И, когда я услышал размышления Изабеллы, я сделал вывод, обратный тому, что она говорила: если человек, по всем научным теориям, может возбудить рак в себе самом, почему же он не может возбудить его в ком-то другом? Была ли моя вина в болезни Изабеллы? Я почувствовал ее с новой, резко возросшей силой.

Я знаю человека — ему сейчас шестьдесят, — у которого от рака умерли три жены. Он верит в то, что это он — причина их заболевания и смерти, что он сам является канцерогеном. И вот уже десять лет, как он не встречается с женщинами, так как убежден: его любовь ведет к смерти его любимых. Он играет в гольф. Он пьет. Но живет он один. У него восемь собак.

Сейчас, глядя, как с виноватой сосредоточенностью Коррин колдует над плитой, я вспомнил размышления Иззи и мои собственные размышления на этот счет. Я поцеловал Коррин в голову и сказал:

— Это не более чем чертовское невезение. Но это случилось с ней. Это не должно было случиться ни с Джо, ни с тобой, ни со мной.

Она взглянула на меня. Потом медленно кивнула. Джо бросился из-за стола, чтобы ответить на телефонный звонок. Я снова уставился в окно на чистое, жаркое утро и задумался, как же все в этом мире закончится.

— Это тебя, — сказал Джо, передавая мне трубку радиотелефона. — Эрик Вальд.

— Ну как, Эрик, ты теперь у нас знаменитость?

— Ш-ш-ш-ш. Привет, Расс. Это была ложь во спасение.

Я ничего не сказал, но вышел на крыльцо и притворил за собой дверь.

Солнечный свет буквально ошеломил меня, хотя и не так сильно, как тот факт, что Полуночный Глаз с такой легкостью выследил меня в доме родителей Изабеллы.

— Чего ты хочешь?

— Мне нравится читать про себя статьи. Эта группа поддержки — абсолютно потрясающий боевой отряд. Я настолько струхнул, что и носа теперь высунуть не могу. Кстати, о физиономиях. Неплохой снимок вы дали на первой полосе. Пожалуй, мне немного не повезло, что именно в тот момент я проезжал мимо. Я еще подумал тогда, не запечатлели ли соседи и мой образ?

Что-то пыталось пробиться в мое сознание в тот момент, но у меня не было возможности подумать, что же это такое, поскольку я пытался запомнить каждое произнесенное им слово. Я предпочел оставить на потом...

— Теперь каждый житель округа знает, кого ему надо искать, — вставил я.

— Ш-ш-ш-ш... Я же сказал, меня просто ужас охватил. Кстати, Вальд уже создал мой психологический портрет?

— Нет.

— Очень занят? Спешит стать легендарной личностью?

— Это просто удивительно... такие свиньи, как ты, готовы пойти на что угодно, лишь бы о них написали хоть пару строчек в газете.

— А почему ты не упомянул о нашем последнем разговоре? Ни слова не сказал о моей цели: я занимаюсь расовой чисткой.

— Всему свое время.

— Ты сильно ошибаешься, думая, что у тебя так уж много времени. Возможно, свое сенсационное заявление я сделаю намного раньше. Или... существует и другая возможность...

— Какая?

— Такая, что я уже сделал его. Ш-ш-ш-ш.

Я глянул на часы — было девять тридцать шесть утра.

— Винтерс установил на твоем домашнем телефоне электронный перехватчик?

— Мы решили не делать этого. Предпочитаем разговаривать с тобой.

— О, какая же убедительная, благопристойная ложь! Я восхищаюсь тобой, Рассел!

— Хочешь — верь, хочешь — не верь, линия чиста.

— Эта линия действительно чиста.

— Зачем ты позвонил сюда?

— Я хочу, чтобы ты, педик сраный, всему округу поведал о моей цели: я провозку расовую чистку. Я же говорил тебе это! Ты что, оказался еще глупее, чем я думал? Или полагаешь, что я звоню тебе ради собственного удовольствия? И не вздумай играть со мной, Монро!

— Никто с тобой и не собирается играть. Более того, мы намерены дать тебе то, чего ты добиваешься.

— За т-т-твоими словами мне слышится нежный академический подход Эрика Вальда. Винтерс приказал ему поднатаскать тебя, да? Похоже, действительно я имею дело с тобой и Вальдом вместе, так?

— Да.

