Первым человеком, известившим Григория Васильевича о появлении двойника Шаляпина, был городничий Чистополя. В срочной депеше он сообщал, что неожиданным образом в городе были развешаны афиши о прибытии «золотого баса» России. В ответ Аристов наказал ничего не предпринимать и тотчас отправил в Чистополь Иннокентия.

Вторым человеком, подавшим сигнал, был генерал-губернатор Нижнего Новгорода, с которым у Аристова сложились приятельские отношения, сообщавший, что Шаляпин будет выступать вместе с восходящей звездой Мальцевой. Однако в это самое время Федор Иванович находился в Милане и обещал прибыть в Россию лишь через месяц, а Анастасия Мальцева с аншлагом проводила свои концерты в Санкт-Петербурге и совершенно не подозревала о заявленном выступлении. Но зато в Чистополе, по данным тайного агента Кривозубова, объявился человек, весьма похожий на Федора Шаляпина как могучей позитурой, так и обликом. Не особенно веря в успех, Григорий Васильевич велел Иннокентию Кривозубову наблюдать за субъектом и ежедневно телеграфировать обо всех его передвижениях. А вскоре выяснилось, что тот купил билет первого класса на пароход «Колизей», курсировавший по маршруту Нижний Новгород – Чистополь. Григорий Васильевич, невольно крякнув от возможных расходов, велел соглядатаю купить билет на пароход первого класса и сделаться тенью самозванца.

На корабль Иннокентий Кривозубов забежал в самый последний момент, когда матросы стали поднимать трапы-сходни.

– Погодите, господа! – закричал Кривозубов: в правой руке он держал дорожный чемодан, а левой – размахивал тростью. – Я сейчас!

Раздвигая локтями провожающих, он прорвался к трапу.

– Чтобы его перекосило! – бросила ему в спину одна немолодая дама в белом платье с темно-серым широким зонтиком.

Не обращая внимания на озлобленные выкрики, Иннокентий подскочил к трапу и, уже не скрывая облегчения, произнес:

– Уф, кажись, успел!

Публика в первом классе собралась состоятельная, но разная, среди которой, будто алмазы в пустой породе, сверкали своими золочеными мундирами два генерала. Компанию им составлял архиепископ, облаченный в домашнюю рясу, но важности немереной. Особняком, приодетые в дорогие фраки, держались купцы; было много чиновников высокого ранга. Наверняка в этой пестрой толпе крутились и мошенники, которые слетаются на подобные сборища в поисках легкой наживы. Но человека, выдававшего себя за Шаляпина, пока не наблюдалось.

Однако внимание Кривозубова привлек молодой человек в черном фраке, явно из купцов, которого на пристани провожали с большой помпой. Один из приятелей говорил перед отправлением прочувственную речь, а священник на прощание даже дал ему поцеловать икону в золотом окладе.

Видно, на пароходе молодой человек плыл впервые, а потому таращился во все глаза на богатую отделку и ногтем ковырял лак на перилах, как если бы пробовал его на прочность.

Явно скучая, молодой человек прохаживался по палубе и откровенно заглядывался на женщин, а у одной из них, дамы среднего возраста, явной охотницы за молодыми мужскими телами, сумел заполучить благосклонную улыбку. Потом он направился в носовую часть, где уже собралось изрядное количество пассажиров поглазеть на мальчугана, дававшего представление в третьем классе. Медленно вытащив из кармана серебряный рубль, явно для того, чтобы каждый сумел оценить его щедрость, купец некоторое время подержал его в пальцах, а потом кинул артисту, ловко подхватившему монету. Затем огляделся по сторонам, как бы желая удостовериться: все ли заприметили его невиданную щедрость. И, видно, оставшись довольным произведенным эффектом, отошел в сторону.

А далее и вовсе была потеха. Потоптавшись на палубе, он направился прямиком в капитанскую рубку.

«Интересно, чего это он там будет делать? – усмехнулся Кривозубов. – Неужели накоротке знаком с капитаном?»

