— Это твои проблемы, Зотов, — переадресовывает генерал, — решай.

— Но это, повторяю, принципиальные для меня, но мелочи. А теперь не мелочи…

Когда я заканчиваю, генерал и подполковник сверлят меня с мрачной злобой. Адвокат с восхищением, а папочка с удивлением. Ну, дочка, ты даёшь! — читаю в его глазах.

— Девочка, ты не слишком много на себя берёшь? — генерал пробует взять на голос. Или на понт, как мои мальчишки говорят.

— Ровно столько, сколько могу удержать. На будущее, господа, прошу усвоить важную вещь. Трогать меня руками без моего разрешения не позволено никому. Меня не интересует, что вы этого не знали. Те, кто себе это позволил, должны быть жестоко наказаны. В частности, присутствующий здесь подполковник Зотов. Если вы, господин генерал, попробуете противодействовать, попадёте в этот грустный список.

Не убедила. Сомнения зарождаю, но вижу в генеральских глазах пренебрежение. Нажмём ещё.

— Вы можете заткнуть рот журналистам, договориться с корпорацией моего отца, но у меня есть собственные, подконтрольные только мне лично ресурсы. И я их задействую, если вы не примете моих условий.

— Ты ничего не сможешь, деточка, — обидно улыбается генерал, — нет у тебя ничего, кроме положения твоего отца.

— Почему вы думаете… — начинает папочка, но я его останавливаю, сжав ему руку. Не надо ловиться на шаблонный финт. Рассчитано только на неопытных.

— Алексей Прохоров и Степан Махотин тоже думали, что я ничего не смогу, — после моих слов генеральская улыбочка испаряется, — и вам, как и им, свои козыри я показывать не буду. Зачем? Предупреждён, значит вооружён. Я слаба, это правда, поэтому удары буду наносить с максимальной силой и жестокостью. Так же, как Прохорову и Махотину. И вооружать вас своим предупреждением не буду. Я слаба, поэтому не могу позволить себе великодушия. Поэтому вам, генерал, лучше не попадать в мой чёрный список.

Ничего больше по существу не сказал генерал. Только хвостиком махнул и уплыл в синее… ой, это из другой песни, ха-ха-ха!

Конец главы 20.

.

Глава 21. Контрибуции и репарации. Эпилог

Кремль, московская мэрия (ул. Тверская 3)

15 августа, четверг, время 10:00

— Только вы? — после сдержанных приветствий спрашивает вошедших хозяин кабинета Юрий Сергеевич Богданов, седой мужчина уверенных пятидесяти лет.

В кабинет градоначальника входят двое, Алоян Сергей Тигранович, исполнительный директор «Инфотехн» и адвокат Берштейн. На стороне мэра народу больше. Это и Северо-Восточный префект и два генерала, Трофимов и Стесснер, его начальник, у которого на погонах на одну звезду больше.

— Нет необходимости в большой делегации, многоуважаемые господа, — лучезарно улыбается Сергей Тигранович.

Почему нет необходимости, принимающая сторона понимает спустя десять минут после изучения бумаги, врученной им Берштейном. Адвокат заботливо приготовил несколько экземпляров, всем хватило.

— Ультиматум какой-то, — градоначальник зыркает из-под нахмуренных бровей.

— Газетчики и Молчановы считают, что меньше запрашивать — себя не уважать, а больше — не уважать уже вас, — с такой же лучезарной улыбкой Алоян разводит руками. — А если нет необходимости торговаться и возможности идти на компромисс, то личного присутствия не требуется.

Сергей Тигранович исчерпывающе объясняет минимализм делегации.

— Это вы через край хватанули, — бурчит генерал Стесснер, отрываясь от чтения бумаги, — расформировывать полицейский спецучасток мы не можем.

— Это мы не можем, — не соглашается Тигранович, адвокат немедленно поддерживает улыбкой, которую перенял у Алояна будто эстафетную палочку. Такую же лучезарную.

— Мы не можем, у нас власти такой нет. А вы вполне можете, — после короткой паузы Тигранович продолжает увещевающе. — Господин генерал, вы сами знаете, что необходимость в таких подразделениях давно отпала. Нет сейчас нужды в чрезвычайных мерах с частичной отменой конституционных прав граждан. Мы давно в мирных условиях живём.