— Отлично. Я так и понял. Идея заключается в том, чтобы стравить мне побольше веревки, на которой я смог бы повеситься. Готов поспорить, ниггер Винтерс употребил именно этот словесный штамп. А теперь слушай, Рассел, я хочу, чтобы в очередной статье ты процитировал следующее мое высказывание. Г-г-готов записывать? «Цель действий Полуночного Глаза — предупредить все расовые меньшинства о том, что они больше не желательны в этом округе». Повторить?

— Не надо, я успел записать.

— Тогда прочитай.

Я прочитал.

— Ш-ш-ш. Даже на душе полегчало. Освободился. Стало легче дышать. И вообще у меня сегодня хорошее настроение. Так вот. Я тут немного пораскинул мозгами насчет твоих вопросов по поводу смерти этой манекенщицы — Эмбер Мэй. Правильно? Абсолютно очевидно, совершил убийство и решил приписать мне эту доморощенную попытку кто-то из работников вашего управления. Правильно?

— Думаю, что так.

— Ты знаешь кто?

— Нет, — солгал я. Идея воспользоваться содействием Глаза для того, чтобы избавиться от преследований Мартина Пэриша, показалась мне нелепой, но тут же я подумал: а ведь у меня не так-то много союзников! И мне стало интересно, понимает ли Глаз что-то такое, что пока ускользает от моего внимания?

— Ты установил, кто знал о моих первых двух заявлениях — о латиносах и паре ниггеров?

— Думаю, да.

— Так, Рассел. Перечисли их.

— Винтерс, Пэриш, Сингер, Йэи, Карен Шульц. Ну, еще три-четыре ближайших помощника Пэриша. Может, кто-то из экспертов — в общей сложности наберется полдюжины человек. Раньше я на Вальда грешил, но он не был включен в официальный список.

— Так-так.

Я вслушивался, пытаясь разобрать какие-нибудь фоновые звуки, но ничего не услышал.

Мне показалось, кто-то смотрит на меня. Повернулся и увидел любопытство на лицах Джо и Коррин, стоящих у кухонного окна и смотрящих на меня.

— А ты сам, Рассел? Ты числишься в этом списке?

— Нет.

— Они ужасно медлили, так не хотелось им признаться в случившемся, верно?

— Да.

— Знаешь, это одна из причин, по которой я решил разговаривать именно с тобой. Полицейские... такие бюрократы, такие... неповоротливые. Скажи, кто-нибудь из перечисленных тобой людей был как-то связан с этой самой Эмбер?

— Пэриш и Вальд.

— И, разумеется, ты сам.

— Да.

— Опиши мне денежный аспект этого дела. Особенно то, что связано с ее недвижимостью.

Я в общих чертах сообщил Глазу, как Эмбер собиралась распорядиться своим состоянием в случае ее безвременной кончины. Он слушал не перебивая.

— Забудь про Винтерса, Сингера и Шульц. Причины очевидны, — наконец заговорил он. — Про Вальда, впрочем, тоже. Он — ученый, дилетант, трус. Зато капитан детективов Мартин Пэриш мог бы стать очень даже интересной возможностью. Ш-ш-ш-ш. Как все же весело — быть полицейским!

— Может, ты и сам запишешься в группу поддержки?

— Получу майку с кепочкой! Ну надо же, до какой степени идиотизма дошел этот Винтерс. Как хочет возвеличить себя! Впрочем, ничего другого я от ниггера и не ожидал — форма всегда превыше содержания.

Я промолчал.

— Скажи, Рассел, может быть — я говорю это лишь на тот случай, что действительно: а вдруг? — ты и сам уже начал кого-нибудь подозревать, ну хотя бы самую малость, а?

— Да.

— И объектом твоих подозрений является — позволь мне самому догадаться — Мартин Пэриш?

— Да.

— О, это уже на самом деле становится интересным. Что и говорить, трудные времена тебя ожидают, потому что Пэриш может... состряпать против тебя весьма убедительное дельце — в сущности, из одного лишь воздуха.

Слова Глаза жутко прозвучали после слов Пэриша, сказанных им не далее как двенадцать часов назад, когда он руководил мрачной процедурой похорон Элис Фульц.

— Я учитываю это.

— Как Изабелла?

— Это не твое дело.

— Она ведь тоже... мексиканских кровей, не так ли?