Он качает головой. Снова останавливает перед перекрёстком машину и тоже чуть поворачивается ко мне. Внимательно смотрит в глаза. Каждый его взгляд сейчас — такой. Изучающий. Чуть ли не пристальный. Но я этот взгляд выдерживаю.

Вздыхает.

— Олесь.

— Что?

— Как вы относитесь к сексу?

— В каком смысле? — настороженно спрашиваю я.

— В самом прямом.

— Если в общем?

Вздохнув, качает головой.

— Нормально отношусь. Если мы говорим о взрослых людях.

— Да вы можете не добавлять это, — говорит он. — Мы по умолчанию говорим сейчас о взрослых людях.

— И что?

— А то. Вы при детях сексом заниматься будете?

— Разумеется, нет!

— Потому что вы прекрасно понимаете, что сексом заниматься нехорошо?

— Что за чушь? — морщусь я.

— Так вы только что сказали то же самое на тему обсценной лексики. Вы же к этому аппелировали.

— Это другое, — хмурюсь я.

— Ну, разумеется, — ухмыляется он. — Слово "хуй" — означает "еловая шишка". Изначально вообще — отросток, побег. Слово "блядь", по крайней мере по одной из версий, происходит от глагола "блядити", что означало пустословить или обманывать. Привирать, иначе говоря. "Сволочь" — это это вообще глагол. Сволочь в кучу. Кстати, обсценной лексикой не является. "Шваль" — "шевалье" или, если в английском, а не в французском: "кавалер". "Мразь" — мороз. Сука — самка собаки.

— И к чему вы мне это рассказали? Не понимаю.

— Ну, вот например, — он ухмыляется: — Сука, мразь.

Вздохнув, закатываю глаза.

— Самка собаки, мороз, — весьма довольный собой, произносит он. — Вот если я бы сказал так, вы бы сочли это чем-то нехорошим? Я про "самку собаки, мороз".

— Нет.

— Ну, вот. Слово "мужик" — раньше было оскорблением в высшем обществе. И словосочетание "настоящий мужик", скорее бы обидело представителя дворянина, да или просто горожанина. Слово "пошлость" — означало что-то обыденное, скучное, неинтересное, надоевшее. И не имело никакого отношения к похабени или скабрезности.

Молчу.

— Вот скажите, — спрашивает он. — Вас слово "удочка" смущает? Или слово "удилище"?

Чую подвох.

— Нет.

— А между тем, наши древние предки называли мужской половой орган словом "уд". А слово "влагалище" — оно не от "влага", а от "вкладывать". Влагать. Не так давно речь шла о ножнах для сабли.

— И что, Лев? — покачав головой, пожимаю плечами я. — Что это вообще меняет?

— То, что вы не употребляете матерных слов не потому, что это ваш сознательный выбор, а потому, что вам когда-то сказали, что это плохо, и вы это просто приняли на веру. На самом же деле, эти слова выражают экспрессию. Неважно, как окрашенную. Не моя вина, что в вашем представлении эта экспрессия всегда окрашена негативно.

Ничего ему на это не отвечаю, и некоторое время мы молчим. Мы уже оба сидим ровно. И оба смотрит вперёд. Отличие только в том, что он ведёт машину.

— Лев.

— Да?

— И для чего вы мне это рассказали?

Секундная пауза.

— У меня впечатление, стойкое, причём, Олеся, что вы себя заперли в целом кодексе правил. Он такой огромный, что вы не понимаете, как себя вести, если этих правил нет. Просто растеряны. А я сейчас растерян потому, что не знаю всех этих ваших правил. Не понимаю, что говорить можно, что нельзя. Мне всё мерещится, что я вас могу чем-то задеть, как-то оскорбить или обидеть. Понимаете?

— Да, — на секунду поджав губы, тихо отвечаю я. — Понимаю.

— Так вот вопрос мой на самом деле такой: нафига вам это всё надо? Почему бы нам не начать общаться нормально так, как это комфортно каждому из нас? Я же вас не переделываю. Стараюсь принимать такой, какая вы есть.

— Переделываете, — возражаю я. — Вот прямо сейчас и переделываете.