Генералы вздыхают и переглядываются. Будь Тигранович и Берштейн ближе, уловили бы сожаление и… и согласие. Не нужные сейчас полицейским снайперские винтовки и гранатомёты, но как же не хочется их лишаться!

— Господа, — каким-то немного неуместным ликующим тоном провозглашает адвокат, — мы же вам просто царский подарок делаем. На ровном месте ликвидировать целое подразделение не с руки. Но когда они так крупно подставились… нет-нет, шикарный момент. Грех не воспользоваться!

Переглядываются уже префект с мэром. Что-то в этом есть, — читается в их глазах. Для собственных нужд можно другую часть организовать, спецучасток становится слишком одиозным местом.

— Что у нас там ещё? — вчитывается мэр Богданов, — отдать под суд старшего лейтенанта Куприянова за ограбление задержанного лица. А также… следователя Харитонова и капитана Коротких за угрозы пытками несовершеннолетней во время допроса…

— Молчановы настаивают на сроке для Куприянова, хотя бы условном. Харитонова и мадам Коротких можете подвести под амнистию, — поясняет адвокат.

— Чересчур, — бурчит Трофимов.

— Вовсе нет, — лучезарно возражает Бернштейн, — Куприянов не только вор, он вор в погонах, а это что значит? Он нарушил присягу, он — клятвопреступник, таких во время войны сразу под трибунал отдавали.

— Какими ещё пытками они на допросе угрожали? На дыбу повесить? — скептически интересуется мэр.

— Хуже, — лучезарно объясняет Бернштейн, Трофимов заранее морщится, — групповым изнасилованием. Пятнадцатилетней девочке, прошу заметить. У кого-нибудь из вас дочери есть?

Вопрос остаётся без ответа, однако адвокат продолжает улыбаться.

— Не доказуемо, — роняет генерал Стесснер.

— А почему не доказуемо, господин генерал? — парирует адвокат, — наверное, потому что допрос вёлся без записи, хотя это давно практикуется. Не обязательно, что вызывает вопросы, но практикуется. А вот не извещать родителей — не законно. И они поступили именно так.

— Прошу заметить, что от вас не требуют наказания оперативников, проводивших задержание. Они хоть в каких-то рамках действовали, — комментирует Тигранович.

— Всё равно не доказано. Вы — адвокат, сами знаете, — спорит Стесснер.

— Зато они покрывают Куприянова, который обворовал Молчанову, — не сдаётся адвокат. — И вот это доказано. Куприянов до сих пор золотые часики Молчановой не вернул. А их она, между прочим, из рук полковника Сафронова получила. Как ценный подарок за героизм и мужество, проявленное в противоборстве с опасными преступниками, серийными убийцами. Вы должны знать, Сафронов же ваш подчинённый.

— С часами не всё ясно, — пожимает плечами Трофимов, — то ли были, то ли нет…

— Хотите открытого гласного процесса? — ехидно интересуется адвокат, — правда, хотите? От себя гарантирую: у вас нет шансов, вина Куприянова будет доказана на сто процентов. И как будет выглядеть ваше управление? Одной рукой награждаете человека за неоценимую помощь полиции, а другой — воруете эту награду.

Мэр и префект морщатся, генералы хмуро переглядываются. Тигранович скучает, итог предрешён, но зубры просто так не сдаются, на то они и зубры.

Спор прекращает мэр.

— Хорошо. Мы обдумаем ваши предложения. Что-нибудь ещё?

— Там ещё от газеты кое-что было, — лениво замечает Тигранович.

— А, это, — мэр опускает глаза, — ну, это мелочи. Обеспечьте, Владимир Оттович.

Стесснер кивает.

— Всё?

— Нет. Теперь главное, — Тигранович делает короткую паузу, — для моей корпорации главное. Собственно, вы должны понимать, что эту историю я использую, только как повод. Не случись сие прискорбное происшествие, мы всё равно бы пришли.

На лице мэра появляется скепсис пополам с пониманием. Взглядом поощряет продолжать.

— Моя корпорация разрабатывает целую линейку продукции, интересную для полиции. Средства связи, средства наблюдения, компактные радиомаяки, мобильные алкотестеры…