— Правда? Тогда я не буду наблюдать.

Лина подошла к воде и задумчиво потрогала её босой ступнёй.

— Не такая уж и холодная, — заключила она. — Утром казалась куда противнее. Я, пожалуй, искупаюсь. Это не помешает тебе рыбачить?

Лина, не торопясь, подобрала волосы и завязала их в тугой узел на затылке. Повернулась ко мне спиной, через голову стащила с себя платье и аккуратно сложила его на берегу, рядом с моей одеждой.

Несмотря на холод, меня как будто жаром обдало. А Лина, совершенно не обращая на меня внимания, осторожно зашла в воду по колено. Обхватила себя руками за плечи, зябко поёжилась. Постояла, переминаясь с ноги на ногу и собираясь с духом. Затем взвизгнула и плюхнулась в воду.

— Как хорошо! Как хорошо, Ал! — закричала она, молотя по воде. Отплыла к противоположному берегу, легла на спину и замерла, запрокинув голову и раскинув руки. Её большие груди с тёмными сосками выступали из воды. Я не мог отвести от них взгляд, как ни старался.

Лина перевернулась на живот, не спеша подплыла к пляжу. Вышла на берег, распустила мокрые, потемневшие от воды волосы, выжала их и движением головы закинула назад. На мгновение я увидел её профиль, обращённый к лиловому небу. Помедлила, совсем чуть-чуть и натянула платье. Тонкая ткань облепила тело, ничего не скрывая.

— Хорошей рыбалки, Ал! — сказала Лина, как ни в чём ни бывало, и ушла вверх по тропинке. А я стоял по пояс в воде и смотрел ей вслед, как дурак.

Что-то осторожно ткнулось в мою онемевшую ногу. Я быстро опустил руки в воду, нащупал гибкое скользкое тело и схватил его. Рыбина билась, пытаясь вырваться. Я осторожно продвигал пальцы вдоль сильного толстого тела, пока одной рукой не нащупал основание хвоста, а другой — жабры. Ухватив за них, я вытащил рыбу из воды и выбросил подальше на берег, а сам рванул следом. Рыба скакала на песке. Я упал на неё сверху, прижал животом к земле, вцепился руками. Стоя на коленях, поднял перепачканную рыбу вверх и закричал в диком первобытном восторге:

— Йихха! Йихха!!!

***

Я натянул штаны и бегом вернулся к костру, торжествующе волоча добычу. Долго отогревал у огня посиневшие дрожащие руки. Затем хорошенько обмазал рыбу толстым слоем мокрой глины. Закопал поглубже в пунцовые угли, подёрнутые сизым пеплом, а сверху снова раздул огонь. После этого пришлось снова идти на реку и долго отмываться от глины и рыбьей слизи. Но кто сказал, что пища должна даваться без труда?

Лина хоть и грозилась уморить меня голодом, на самом деле принесла целую охапку крупной спелой кукурузы и успела её испечь. Правда, соли у нас не было, но разве соль в этом?

Я выхватил початок прямо из огня и перекидывал его из ладони в ладонь, приплясывая от нетерпения. Лина смотрела на меня и улыбалась.

Голод и счастье — немыслимое сочетание. До сегодняшнего дня я даже не подозревал, что можно испытывать эти чувства одновременно.

Едва остудив початок, я с такой жадностью впился в него зубами, что чуть не проглотил целиком. Лина снова выпачкала щеку сажей. Я потянулся вытереть её, встретил тревожный и ждущий взгляд.

И вот тут всё случилось. Прямо у костра, под фиолетовым небом, на траве, согретой лучами розового солнца. Мир замер, исчез, провалился в тартарары, вспыхнул и сгорел в раскалённом ядре планеты.

Я видел только глаза — широко распахнутые от испуга и желания, полузакрытые от наслаждения. Ощущал прикосновения губ — сначала неуверенные и мягкие, а потом жадные, страстные, неутолимые. Чувствовал сильные руки. Они гладили меня по спине, ласкали, впивались ногтями в кожу.

Ветер разносил по окрестностям наш торопливый горячечный шёпот. Солнце обожгло мне спину, потом ослепило и снова обожгло. Лина закусила губу, небо услышало её долгий стон и отразило ликующий вскрик.

Затем всё случилось ещё раз — в душистой глубине прошлогоднего сена, на торопливо расстеленной одежде. Сено приминалось под нами всё глубже и глубже. В конце концов, мы оказались почти у самой земли.

