Так близко от цели?

Но на какой высоте он находится? Начав спуск, он и не подумал прикинуть длину пройденного пути. Он мог быть на первом этаже так же, как и на восьмом! А если он просто прыгнет вниз?

Безумное желание уверовать в возможность избавления, несмотря ни на что, мешало Жюльену сделать элементарный расчет: в развернутом виде трос должен был примерно равняться высоте двенадцати этажей. Поскольку кабина находилась наверху, петля была где-то на уровне шестого.

Допустить, что такой расчет точен, значило отказаться от попытки выбраться. Или же отказаться от самой жизни! Броситься вниз и подохнуть! Жюльен предпочитал думать, что находится близко от земли. Обмотав несколько раз трос вокруг руки, он повис в воздухе, дрыгая ногами, надеясь коснуться земли носками ботинок. Безрезультатно… Подумать только, что он, возможно, лишь в нескольких сантиметрах от цели! Жюльен был в ярости: судьба жестоко обошлась с ним. А если он прыгнет и покажет «ей»? Кому «ей»? Тут же он увидел, как летит, переворачиваясь в воздухе, чтобы покончить… покончить… когда?

Резким движением ему удалось сесть на изгиб троса. Что-то внутри него, нервная икота или сдерживаемые рыдания, заставляло его дрожать. В лучшем случае ему еще удастся подняться на руках назад… рискуя своей жалкой жизнью.

У Женевьевы не оставалось больше ни сил, ни слез. Нахмуренный лоб Жоржа, его жесткий взгляд внушали ей страх. Когда они вышли из комиссариата, он взял ее за руку.

– Быстрей. И так потеряно много времени.

– Куда мы пойдем теперь?

– Увидишь.

Он втолкнул ее в машину. Они поехали по ночному городу.

– Пока все не закончится, ты будешь у нас.

– Да, Жорж.

Он дружески похлопал ее по руке.

– Послушай, возможно, тебя тоже будут допрашивать. Не сбивайся. Ты помнишь, что говорила только что в комиссариате?

– Да.

– Это нетрудно. Ты ничего не знаешь, понятно? Ты ждала до десяти часов, а потом заявила об исчезновении мужа только потому, что опасалась несчастного случая. Запомни. Впрочем, я буду рядом.

– Да, Жорж.

Раз она будет не одна, все тревоги отступают на второй план.

– Понимаешь, – объяснил Жорж, – это упростит развод. Ты ничего не знала. Ты никогда не подозревала, что муж тебе изменяет. Ты несчастная, ни о чем не подозревавшая женщина.

– Хорошо, Жорж. Только…

Он резко вывернул руль.

– Никаких «только»! Ведь ты не передумаешь? Потому что в таком случае я тебе помогать не стану, даю слово!

– Дело не в этом.

– А в чем же?

– Я сейчас подумала… Представь, что с ним действительно произошел несчастный случай.

– Тогда тебе бы об этом сразу сказали в комиссариате.

Жорж едва избежал столкновения с мотороллером, выехавшим с улицы Кондорсе. Поскольку улица де Мартир резко поднималась вверх, ему пришлось переключить на вторую скорость.

– Из-за этого идиота у меня чуть не заглох мотор, – проворчал он.

– Жорж, почему мы едем на Монмартр?

Он вздохнул; вся эта история ему здорово надоела.

– Если мне удастся его отыскать и сообщить полицейским, где он находится, дело будет сделано… Ты выдержишь?

– Да, да, – ответила она в задумчивости.

На Медрано они повернули налево, выезжая на внешнее кольцо бульвара. Женевьева как бы нехотя произнесла:

– Ты не думаешь, что…

Жорж вспылил:

– Ах! Послушай! Не надо было начинать! Я тебя предупреждал. Теперь позволь действовать мне.

На площади Пигаль было полно автомобилей, толпились прохожие. Жорж остановился перед аптекой. Женевьева торопилась выйти из машины, чтобы скорей присоединиться к брату, при этом ее юбка задралась, высоко обнажив ноги. Группа американских чернокожих солдат тут же обступила ее, испуская громкие возгласы на весь квартал. Жорж схватил сестру за руку и потащил за собой.

Они с трудом пробирались в толпе, особенно когда Жоржу казалось, что он видит знакомый силуэт, и он устремлялся за ним вслед.

