— А если они станут искать сухую пещеру, — сказала Катя, — то «Альбатрос» увидят!

Витя не ответил — ему неожиданно стало все безразлично. В небе мигали первые звезды. Свежий ветер пронесся над землей, повозился немного в кустах и умчался дальше.

— Больно, Катя? — спросил Витя.

— Шевелиться больно, — сказала Катя. — И пить ужасно хочется.

— Потерпи немножко.

— Я потерплю, Витя, ты не беспокойся.

Витя лег на спину. Путались мысли. Он думал сразу о многом. То вспомнил свой дневник и слова на первой странице: «Мой друг! Отчизне посвятим души прекрасные порывы». И резко, как от толчка, подумал, что его отчизна — эти поля, звездное небо над головой, серые крыши деревни Дворики, речка Птаха. И люди, которые живут на этой земле. Но только хорошие люди. А плохие? Такие, как Пузырь, Гвоздь? Нет, они не должны жить на нашей земле. Им надо исправиться. Их надо исправить… То подумал о том, что Пушкина убили на дуэли, и увидел (потому что было такое кино), как Пушкин, молодой и прекрасный, идет, проваливаясь в снег, с вытянутым вперед пистолетом — навстречу своей смерти. «Зачем вы его убили?» — спросил у кого-то Витя и увидел над головой небо, полное звезд. «Там тоже где-нибудь живут люди, — подумал Витя. — Неужели они тоже убивают друг друга?»

Катя спала. Витя услышал ее частое посапывание.

Звезды, звезды над головой.

«Бедный Вовка», — почему-то подумал Витя и увидел вокзал, зеленый поезд, в дверях вагона стоит Зоя и машет ему рукой.

Витя неожиданно для себя тихо заплакал, стало сладко и томительно на душе; Витя крепко сжал веки — исчезло звездное небо, темнота окружила его, темнота была живая, она двигалась, перемещалась, и Витя летел куда-то в этой холодной темноте.

…Витя услышал, как где-то в отдалении лают Альт и Сильва.

— Едут! Едут! — сказала рядом Катя.

Витя открыл глаза и почувствовал острый холод — рубашка не грела. По-прежнему было темно, но небо побледнело, зеленоватый полусвет пролился в нем, меньше стало звезд. Трава и одежда были мокрыми от росы; рожь тихо шумела под ветром и еле уловимо пахла медом.

На дороге прыгало шесть конусов света, то упираясь в землю, то уходя в небо и там пропадая. Приближались три машины.

— Катя, я сейчас! — Витя вскочил и побежал к дороге, сбивая босые ноги о ссохшиеся комья земли.

Машины остановились одна за другой — впереди «Скорая помощь», за ней два «газика». К Вите бежали люди — Вовка, доктор и два санитара в белых халатах. Петр Семенович и дядя Коля, милиционер Миша и папа. «Папа приехал!» — радостно подумал Витя, и снова все происходящее показалось нереальным, как во сне. Сзади всех тяжело шагал Матвей Иванович. Крутились, мелькали в лучах света Альт и Сильва.

Витю обступили. Он кинулся к папе. Папа прижал его к себе, и Витя услышал, как часто бьется папино сердце.

— Ты цел? Ты ничего? — спрашивал папа и теребил волосы на голове Вити.

— Цел, цел, — шептал Витя и очень боялся разрыдаться.

— Где больная? — спрашивал доктор.

— Я здесь! — закричала из темноты Катя.

К кустам убежали санитары с носилками.

— Понимаешь, — говорил Вовка, захлебываясь словами, — я домой, а опергруппа — в Двориках, я к Матвею Иванычу. На газик — в Дворики… Твой папа с нами. Матвей Иваныч пока в больницу дозвонился…

Еще что-то спрашивали, говорили вокруг. Витя видел взволнованные лица, все мелькало и рябило перед глазами.

Принесли Катю. Она лежала на носилках, в свете фар казалась желтой, с неестественно большими глазами и виновато улыбалась — вот чудачка!

Доктор нагнулся над Катей, дядя Коля посветил ему фонарем.

— Похоже перелом ключицы, — сказал доктор. — И, кажется, внутреннее кровоизлияние. Так больно? — он тронул Катину спину.

— Больно, — прошептала Катя.

— А так?

— Больно…

— Ну нечего хныкать. Отремонтируем. Несите в машину, — сказал доктор санитарам.

Катю унесли, и «Скорая помощь», круто развернувшись прямо по ржаному полю, уехала.

— Ну, ребята, — сказал Петр Семенович, — где?

— Идемте! — Вовка побежал вперед, по дороге — к тем кустам.

— Товарищ капитан, — взволнованно сказал папа, — ведь они наверняка вооружены.

