— Почему-то не боюсь, — я понюхала масло во флаконе и закупорила его. — Наверное, дело в том, что с самого начала Венеция приняла меня за свою.
— Будь осторожнее, — совершенно серьезно ответила мне госпожа Редфилд. — Смотри, куда шагаешь.
Я кивнула и, неожиданно даже для себя, сказала:
— Куда больше меня пугают старые зеркала. И от того, что на портрете Лауры Виченте появилось какое-то зеркало, мне не по себе.
— Да, пожалуй… Только Тьма знает, кто может поселиться в глубине старого стекла.
Меня передернуло.
Перед завтрашней операцией мне нужно было поговорить с Карло. Меня ждали к ужину в Ка”Контарини, и милейшая Джузеппина чуть было не обиделась, когда я сообщила, что собираюсь есть вне дома. Гнев на милость она сменила только тогда, когда я отдала ей распечатки рецептов креольской и каджунской кухни, присланных мисс Ла Вироль, секретаршей моей матушки.
Выйдя из гондолы, я отправила Массимо отдыхать — неизвестно, на сколько я задержусь у Контарини, и уж всяко меня отправят домой на их катере. Беатриче, перебравшаяся в этот особняк еще вчера, пока не очень освоилась с ролью невесты и жалась к Карло. После ужина мне даже пришлось мягко попросить ее оставить нас с пациентом наедине.
Наконец двери малой гостиной затворились, и Карло устроился в кресле напротив меня.
— Волнуетесь? — спросила я.
— Уже нет, — ответил он спокойно. — В первый раз, когда пытались это снять, нервничал ужасно, а сейчас понял, что от меня уже ничего не зависит. Как будет, так и будет. А сколько продлится… операция?
— Это зависит от многих факторов. От полутора до четырех часов.
— Ну, то есть, к вечеру-то я уже точно буду знать, с каким лицом мне жить дальше?
— Нет, Карло, — я покачала головой. — По окончании операции на семьдесят два часа, пока будет приживаться pellis, я погружу вас в сон. Нельзя оставлять даже малейшей вероятности, что вы заденете новую кожу.
— Понятно, — он потрогал серебряную маску на своем лице, потом, оживившись, сказал. — Я принес свой снимок незадолго до… этого. Оказывается, он был у Беатриче.
Я взяла картинку. Очень красивый молодой человек, весело смеясь, протягивает бокал с красным вином навстречу невидимому собеседнику. Хорошее лицо, было бы здорово, если бы удалось полностью восстановить соответствие.
— Скажите, Карло, а почему вы ее не искали тогда, год назад?
— Ну, тут все очень просто, — усмехнулся он. — Сперва я был в ярости, и во всем винил Беа. Потом стал думать и анализировать, и понял, что она-то уж точно ни при чем. Стал искать… ну, насколько мог искать с маской вместо лица. Даже у нас, в Венеции, все-таки не принято ходить в маске всегда. Отправлял слуг, просил друзей, куда-то обращался сам, но поиски мои словно упирались в стену — родных у нее нет, спрятать ее мог только брат, но брат умер. Никакие официальные органы о Беатриче Каталани ничего сказать не могли.
Он встал, прошелся по гостиной, потом резко повернулся ко мне:
— Пьетро сказал мне о ваших подозрениях. Этого дурачка, Гвидо, я немного знал, и согласен: ему не по зубам такая сложная магия, как эта, — Карло вновь дотронулся до маски. — Но вот убейте, я не могу понять, кому я так помешал! Конечно, мой образ жизни был далеко не безупречным…
— Хорошо, что ты это понимаешь, — сказал вошедший в гостиную Пьетро. — Не помешаю?
— Мы практически закончили, — ответила я. — Вы хотели мне показать, где я буду работать завтра.
Взяв скальпель, я вознесла короткую молитву Бригите и сделала разрез точно по границе нормальной кожи и непостижимым образом соединенного с ней металла. Амулеты, останавливающие кровоток, исправно работали, те редкие капли, которые не улавливались, снимал тампоном Родерико Ди Майо. Я знала, что справа и чуть сзади, за щитом, отгородившим стерильную зону, стоят Лавиния, Пьетро и Беатриче. Напрасно, конечно, девушка пожелала присутствовать — зрелище будет неаппетитное. В роли анестезиолога сегодня выступал Джованни Тедеска, врач семьи Контарини. Его заботой было погрузить пациента в глубокий магический сон и следить за жизненными показателями.