Перед каким-то ночным баром прохожие глазели на ярко освещенные «цветные, рельефные» фотографии обнаженных женщин. Им пришлось спуститься на мостовую, чтобы обойти этих любителей искусства. В этот момент к ним приблизился какой-то человек и что-то невнятно прошептал. Жорж его не увидел, а Женевьева приняла за нищего и раскрыла сумку. Человек в свою очередь ошибся, решив, что она согласна на сделку: чтобы похвалить свой товар и еще больше заинтересовать покупательницу, он открыл фотографию, которую прятал в ладони. По наивности Женевьева бросила на нее взгляд, и тошнота подступила к горлу.

– Жорж! – крикнула она, чуть не лишившись чувств.

Продавец исчез. Жорж вернулся к ней и схватил за руку.

– Ни на минуту нельзя тебя оставить одну! Ну что еще случилось?

Она вытянула дрожащую руку:

– Там… Этот мужчина…

– Жюльен?

– Нет… Он хотел… Ох!

Жорж подавил раздражение и остановил проезжавшее мимо такси.

– Пока ты со мной, мне ничего не удастся сделать. Давай возвращайся домой. Так будет лучше. Скажешь Жанне, чтобы поместила тебя в комнату для гостей. Я приеду и все расскажу. Не беспокойся.

Она не хотела, но Жорж, не дожидаясь ее согласия, впихнул сестру в машину, бросив шоферу:

– Улица де Варен… Поезжайте…

Ободрав руки до крови, Жюльен добрался до кабины. Задыхаясь, он рухнул на пол. На мгновение он утратил чувство реальности. Но постепенно ясность мыслей вернулась к нему. Он перевернулся на спину. Сигарету…

Ему вдруг нестерпимо захотелось курить. Сигареты лежали в кармане пальто. Дрожащими руками он разложил пальто на полу и порылся в карманах. Неначатая пачка! Теперь он попытался подойти к делу с юмором. Как в старые, добрые военные времена, а? Рацион до понедельника до утра… К счастью, господь бог придумал табак!

Пачка «Голубого диска» слабо белела в темноте. Неловкими движениями Жюльен пытался ее открыть. Один неудачный жест, и маленькая светящаяся надежда упала, отскочила от пола. Жюльен резко вытянул руку, чуть промахнулся и в довершение несчастья подтолкнул пачку к краю люка. Еще секунду она оставалась видимой, а потом исчезла…

Застыв от ужаса, скрючившись над зияющим отверстием, узник затаил дыхание в пугающей тишине. Внизу, очень далеко, раздался негромкий шум… Пачка добралась до земли.

Крича как сумасшедший, ударяя кулаками по полу кабины, Жюльен разрыдался…

Фред и Тереза спали, держась за руки. Во сне их лица приобрели ангельскую чистоту.

По версальской дороге ехал новый «ягуар» с огромным белым трейлером. Сидя за рулем, Педро Карасси следил в зеркальце за дорогой и наблюдал за женой. Она захотела во время путешествия сидеть сзади. Он испытывал легкое беспокойство, но заговорил с ней веселым тоном:

– Правда, это интересно, дорогая? Только хочешь обогнать велосипедиста, как тут же, именно в этот момент появляется встречная машина.

Она не ответила.

– Все в порядке, Жермена? Чувствуешь этот воздух… Ах, мы прекрасно проведем отпуск!

Его жена не шелохнулась. Поймав в зеркальце перед собой ее холодный и суровый взгляд, Педро не выдержал и опустил глаза. Он поежился.

Некоторое время они ехали молча. «Не подозревает ли она что-нибудь?» – спрашивал себя Педро. Он судорожно сжал руль и сделал еще одну попытку к примирению:

– Скажи, ты не рада, что мы едем отдыхать?

Никакого ответа. Лишь ненавидящий взгляд, который он видел в зеркальце. Невыносимый взгляд. Педро был обескуражен. Все бесполезно. Он сжал челюсти и проглотил слюну. Не стоит злиться, это не поможет.

– Анда, мучача, – произнес он громким голосом, – ти немножко улибаться мисье?

Когда-то, когда они были счастливы, акцент, с которым он произносил французские слова, забавлял Жермену. Но не сейчас. Ему стало стыдно паясничать, и ужас положения едва не заставил Педро прекратить свои попытки. Но он опять сдержался и заговорил как можно мягче: