Вера Ивановна буравила Мышку злым взглядом. А Дмитрий Сергеевич молчал, глядя куда-то в сторону.

— Значит, я свободна, — сказала Мышка утвердительно. Судя по тому, что он наконец-то перестал на Мышку смотреть, ему не понравилось. Хоть убедился…

— Свободны? — удивился он. — Вы? Нет уж. Еще что-нибудь. Из прозы. Чтобы Вера Ивановна убедилась…

— В чем? — спросила Мышка. — Я же вам сказала, что пришла сюда по ошибке…

— У вас есть время? — спросил он. — Я хотел попросить вас задержаться на несколько минут. Сможете?

Мышка не хотела оставаться. Лучше бы прочесть сейчас, подумала она. Прочесть — и отвязаться… Никогда больше сюда не приходить.

— Я… — Она оборвала себя на полуслове. — Хорошо, — согласилась она. — Я останусь…

Она стояла в коридоре, ожидая, когда ей позволят войти. Из-за закрытой двери доносились голоса, и Мышка невольно подслушала разговор.

— Да вы, Дмитрий, в своем уме? — говорила Вера Ивановна. — Она же не типажна…

— И очень хорошо, — отвечал тот. — Меня, честно говоря, уже угнетает типажность…

— Вас — может быть, — рассмеялась Вера Ивановна с оттенком злого раздражения. — А вы не думаете, что потом ждет этих девочек? Вы поставите ее в массовку? Но ведь не получится… А на главные роли…

— Знаете что, — тихо сказал Дмитрий. — Мне кажется, если мы видим существо необычное, талантливое, наш прямой долг помочь ему. И не думать, что будет дальше… Если все начнут рассуждать так, как вы, у нас и актеров талантливых не останется! Одни типажи…

— Вы жизнь человеку портите!

— А вы?

Кажется, они сейчас поссорятся, тоскливо подумала Мышка, отходя подальше. Ей совсем неинтересно было то, что они говорят. Несмотря на то что говорили про нее…

Наконец дверь распахнулась.

— Анна, зайдите, — пригласил ее Дмитрий.

Сейчас все закончится.

— Давайте так, — предложил он. — Вы сейчас прочитаете нам то, что рвется у вас из души. Пусть это будет не проза… Все, что угодно. Главная ваша задача — убедить нас в своей правоте…

«Мне не хочется», — не терпелось ей сказать… Но вместо этого она промолчала, послушно встала перед ними. «Каким образом он подчиняет меня себе?» — с удивлением подумала Мышка. Она собрала остатки бунта из всех закоулков души. «Я не хочу никого ни в чем убеждать, — улыбнулась она. — Просто я — другое дерево…»

Слова сами вырвались наружу.

— Я — другое дерево, — сказала она, глядя прямо в глаза Вере Ивановне. Спокойно. Без дрожи в голосе. Бросая вызов всем на свете «типажам». — «Говорят, если деревья долго лежат в земле, они превращаются в уголь, в каменный уголь. Они долго горят, не сгорая, и это дает тепло… Но я хочу тянуться в небо… Не потому, что я лучше других деревьев, нет, я этого не говорю… Просто я — другое дерево…»

Когда она закончила, снова воцарилась испуганная тишина. Мышка усмехнулась и тихо спросила:

— Я могу теперь идти?

Ей никто не ответил. Вера Ивановна вообще на нее не смотрела, демонстративно уткнувшись в свои записи. Дмитрий смотрел как-то странно, точно ожидал большего, и сейчас она его разочаровала. Только темноволосая девушка улыбалась ей одобрительно.

— Да, — наконец сказал Дмитрий.

Она выдохнула с облегчением, слава богу, кончились ее мучения.

Уже у выхода он остановил ее:

— Анна!

Она обернулась.

— В следующее воскресенье… Вы должны прийти. И постарайтесь собрать документы до двадцать девятого мая. Впрочем, если не успеете, ничего страшного… Принесете после второго тура…

— Вы так уверены, Дмитрий Сергеевич? — тихо спросила Вера Ивановна.

— Да, — кивнул он. — Я именно так вот уверен… — И, уже обращаясь к Мышке, повторил: — Вы сумеете прийти через неделю? Я буду вас ждать…

* * *

Она вышла на улицу и остановилась на минуту, прикрыв глаза. «Почему у меня такое ощущение, будто только что вырвалась на свободу?» — подумала она.

— Ну как?

Она открыла глаза и с удивлением обнаружила перед собой Иранцеву.

— Никак, — пожала Мышка плечами.

Она прошла мимо Иранцевой к той самой лавке, на которой ее ждали Таня и Вовка.

— Фу, — проговорила Таня. — У тебя такое лицо, словно ты вырвалась из подземелья… Они тебя сильно мучили?

— Нет, — покачала она головой. — Дай сигарету… Мои кончились.

Таня протянула ей пачку. Мышка опустилась рядом с ними.

— Они оценили твою гениальность? — поинтересовался Вовка.

— Наверное, трудно оценить то, чего сам человек в себе не находит, — рассмеялась Мышка.

— Нормальный и не найдет, — заметил Вовка. — Нормальный будет жить с острым комплексом неполноценности, так и не поняв себя… Ты не Иранцева…

— Кстати, о змеях, — вступила в разговор Таня. — Чего ей от тебя было надо?

— Спросила как, — пояснила Мышка.

— То есть?

— Ну как, вот и все…

Мышка затянулась сигаретой и задрала голову к самому небу, надеясь увидеть там лестницу. Очень бы сейчас она оказалась кстати, подумалось ей. Но небо было пустым, равнодушным и обычным. «Типажным», усмехнулась она про себя.

— Кстати, что тебе сказали?

— Чтоб я поторопилась с документами. И пришла в следующее воскресенье…

— Точно поступишь…

— Кто бы и сомневался, — усмехнулся Вовка. — Кстати, когда станешь знаменитой, помяни меня, как первооткрывателя…

— Я не стану, — заверила его Мышка. — У меня полное отсутствие типажности…

— Такие-то и становятся, — тихо сказал Вовка, серьезно глядя на Мышку. — В просторечии это называется — личность…