Должно быть, я был болен, потому что у меня были симптомы, которыми сопровождается высокая температура, и врач на ночь оставался со мной. Я не помню эти ночи, но у меня остался в памяти свой собственный голос, когда я жаловался ему:

— Он должен был остановиться. Он же видел стражников. Он бежал прямо под их стволы.

Молодой врач долго молчал.

— Вы же не хотите сказать, что он покончил с собой?

— Может быть…

— Это самое худшее, что можно сказать о друге. И я бы не хотел так думать о Харте рем ир Эстравене.

Когда я говорил, я забыл о том презрении, с которым эти люди относятся к самоубийству. Для них, в отличие от нас, такого выхода не существует. Они отрицают его, такое действие, они считают, равносильно предательству самого себя. Для кархидских читателей наших канонов преступление Иуды заключается не в том, что он предал Христа, а в его поступке, отмеченном отчаянием, которым он лишил себя возможности прощения и возврата к жизни: в его самоубийстве.

— Значит, вы не считаете его Эстравеном Предателем?

— И не только я. Здесь много таких, кто никогда не верил в обвинения против него, мистер Ай.

Но эти слова уже не могли утешить меня, и я мог лишь плакать, раздираемый той же мукой.

— Тогда почему же они убили его? Почему он погиб?

На это у него не было ответа, его вообще не существовало.

Я ни разу не был подвергнут формальному допросу. Они лишь интересовались, как с Фермы Пулефен я добрался до Кархида, и спрашивали о содержании кодового послания, брошенного в эфир с их передатчика. Я рассказал им. Информация пошла прямо в Эренранг к Королю. История с кораблем по-прежнему держалась в секрете, но новости о моем бегстве из орготской тюрьмы, мой переход через Лед зимой, мое присутствие в Сассиноте стало широко известно и оживленно обсуждалось. По радио не упоминалось ни участие Эстравена в этой истории, ни его смерть. И все же о ней было известно. Соблюдение тайны в Кархиде является, скорее, вопросом благоразумия или же ее окружает атмосфера всепонимающего умалчивания — запрет на вопросы, но не запрет на ответы. В Бюллетенях говорилось только о мистере Ае, Посланце, но каждый знал, что именно Харт рем ир Эстравен тайком вырвал меня из рук Орготы и вместе со мной прошел через Лед в Кархид, чтобы разоблачить ложь сказок Сотрапезников о моей внезапной смерти от острой лихорадки в Мишноре прошлой осенью.

…Эстравен совершенно точно предсказал эффект, который произведет мое появление; он заблуждался лишь в том, что недооценил его. Ибо из-за иностранца, который больной, недвижимый и бессильный лежал в комнате в Сассиноте, в течение двух дней пали два правительства.

По отношению к правительству Орготы это всего лишь означало, что одна группа Сотрапезников сменила другую группу и взяла под свой контроль все правительственные учреждения Тридцати Трех. Кое-какие тени укоротились, а некоторые стали длиннее, как принято говорить в Кархиде. Фракция Сарфа, которая послала меня в Пулефен, все же удержалась, несмотря на беспрецедентную растерянность, когда ее поймали на прямой лжи и когда Король Аргавен объявил об ожидающемся прибытии Звездного Корабля в Кархид. В этот день партия Обсле, фракция Свободной Торговли, заняла руководящее положение в Зале Тридцати Трех. Так что хоть какую-то службу я им сослужил.

В Кархиде же падение правительства большей частью означало бесчестье и смещение премьер-министра вместе с заменой его кьоремми, хотя случались и покушения, и отречения от престола, и убийства. Моя несомненная ценность в международных играх с шифтгреттором плюс моя защита и соучастие (в деле с Эстравеном), придали моему престижу вес, настолько превосходящий его, что он тут же подал в отставку и, как я позже узнал, еще до того, как правительство Эренранга узнало, что я связался с кораблем. Получив предупреждение от Тесишера, он ждал только известия о смерти Эстравена, после чего и подал в отставку. Он потерпел поражение и удовлетворил жажду мести — и то, и другое в одно и то же время.

