Заслуги рабочей оппозиции в том, что вопрос организации быта рабочих со всеми будто мелочами, пустяковыми требованиями рабочих она включила в общий народнохозяйственный план. Поднятие производительных сил не осуществимо без одновременной организации быта рабочих на новых, целесообразных, коммунистических началах.

Чем меньше было до сих пор предпринято и намечено (я не говорю уже — осуществлено) в этой области, тем глубже непонимание, отчуждение и значительный рост обоюдного недоверия между руководящими верхами партии и широкими рабочими массами. Нет единства, нет сознания общности нужд, запросов и требований. «Верхи одно, мы другое. Может, вожди и лучше умеют управлять страною, но нашего рабочего дела, жизни мастерской, ее нужд и непосредственных задач — они не понимают и не знают». Отсюда инстинктивное доверие к союзным центрам и отшатывание от партии. «Свои-то они свои, да только попал в главк и ушел от нас… По-иному живет. Наше горе ему что? Не свое горе, стало!»

И чем больше партия наша выкачивала наиболее сознательные, преданнейшие элементы из предприятий и союзов, перебрасывая их на фронт и на работу в советских органах, тем больше порывалась непосредственная связь широких рабочих масс с руководящими политическими центрами. Нарастала брешь, образовывалась трещина… И сейчас эта трещина дает себя чувствовать уже внутри самой партии. Рабочие через рабочую оппозицию вопрошают: кто мы? Действительно ли мы хребет классовой диктатуры или же мы безвольное стадо, быдло, которое служит подпоркой для тех, кто, оторвавшись от масс и угнездившись под надежную сень партийной вывески, творит политику и строит хозяйство без нашего руководительства, без нашего классового творчества?

И как бы партийные верхи ни отмахивались от рабочей оппозиции, это та нарастающая здоровая классовая сила, которая несет особую жизненную энергию возрождения народного хозяйства и самой начинающей линять и пригибаться к земле коммунистической партии.

Итак. Три причины порождают кризис нашей партии: прежде всего, высшие, объективные условия, в которых протекает и осуществляется насаждение начал коммунизма в России (гражданская война, экономическая отсталость России, ее великая разруха после стольких лет войны); вторая причина: мешанный состав ее населения — семимиллионный пролетариат, затем крестьянство, мещанство, бывшая крупная буржуазия — дельцы всех видов и формаций, влияющих на политику советских органов и вливающихся в партию. В-третьих — пассивность партии в деле непосредственного улучшения положения пролетариата при неумении, бессилии соответствующих советских учреждений поставить и разрешить эти вопросы.

Чего же хочет оппозиция? И в чем ее заслуга?

Ее заслуга в том, что она вынесла перед партией все эти наболевшие вопросы, что она оформила то, что глухо бродило в массах и что уводило беспартийные рабочие массы все дальше и дальше от партии, что она ясно и безбоязненно бросила в лицо партийным верхам: «Остановитесь, оглянитесь, призадумайтесь. Куда вы нас ведете? Не сбиваемся ли мы с классового пути? Плохо будет положение партии, если остов-то диктатуры — рабочий класс — останется сам по себе, а партия сама по себе… В этом гибель революции». Задача партии в момент настоящего кризиса — бесстрашно участь свои ошибки, насколько ни были, и прислушаться к здоровому классовому зову широких масс рабочих: через творчество самого восходящего класса в лице производственных союзов к воссозданию и развитию производительных сил страны, к очищению самой партии от затесавшихся в нее чуждых ей элементов, к выправлению работы партии путем возвращения к демократизму, к свободе мнений и критике внутри партии.

Мы отметили в основных, хотя и беглых чертах, чем вызывается наш внутрипартийный кризис. Теперь рассмотрим, каковы главные пункты расхождения верхов нашей партии и рабочей оппозиции. Пунктов этих два: роли и задачи профсоюзов в период воссоздания народного хозяйства и организации производства на коммунистических началах и вопрос о самодеятельности масс и бюрократизме в партии и советах. Остановимся на первом вопросе — второй непосредственно вытекает из первого.

Период «тезисотворчества» в нашей партии по вопросу о профсоюзах закончен. Перед нами лежит шесть различных платформ, шесть партийных группировок. Такого разнообразия и «тонкости оттенков» еще не видала партия, и партийная мысль еще никогда не обогащалась таким богатым творчеством формулировок по одному и тому же вопросу. Очевидно, вопрос важный, основной.