— Нет, — не соглашается он. — Просто хочу стряхнуть всю эту труху. Чтобы вы расслабились наконец и мы смогли перейти на ты. И на тот язык общения, который отличается от… — вздыхает, — от этого формата "воспитательница Мальвина и дурачок Буратина".

— Это не только от меня зависит, — говорю я.

— Согласен, — кивает он. — Именно поэтому я эту тему и поднял. Инициатива, если хотите. Ну, выдохните уже, Олеся. Я вас не съем. Обещаю.

Глава восемнадцатая

Не проходит и получаса, как нас проводит к столику в небольшом ресторане девушка-хостес. Здесь красиво, уютно, и, что, мне особенно нравится, на этот раз ресторан не выглядит ни пафосным. Расслабляет сама обстановка.

Столик располагается в небольшой нише на втором этаже. Пара столов по соседству пусты, да и в целом — в этом заведении сейчас немноголюдно. Что позволяет спокойно продолжать общение, не думая о том, что кто-то может нас слышать.

— Здравствуйте! — тихий, мелодичный голос подошедшей официантки заставляет нас поднять глаза от раскрытых меню, которые мы изучаем, держа в руках. — Надеюсь, вам у нас понравится, — она улыбается. — Вы готовы сделать заказ?

Лев вопросительно смотрит на меня. Я киваю.

— Здравствуйте. Да. Мне, пожалуйста, салат "Вальдорф", бифштекс и бокал вот этого вина.

Она быстро записывает в блокнот то, что я говорю, а затем смотрит на меня.

— Какой уровень прожарки вы хотите?

— Средней, пожалуйста.

— Хорошо, — она кивает, — поняла вас.

Поворачивается ко Льву.

— Мне только "Цезарь". И… — он вздыхает. — Ну, давайте бокал апельсинового сока.

Прячу улыбку.

Девушка уходит, и я с интересом смотрю на своего собеседника.

— Вы огорчены, что не можете составить мне компанию?

— Да, — хмурится он, — я бы сейчас выпил чего-нибудь алкогольного. Но, поскольку за рулём, и обещал вам отвезти вас домой, не буду.

— Я могу отказаться от вина, если хотите?

— Нет-нет, в этом нет никакой необходимости. У меня дома — большой бар. Приеду, и если желание выпить не пропадёт, то налью себе бокал коньяку.

— Любите коньяк?

— Нет, так, наверное, нельзя сказать. Я вообще не очень много пью. Но иногда хочется, да, — и, усмехнувшись, добавляет: — Вот, например, когда я с вами общаюсь.

— Ага, — произношу я. — То есть, я на вас вот такое воздействие оказываю? Ну что ж, Лев, тогда берегитесь. А то вы так совсем со мной сопьётесь.

— Это вряд ли, — совершенно серьёзно произносит он. — От меня слишком много людей зависит, чтобы я мог себе позволить даже кратковременный запой.

— И много у вас сотрудников? — с интересом спрашиваю я. — Если не секрет, конечно.

— Много, — уклончиво отвечает он. — Точное число я вам даже не скажу. Потому что не все в штате.

— Несколько сотен?

— Типа того.

Ему явно не хочется общаться на эту тему, по крайней мере сейчас, и поэтому я умолкаю.

— Расскажите лучше о себе, Олеся. Откуда вы такая взялись, например.

— Какая "такая"? — вскидываю брови я.

— Такая правильная.

— Я из самой обычной семьи.

— Понятно. И всю взрослую жизнь живёте одна, да?

— Да. А что такого?

— Да что ж вы везде подвоха-то ждёте? Нормальный же вопрос.

— Так я на него ответила. Задала свой. Мне правда интересно.

Он вздыхает.

— Окей, давайте иначе.

— Давайте.

— Вы — красивая молодая женщина.

Он умолкает.

— Спасибо, мне приятно, — говорю я. — И что из этого следует?

— Вы только не обижайтесь, ладно?

— Без проблем.

— Не могу сказать, что ваша должность в компании говорит о том, что вы очень нацелены на построение карьеры. Ошибаюсь?

— Да нет. Но работу свою я люблю. Давайте не будем ходить вокруг да около. Вы же спрашиваете меня, почему у меня нет мужчины, так ведь? Почему я не замужем?

— Совершенно верно, — кивает он.

— Потому что у меня нет отношений. Вас это удивляет?