Мы лежали в изнеможении, прижавшись друг к другу. Лина прятала лицо у меня на груди, а я гладил её волосы и, едва касаясь, проводил пальцами по загорелым плечам. Меня переполняла нежность.

Я больше не стоял на берегу. Мы вместе вошли, нет — прыгнули с разбега в эту обжигающую реку, откуда нет возврата. Нас кружила и несла заколдованная тёмная вода, плыть по которой можно только вдвоём — одиночки гибнут в ней безвозвратно.

Едва придя в себя, мы вместе отправились купаться, и на берегу всё случилось снова…

А потом мы проголодались и вспомнили о рыбе, которая до сих пор пеклась в костре!

Это невыразимое счастье — пировать у костра с большеглазой смешливой девчонкой! Обжигаясь, ломать затвердевшую глиняную корку, снимать её вместе с чешуёй. Кормить друг друга с ладони печёной рыбой, заботливо выбрав мелкие косточки из сочной горячей мякоти.

Видеть радостное изумление в доверчивых глазах. Болтать обо всём на свете, хохотать и целоваться — торопливо, неистово, взахлёб.

Вот она — та самая простая жизнь, о которой твердил в своих проповедях пастор Свен. Теперь-то я хорошо понимал его. И почему человек устроен так глупо? Почему вместо счастья всегда выбирает погоню за ним?

— Ал, у тебя все штаны в глине, — невинно улыбаясь, сказала Лина. — Сними, я их постираю.

В глубине её глаз прыгали весёлые искорки.

И тут над лесом показалась шлюпка.

Она летела высоко в небе в сторону посёлка. Блестящая металлическая капля так и не пролившегося дождя. Шлюпка двигалась абсолютно бесшумно. Если бы не блики света на корпусе — я и не заметил бы её.

Лина придвинулась ко мне. Я обнял её и показал в сторону шлюпки неприличный жест. Катитесь к чёрту со своей звёздной сказкой, жадные ублюдки! Вчера мы сделали для вас всё, что могли, теперь отстаньте от нас!

Шлюпка заложила красивую плавную петлю, снизилась и прошла почти над нашими головами. Пачка бумажных листов разлетелась в воздухе. Словно трепещущие белые птицы, они медленно опускались на землю.

«Этим заявлением Галактическая Корпорация официально отказывается от каких-либо притязаний на Местрию и объявляет контракты колонистов недействительными. С настоящего момента все права на планету принадлежат жителям Местрии».

Печать.

Подпись.

Я прочитал это вслух, сбиваясь, запинаясь и перечитывая. Слова были холодными и скользкими, как рыбины. Пришлось перечитать ещё раз, чтобы понять их смысл.

Чёртовы идиоты! Почему они не могли с этого начать? И не было бы бунта на церковной площади и сожжённого сарая. Хотя…

Я взглянул на Лину. Наверное, я должен быть им благодарен. Если бы не их просчёт — я до сих пор ходил бы вокруг да около. Правильно говорит пастор: нет вина без уксуса.

— Ал, мы теперь можем вернуться домой? — спросила Лина.

Мы потушили костёр и аккуратно сложили сено.

— Знаешь, Ал, перед тем, как мы вернёмся, я хочу… — Лина опустила глаза.

— Я тоже, — сказал я, подходя ближе. Лина обняла меня и запрокинула голову, подставляя губы…

Но примерно через час мы всё-таки оделись и отправились в посёлок.

***

К ферме родителей Лины мы подошли в сумерках. Мы проголодались, ещё больше хотелось пить. Стёртые ноги нестерпимо болели. Я с изумлением подумал о том, как Лина выдержала вчерашнюю дорогу и путь обратно. Она ни разу не пожаловалась. Только последний час молчала и улыбалась через силу.

В доме никого не было. На кухне Лина отыскала кое-какую еду. Мы зажгли на столе свечу и перекусили.

— Идём к нам, Лина! — сказал я. — Наверное, твои родители у нас.

Лина засомневалась, но потом кивнула.

— Не хочется ещё куда-то идти, — вздохнула она. Прилегла на лавке и положила голову мне на колени. Я погладил её волосы.

Полежав пять минут, она поднялась.

— Идём.

Хирон прятался в облаках, выдавая себя лишь мутным жёлтым пятном в небе. Мы шли почти наощупь, держась за руки. Знакомый силуэт дома неожиданно проступил из темноты. Я толкнул калитку, и она противно заскрипела. Так никто её и не смазал.