Так оно и есть. Дело идет о том, кому строить коммунистическое хозяйство и как его строить. Это же суть нашей программы. Это — ее сердце. Вопрос не меньшей, если не большей важности, чем вопрос о захвате политической власти пролетариатом. Только группа демократического централизма с тов. Бубновым во главе может быть настолько близорукой, чтобы находить, будто: «Вопрос о профсоюзах в настоящий момент отнюдь не имеет ни особо крупного объективного значения, ни особой теоретической сложности».

Естественно, что он волнует партию и что по существу это вопрос о том, куда [по] вернуть колесо истории — дать ему передний или задний ход? Естественно и то, что нет такого коммуниста, который остался бы в стороне от дискуссии о роли профсоюзов. В результате — 6 различных группировок.

Но, если внимательно проглядеть все тезисы различных, тончайших по оттенкам группировок, то окажется, что по основному вопросу — кому строить коммунистическое хозяйство и организовать производство на новых началах — существует только две точки зрения. Одна, выраженная и запечатленная в тезисах рабочей оппозиции, другая, объединяющая все остальные оттенки многообразных, но по сути единых платформ.[38]

Что проводят тезисы рабочей оппозиции и как понимает она задачу и роль профсоюзов, точнее, производственных союзов, в настоящий момент? «Мы полагаем, что вопрос о восстановлении и развитии производительных сил нашей страны возможен лишь при условии изменения всей системы организации управления народным хозяйством» (из докл[ада] тов. Шляпникова 30 дек[абря 1920 г.], курсив мой — А. К.). Заметьте, товарищи, «при условии изменения всей системы». Что это значит? «Сущность спора, — говорится дальше, — заключается в том, какими путями наша коммунистическая партия в переживаемый переходный момент будет проводить свою хозяйственную политику: через организованные в союзы рабочие массы или через их голову, бюрократическим путем, посредством канонизированных чиновников» (оттуда же). Вот именно: суть спора — будем ли мы осуществлять коммунизм через рабочих или через их головы руками советских чиновников. И пусть товарищи призадумаются: возможно ли осуществить, построить коммунистическое хозяйство и производство руками и творчеством выходцев из чужого класса, проникнутых рутиной прошлого? Если мы будем мыслить по-марксистски, по-научному, мы ответим себе ясно и категорически — нет. Предполагать, что «люди-практики», техники, специалисты в области налаживания капиталистического производства сумеет вдруг выскочить за пределы тех обычных приемов, взглядов и подхода к труду, которые воспитаны в них, органически в них въелись за все их служение капиталу, и начнут созидать новые коммунистические формы хозяйства (а в нахождении этих новых форм производства, новой организации труда, новых стимулов-побудителей к труду заключена вся суть), — значит забывать неоспоримую истину, что систему хозяйства изменяют не отдельные гениальные люди, а потребности класса.

Вообразите себе, если б в эпоху перехода от феодально-помещичьего хозяйства, построенного на крепостном труде, к системе капиталистического производства с его якобы свободным наемным трудом в мануфактурах буржуазный класс, еще очень неопытный тогда в организации своего капиталистического хозяйства, пригласил бы себе в роли главных организаторов мануфактур наиопытнейших, юрких и умелых управителей и приказчиков, помещичьих имений, привыкших иметь дело с рабски-безвольным, крепостным трудом. Что бы получилось? Сумели ли бы эти опытные люди, спецы в своей области, воспитанные на власти кнута, поднять производительность труда «свободного», хотя и голодного пролетариата, который имел все-таки возможность уйти от грубой руки управителя мануфактуры, поступить в солдаты, стать поденщиком, бродягой, нищим, но все же уйти от постылого труда. Не развалили бы они начавшуюся складываться новую организацию труда и всю на ней построенную систему капиталистического производства? Отдельные управители крепостных крестьян, отдельные бывшие помещики, приказчики умели приспособиться к новым формам производства, но не из них вербовались истинные творцы и созидатели буржуазно-капиталистического хозяйства Классовый инстинкт подсказывал хозяевам первых мануфактур, что лучше медленно и неумело, да своим умом, своей «сметкой» находить верный путь, определяющий взаимоотношения труда и капитала, чем позаимствовать непригодные, мертвящие приемы у устарелой, непригодной больше системы эксплуатации труда, не повышающей, а понижающей производительность. Классовое творчество верно подсказало капиталистам в эпоху первоначального капиталистического накопления, что вместо кнута приказчика и капиталиста [sic] имеется другое погоняло к труду — соревнование, конкуренция рабочих перед лицом безработицы, нищеты. И капиталисты, уловив этот стимул, этот побудитель к труду, сумели его использовать в интересах развития новых, буржуазно-капиталистических форм производства, сразу подняв производительность «свободного» наемного труда.