Как только Аргавену все стало известно, он прислал мне приглашение тут же явиться в Эренранг и вместе с тем любезное разрешение на оплату всех моих расходов. Сассинот был столь же любезен, решив отправить со мной молодого врача, потому что я был еще далек от нормального состояния. Мы проделали путь на вездеходе. Я запомнил только часть его; двигались мы спокойно и неторопливо, с долгими ожиданиями грейдера, чтобы расчистить дорогу, и долгими ночами в гостиницах. Путешествие заняло у нас только два или три дня, но оно показалось мне бесконечно долгим и не оставившим ничего в памяти, кроме той минуты, когда мы миновали Северные Ворота Эренранга и углубились в узкие тенистые улицы, забитые снегом.

Теперь я чувствовал, что сердце мое ожесточилось и голова стала совершенно ясной. И хоть это краткое путешествие немало утомило меня, я чувствовал прилив сил. Сил, которые прихлынули ко мне по привычке, потому что я наконец оказался в знакомом мне месте, в городе, в котором я жил и работал больше года. Я узнавал улицы, башни, сумрачные дворики, дорожки и фасады Дворца. Я знал, чего мне нужно тут желать. И первым делом мне было ясно, что после смерти моего друга я должен завершить дело, из-за которого он погиб. Я должен положить замковый камень в эту арку.

В воротах Дворца мы узнали, что дан приказ поместить меня в один из домов для гостей в пределах стен Дворца. То была Круглая Башня, что говорило о высочайшем уважении к моему шифтгреттору, оказанному мне при дворе: это было не столько благоволение Короля, сколько признание моего высокого статуса. Здесь обычно размещались послы дружественных государств. То было хорошим знаком. По пути к моему обиталищу мы прошли мимо Красного Углового Здания, и я бросил взгляд на узкий сводчатый проход, на голые ветви деревьев над прудом, серую гладь льда и на дом, который по-прежнему стоял пустым.

В дверях Круглой Башни я был встречен человеком в белом плаще и пурпурной рубашке, с серебряной цепью на плечах: Фейкс, Предсказатель из Крепости Азерхорд. Увидев его прекрасное, нежное и доброе лицо, первое лицо знакомого мне человека, которого я встретил за много дней, нахлынувшая на меня волна облегчения смягчила мою напряженность. Когда Фейкс взял мои руки редким в Кархиде жестом приветствия и назвал меня своим другом, я не мог не ответить на его теплоту.

Ранней осенью он был послан в кьоремми своим районом, Южным Рером. Избрание в члены совета обитателей Крепостей Хандарры не является чем-то необычным; скорее, необычностью явилось то, что Ткач согласился принять это предложение, которое, я был уверен, Фейкс, скорее всего, отверг бы, если бы его не беспокоила политика правительства Тибе и то направление, по которому он вел страну. Поэтому он снял золотую цепь Ткача и возложил на себя серебряную цепь Советника; носил он ее недолго, ибо лишь с Терна стал членом Хес-кьоремми или Внутреннего Совета, который должен был служить противовесом премьер-министру, и именно Король попросил его принять эту должность. Чувствовалось, что он на пути к тому высочайшему посту, с которого меньше года назад был свергнут Эстравен. Политические карьеры в Кархиде стремительно взлетают вверх и так же стремительно рушатся.

До того, как мне предстояло увидеть еще кого-либо или как-то объявить о своем формальном прибытии, мы немало говорили с Фейксом в Круглой Башне, холодном, помпезном, маленьком домике. Вглядываясь в меня своими ясными глазами, он спросил меня:

— Сюда должен опуститься корабль, мы ждем его приземления: корабль куда больший, чем тот, на котором вы спустились на остров X орден три года назад. Это верно?

— Да. То есть, я послал сигнал, после которого они должны готовиться к спуску.

— Когда он явится?

Когда я понял, что не знаю даже, какой сейчас день месяца, я начал соображать, в каком незавидном положении недавно находился. Я должен был отсчитать время назад до дня, предшествовавшего смерти Эстравена. Когда мне стало ясно, что корабль, если он находится на минимальном расстоянии, должен уже вращаться на планетарной орбите, ожидая сигнала от меня, я испытал еще одно потрясение.