Если вдуматься, я поступаю, как ты. Только у мальчиков все наоборот. В основном распространена лысая прическа. Или коротко стриженная… Получается, мы с тобой оба нонконформисты…

Мышка не знала, что означает это длинное слово, но кивнула — просто потому, что ей хотелось оказаться с ним в одной компании.

Он снова попросил ее надеть шапку — и Мышка послушалась.

— Теперь я, наверное, совсем ужасно выгляжу, — сказала она.

— Нет, — заверил он ее. — Может быть, ты выглядишь забавно, но уж никак не ужасно…

Она скептически усмехнулась, оставив себе право думать так, как думала и раньше.

Теперь они шли вдоль улицы вдвоем, и Мышка охотно согласилась бы брести целую вечность по этой улице, но возле одного из домов он остановился.

— Все бы хорошо, — сказал он, — да только вот в этом доме одна девушка ожидает сахара, потому что хочет кофе, а без сахара ей почему-то пить кофе не нравится…

Она испугалась, что все сейчас закончится — из-за неведомой девушки и вообще из-за какого-то дурацкого сахара.

— Я тоже хочу кофе, — заявила она и тут же испугалась своей наглости.

Он рассмеялся:

— А разве можно идти в незнакомую квартиру, к неизвестному взрослому дяденьке?

— Вообще-то нельзя, — немного подумав, сказала Мышка. — Ладно, отнесите свой сахар… Вы же можете вернуться. Я просто подожду вас здесь…

Кинг представил, как она сидит на скамейке, отчаянно замерзая… И еще он представил, как в его отсутствие появляется какой-нибудь страшный, неполноценный урод, и эта доверчивая девочка идет с этим уродом, точно так же, как сейчас она хочет пойти с ним, и его сердце сжала ледяная рука ужаса.

— Нет уж, — решительно сказал он. — За себя я все-таки могу поручиться, а за тебя — нет… Мало ли что придет тебе в голову?

Он распахнул обшарпанную дверь подъезда и слегка наклонил голову, пропуская ее вперед:

— Прошу вас, принцесса!

Дверь была открыта.

* * *

— Только не пугайся, — предупредил Кинг, толкая ее и пропуская Мышку вперед себя.

Она замерла на пороге, оглядываясь.

Обычная квартира, с длинным узким коридором, но на стенах было что-то написано — Мышка успела прочесть один настенный автограф: «Хай, Бродяги Дхармы! В этом мире есть мы, и поэтому он еще не потонул в собственном занудстве! Помните об этом! Майкл».

— Кинг, тебя только за повестками в военкомат посылать, — услышала Мышка женский голос и обернулась.

Девушка стояла в дверном проеме и разгневанно смотрела на ее спутника.

— Ты ездил на Кубу, смотреть, как рубят сахарный тростник? — поинтересовалась она холодно. — А потом, конечно, тебе пришлось ждать, когда они сделают из него сладкий белый порошок…

Кинг пожал плечами.

— Смотри, — сказал он. — Я привел ангела… Познакомьтесь. Это Ирина. А это…

Он обернулся, только сейчас сообразив, что даже не знает, как ее зовут. Просто ангел…

— Мышка, — сказала девочка.

— Очень приятно, — кивнула девушка. — Хотя на месте ангелов я бы поостереглась разговаривать с такими типами…

Она взглянула в сторону «типа», точно молнией полыхнула, и исчезла с долгожданным пакетом.

— Проходи же, — сказал Кинг. — По-моему, ты уже поняла, что тут некого бояться, кроме меня. А я сегодня настроен миролюбиво…

Мышка прошла в большую светлую комнату — и остановилась.

Из огромного катушечного магнитофона лилась такая красивая музыка, что она невольно задохнулась, потрясенная тем, как мог кто-то, совершенно незнакомый ей, так точно выразить ее, Мышкину, боль, ее надежду, ее душу…

— Что это?

— «Лестница на небеса», — объяснил Кинг. — Нравится? Она даже не знала, как это сказать. Слово «нравится» тут было бы слишком маленьким. Она просто опустилась на пол напротив магнитофона и смотрела на него, точно пыталась увидеть эти звуки наяву, впустить в себя и оставить там навечно.

Наверное, это все-таки невежливо, подумала она, не отвечать на вопрос… И обернулась, все еще пытаясь найти слово, более подходящее тому, что творилось сейчас у нее в душе.