Разрез дошел до конца, завершив круг, и я посмотрела на Родерико:
— Ну, что, пробуем снять?
— Как ты думаешь, она полностью вросла в кожу, или только по краям? — ответил он вопросом на вопрос.
— Ты же понимаешь, как бы там ни было, делать надо.
И, подцепив серебряный край маски, я осторожно за нее потянула…
Много позже, вспоминая эту операцию, я понимаю, что не взялась бы за нее ни за что, ни за какие блага этого и иных миров, если бы знала, что нас ждет. Никогда в жизни больше мне не было так страшно.
Разумеется, серебро заменило кожу лица полностью, нечего было и мечтать, что это все срослось лишь по краям. И, конечно, его пришлось срезать, по миллиметру проникая под треклятую маску. Амулеты не выдержали в какой-то момент, и кровь потекла сразу, заливая операционное поле. Доктор Тедеска тихо сказал: “Вот тьма, он просыпается. Придется добавлять медикаментозно!”. Краем уха я услышала, как где-то, в тысяче километров от стола, раздался женский вскрик, и Пьетро раздраженно прошипел кому-то: “Уведите ее отсюда!”.
— Лавиния, помогай, — рявкнула я, не заботясь уже о вежливости. — Если можешь, подпитай эти с…е штуки!
— Попробую, — спокойный голос госпожи Редфилд прозвучал рядом, и через мгновение кровотечение уменьшилось, а потом и совсем иссякло.
— Не могу подрезать возле глаз, — чья-то рука промокнула марлевым тампоном пот на моем лбу. — Родерико, ты не подлезешь?
— Нет, тоже не достаю, — ответил он. — Попробуем убирать маску по частям?
— Погоди, я попытаюсь подобраться воздушным лезвием, — остановила его магичка. — Его можно изогнуть до нужной формы… вот так…
Я бросила взгляд на экран, куда еще один амулет, пока исправно работающий, транслировал схему операционного поля и пройденных участков. Слава Бригите, осталось немного, зато самое сложное, нос, виски и зоны около глаз…
Наконец, скальпель полетел в лоток, воздушный нож истаял, и Лавиния сделала шаг назад. Так, вроде бы все? Подняв глаза на Родерико, я спросила:
— Взяли?
И мы сняли серебряного двойника с той анатомической модели лицевых мышц, которой предстояло стать нормальным человеческим лицом.
Еще через полчаса все было закончено. Спящего Карло увезли в комнату, где ему предстояло провести ближайшие семьдесят два часа под воздухопроницаемым абсолютным щитом. Слой пеллиса был нанесен по точно рассчитанной схеме, в соответствии со снимком, скреплен в должных точках соответствующими заклинаниями и уже начал свою работу. Всего трое суток, и, если никакие катаклизмы не разрушат этот дом, молодой человек придет в себя и будет жить нормальной человеческой жизнью.
Я проконтролировала, как Карло был устроен, сказала пару слов сиделке, поблагодарила доктора Тедеска за отличную работу, и пошла мыть руки и переодеваться. Ди Майо посмотрел на часы, отказался от предложения перекусить, сказав, что хочет успеть на поезд 15.10.
— Так давайте, я открою вам портал в Медиоланум, — предложила Лавиния, о чем-то тихо разговаривавшая с Беатриче.
— Увы, — Родерико махнул рукой. — К сожалению, я абсолютно не переношу порталов, сразу же давление подскакивает до критических значений…
Проводив его до катера, я вернулась к хозяину дома и, пока мы уничтожали sarde in saor, задала вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:
— Пьетро, удалось ли найти, по кому ударил откат от проклятия? Что принесли ваши “ветерки”?
— Очень странные вести, — ответил он, откладывая вилку. — Единственный реальный ущерб — это Ка”Дамиани…
— Та самая трещина, о которой говорят даже рыбы в водах лагуны, — продолжила Лавиния.
— Вы думаете, это не может быть вызвано тем самым другим концом лопнувшей струны? — спросил Пьетро.
— Мне кажется, нет. В немногих предыдущих случаях, когда удавалось снять сильное проклятие, особенно посмертное, оно касалось не дома или имущества, а всегда самого мага, который его разрабатывал и…