Через приоткрытую дверь Иннокентий увидел, как купец по-свойски подошел к капитану – вот разве что не хлопнул его по плечу, – спросил с откровенным любопытством:

– А позвольте полюбопытствовать, любезный, это каким мы сейчас идем курсом?

Капитан едва не подпрыгнул от неожиданности и, сделав яростное лицо, завопил:

– Убирайтесь к черту! Неужели не знаете, что здесь находиться посторонним нельзя!

Купец шагнул вперед, как если бы желал объясниться:

– Позвольте мне…

– Не позволю! Убирайтесь!

– А только я бы хотел сказать вам, что невежественно вести себя так с пассажирами.

– Убирайся, если не хочешь, чтобы мы тебя на берег ссадили, – а потом дернул в сердцах правой рукой за шнур.

Раздался долгий и протяжный свист, заставив незадачливого купца подпрыгнуть от испуга и стремглав выбежать из капитанской рубки. Некоторое время он ошалело скитался по палубе, а потом плюхнулся на плетеный стул рядом с каким-то господином средних лет с аккуратно подстриженной бородкой, какую обычно любят носить разночинцы и провинциальные лекари. Отступив на значительное расстояние, Кривозубов принялся рассматривать мужчину. Клетчатый фрак из дорогого английского сукна выдавал в нем человека состоятельного, а манеры указывали на то, что он вращается в свете.

Иннокентия не покидало ощущение, что ему уже приходилось встречаться с ним ранее, вот только он никак не мог припомнить, при каких именно обстоятельствах это произошло. Постояв еще немного на палубе, сыщик отправился в каюту, дав себе слово, что непременно вспомнит.

Вскоре на палубе появился и объект, который держался необычайно важно: чинно разговаривал с мужчинами, галантно раскланивался с дамами и вел себя так, как если бы привык блистать в свете.

Пароход на несколько часов остановился в Казани. Кривозубов сошел на берег и, добравшись до ближайшего полицейского участка, отправил Григорию Васильевичу депешу, в которой сообщал, что рядом с объектом он заприметил еще двух мужчин, – судя по описанию, один из них был распорядителем концерта, а другой – его пианистом. Вместе с ними была молодая женщина, личность которой выявить не удалось. Все четверо старательно делали вид, что незнакомы друг с другом, хотя дважды собирались в каюте.

Ответная депеша от Аристова не заставила себя ждать и была до предельного краткой: «Глаз не спускать!» Опыт сыщика подсказывал, что мошенниками готовится какая-то очередная крупная афера, а потому их следовало поймать за руку. На очередной остановке Кривозубов попросил Аристова прислать ему словесные описания злоумышленников, и когда пароход встал на длительную остановку в Чебоксарах, то на пристани в речной полиции его уже ожидала прибывшая из Москвы секретная депеша со словесным описанием.

А дела в Московской сыскной полиции шли своим чередом.

Прошлый выходной для генерала Аристова выдался на редкость беспокойным – в трех неблагоприятных районах была проведена облава, в результате которой было выявлено полсотни беспаспортных, еще пара дюжин преступных элементов, не имеющих права проживать в Москве, и четверо беглых каторжников.

С беспаспортными следовало разобраться особо, среди них могут скрываться громилы и лица, разыскиваемые сыскной полицией. Беглецов следовало определить в пересыльный острог, откуда им суждено будет отправиться на каторгу, а вот преступных элементов, не имеющих права проживать в столицах, следовало этапировать на родину. Так что дел хватало.

Григорий Васильевич как раз просматривал ежемесячные ведомости о состоянии дел в неблагополучных районах, когда в дверь, негромко постучавшись, вошел секретарь.

– Пришла депеша, Григорий Васильевич.

– Кхм… Вот как, – отодвинул Аристов ведомости. – Это от кого же?

– Подписано «Сизый».

Григорий Васильевич понимающе кивнул. Депеша была отправлена из Космодемьянска от Иннокентия Кривозубова. Взяв депешу, он прочитал: «Продолжаю наблюдение. Установлено, что их личности всецело соответствуют словесному портрету. Жду ваших указаний».