— К цели мы выйдем одни, — сказал на ходу Петр Семенович. — У первых кустов вы остановитесь.

— Там, — Вовка показал рукой в темную чащу.

— Вряд ли они нас ждут, — с сомнением сказал дядя Коля.

— Вряд ли, — вздохнул Петр Семенович. — Ну! Пошли! — И он вынул из заднего кармана брюк пистолет.

Пошли трое — впереди Петр Семенович, за ним дядя Коля и милиционер Миша. В кустах замелькали пятна света, слышались осторожные шаги. Потом все затихло. Показалось — где-то там, в зарослях, свет собрался в один большой круг.

— Руки вверх! — послышался голос дяди Коли.

— Товарищи! Идите! — крикнул Петр Семенович.

И все побежали. Витя не чуял под собой ног.

На знакомой поляне в скрестившихся лучах света сидел Гвоздь.

Лицо его было страшно — распухшее, синее, левый глаз заплыл, в уголках рта запеклась кровь. Над головой Гвоздь держал поднятые руки.

Милиционер Миша подошел к Гвоздю, пнул его ногой в бок, стал заламывать руки назад.

— Попался, сволочь! — торжествующе сказал милиционер Миша.

— Отпусти его! — разгневанно, жестко сказал Матвей Иванович, прерывисто, со свистом дыша. — Никуда он не денется.

Милиционер Миша очень обиделся, но руки Гвоздя выпустил.

— Где остальные? — спросил Петр Семенович.

— Уехали, — глухо сказал Гвоздь.

— Куда?

— Не знаю. — Гвоздь, вроде, хотел улыбнуться, но скривился от боли. — О них больше не спрашивайте.

— Понятно, — сказал дядя Коля. — Где ворованные вещи?

Гвоздь кивнул в темноту.

Посветили туда фонариками. Вещи были аккуратно сложены.

— Так… — задумчиво сказал Пётр Семенович. — Почему же с ними не уехал? Гвоздь промолчал.

— Это дружки тебя разукрасили? — хохотнул милиционер Миша.

— А ты молчи, паскуда, — спокойно сказал Гвоздь.

— Не пререкаться! — заорал милиционер Миша.

— Прекратите, — поморщился Петр Семенович. — Ушли… Куда? Где искать?

У Вити кровь жаром ударила в голову.

— Я знаю, где прячется Пузырь! — сказал он не своим, тонким голосом. Стало тихо.

— Что ты болтаешь, Витя? — испуганно сказал папа.

Гвоздь поднял голову и тяжело, с любопытством посмотрел на Витю. И его избитое лицо странно задергалось. Кажется, он только сейчас узнал Витю.

Петр Семенович и дядя Коля переглянулись.

— Где? — нагнулся к Вите Петр Семенович.

— Надо в город ехать! Я сейчас. Только кеды надену!

И Витя, не разбирая дороги, побежал к Птахе, к тому месту, где был причален «Альбатрос». Лодка оказалась на месте.

…Скоро по проселочной дороге, поднимая шлейф пыли, на предельной скорости мчался «газик». В нем, кроме шофера, были Петр Семенович, дядя Коля, Витя и его папа.

Начало светать, за окнами обозначилась прыгающая линия горизонта.

23. Тайное да будет явным

«Газик» вырвался на шоссе и полетел к городу.

Да, Витя Сметанин рассказал о тайнике Репы и Пузыря. Он не мог объяснить, почему, но у Вити была полная уверенность, что сейчас Пузырь скрывается там.

— Тайник, тайник… — бормотал Петр Семенович, о чем-то напряженно думая. А дядя Коля сказал:

— Тайное да будет явным.

И тут Витя вспомнил Репу, его слова о том, что от Пузыря пощады не жди.

«Нет, нет, не в Пузыре дело, — смятенно думал Витя. — Я выдал тайну Репы! Выдал… Но ведь Пузырь — бандит. Они ограбили магазин, чуть не убили сторожа. Если бы я промолчал… Нельзя было молчать!»

Но все равно — на душе у Вити было неспокойно.

— А мне, сын, ты напрасно о своих знакомствах не рассказываешь, — вдруг сказал папа. Витя промолчал.

— Если б они вовремя все рассказывали! — вздохнул Петр Семенович.

Витино настроение поднялось. Потому что новые мысли пришли к нему. Так и раньше бывало. Вот Витя хорошо начал день: сделал зарядку, быстро позавтракал, надел свежую рубашку, бодро идет по улице, все у него спорится, — и Витя представляет, что его видят знакомые, видят, какой он отличный парень, как все у него здорово получается, и, посмотрите, какая решительная походка!