Никаких слов и не надо, мгновенно сообразила она. Он и так все понял… Она слегка улыбнулась, он же остался серьезным и смотрел на нее внимательно, немного удивленно и нежно…

Впрочем, она догадалась, что ему хватило и этой слабенькой улыбки.

* * *

Она не сразу поняла, что в комнате они не одни. И невольно вздрогнула, услышав за спиной голос:

— Это «Цеппелины»…

Обернувшись, она увидела, что в углу сидит парень с такими же длинными волосами, только на носу у него торчали круглые очки. Такие же носила Мышкина бабушка.

— Вам же этот тип не удосужился объяснить, кто поет, — объяснил этот парень и добавил: — Он считает, что люди должны до всего доходить сами. Например, даже нас не познакомил. Меня зовут Майк.

— А я Мышка, — сказала она. — Вы тоже здесь живете?

— Изредка. На самом деле я живу со своими предками… Но когда мне становится невыносимо тяжко объяснять им сложные побудительные мотивы моих поступков, я предпочитаю прятаться здесь… Добро пожаловать на нашу «площадь Дам», Мышка.

Сказав это, он снова уткнулся в книгу.

Мышке стало неудобно сидеть на полу, и мелодия сменилась другой. Она поднялась и сделала это вовремя.

— Кофе наконец-то готов, — сообщила Ирина. — Конечно, я могла бы варить его часа три-четыре, в отместку, но так уж и быть…

Мышке казалось, что она попала в другое измерение или вообще спит, — ей даже захотелось ущипнуть себя, но она так боялась проснуться, что не стала этого делать. Если в твоем сне так тепло, уютно и хорошо, зачем просыпаться раньше времени?

Все равно никуда не деться от завтрашнего дня, никуда не спрятаться от неизбежного…

Она чувствовала себя тут хорошо. То, о чем они разговаривали, было ей не совсем понятно — то и дело вспыхивали в их разговоре незнакомые ей слова, она жадно впитывала их, стараясь запомнить, чтобы потом узнать, что они значат. Ей нравилась Ирина. Она подумала, что Ирина эта безумно красива и совсем не похожа на «школьных красавиц», потому что ее красота такая нежная и естественная, и какая жалость, что Мышке не дана такая же красота… Ей нравился немногословный, насмешливый Майк. Но больше всех все-таки нравился… Впрочем, это слово не подходило ему так же, как «Лестнице на небеса».

Оно невольно умаляло его, ставило в один ряд с этими, пусть милыми и симпатичными, людьми. А он был больше. Он просто не помещался в это слово, и надо было подобрать другое, а пока Мышка просто смотрела на него, пытаясь определить, какого цвета его глаза. Серые? Зеленые? Или — серо-зеленые? И что такое странное живет в этих глазах, без чего Мышке теперь будет трудно обойтись?

Он тоже смотрел на нее, и хотя участвовал в разговоре, Мышке казалось, что на самом деле он молчит — вместе с ней, или просто они так разговаривают, пока еще не научившись понимать друг друга без слов, но уже делая первые попытки.

За окном начинало темнеть. Сон кончался. «Если я задержусь, — подумала Мышка, — родители начнут сходить с ума…»

Она нехотя поднялась.

— Мне пора…

Мышка не надеялась, что это когда-нибудь повторится. Кинг тоже поднялся.

— Я тебя провожу…

— Не надо.

Он не слушал ее.

Она снова надела ненавистное пальто — и ее крылья сложились тоскливо, становясь грузом почти непосильным. Какое-то время они шли по улице молча.

— Если тебе будет плохо, ты знаешь теперь, куда можно прийти, — сказал он, дотрагиваясь до ее руки.

Они уже стояли возле ее дома.

— Спасибо, — сказала Мышка и вдруг, сама удивившись собственной дерзости, поднялась на цыпочки и легко поцеловала его в краешек губ.

Потом быстро повернулась и вбежала в подъезд. Ее щеки отчаянно горели, и сердце стучало так, что, казалось, этот оглушительный стук слышат сейчас все соседи — и он тоже слышит, там, внизу…

«Боже, что я наделала? — подумала она, открывая дверь в свою квартиру. — Теперь я не смогу прийти на „площадь Дам“… Я никогда теперь больше его не увижу!»