По ее сигналу последние морские пехотинцы, оборонявшие ограду, покинули посты, вбежали в здание и устремились наверх. Уорхерста Фуэнтес обнаружила на крыше, стоящим у парапета.

— Идемте, сэр! — крикнула она. — Последний транспорт!

Видимо, что-то внизу привлекло его внимание он снял с плеча свою М-29.

— Грузитесь, — велел он. — К нам идут гости.

Присоединившись к нему, Фуэнтес тоже взглянула вниз. Под прикрытием еще не рассеявшегося дыма к посольству подошли несколько новых БМП. Высыпавшие из них солдаты в темной униформе валом хлынули во двор.

— Теперь я понимаю, каково пришлось Дэви Крокетту в Аламо, — заметил Уорхерст.

— Уходим, сэр!

— Идите. Я…

— Уходим, капитан! Скорее!

Уорхерст нетерпеливо кивнул:

— О’кей! Ступайте, ступайте!

Последний из «перегринов» уже грузился на площадке, и сержант Уэлш поторапливал пехотинцев. Фуэнтес с Уорхерстом побежали к транспорту. Вой двигателей усилился, в воздухе над площадкой плясало, переливаясь, марево реактивных струй.

Только вбежав на опущенную аппарель, Фуэнтес сообразила, что капитана рядом нет.

— Где он?

Оглянувшись, Уэлш указал на маленькую будку метрах в двадцати от площадки, ведшую в лестничную шахту. Там, у двери, и стоял Уорхерст, стреляя вниз, по невидимым противникам, поднимавшимся по лестнице.

Фуэнтес тут же поняла, что происходит. Пока морские пехотинцы заканчивали погрузку, мексиканские солдаты ворвались в посольство и теперь пытаются подняться на крышу. Уорхерст, видимо, знал или догадался, что они — уже на лестнице, и решил задержать их.

— Капитан!!!

Голос Фуэнтес заглушил рев двигателей. Ругнувшись сквозь зубы, она схватила рацию и переключилась на офицерскую волну:

— Капитан! Уходите, мы вас прикроем!

— Роджер вас!

Выпустив в лестничную шахту последнюю длинную очередь, Уорхерст развернулся и побежал к «перегрину», но успел сделать лишь три шага. Взрыв сорвал с петель красную металлическую дверь шахты и сшиб капитана с ног.

Фуэнтес устремилась к нему. Увидев это, Уорхерст замахал рукой.

— Убирайтесь! — раздалось в наушниках ее шлемофона. — Убирайтесь, черт побери!

С крыши одного из соседних зданий ударил пулемет. Пули ударили в бетон между Фуэнтес и поверженным капитаном и с холодным металлическим лязгом отрикошетили в корпус «перегрина». Фуэнтес инстинктивно залегла, ища взглядом цель. Пулеметчик продолжал стрелять, целясь по транспорту.

— Есть попадания, — сообщил пилот «перегрина». — Есть попадания! Пора уходить!

— Уходите! Уходите! — закричал Уорхерст. — Уходите же, черт, это приказ!

На крышу вырвались, немедленно открыв бешеную стрельбу, мексиканские солдаты. Уорхерст откатился в сторону, выпустил очередь в атакующих и осел на бетон. Сержант Уэлш втащил Фуэнтес в салон, и ТР-5 тут же пошел вверх, провожаемый огнем.

— До него было не добраться, — сказал Уэлш.

— Мать их! — заорала Фуэнтес, выплескивая наружу всю накопившуюся ярость, разочарование и страх. — Мать их!

Поднявшись над посольством футов на сто, пилот «перегрина» слегка накренил машину, открывая обзор бортстрелкам. По наступавшим ударил скорострельный «зевс». Три или четыре секунды струя трассирующих пуль гуляла по крыше, точно прямая, жесткая зеленая молния, круша все, к чему прикасалась Фуэнтес, все еще смотревшая вниз сквозь полуоткрытый люк, видела, как смертоносный, всесокрушающий поток металла десятками косит, рвет на части вражеских солдат.

Затем крыша посольства — вернее, то, что от нее еще оставалось, — рухнула, к небу взвился столб огня и дыма.

Мы никогда не бросаем своих…

А вот ей, лейтенанту Фуэнтес, пришлось. Пришлось, мать их!..

Суббота, 12 мая.

Рейс «Земля — Марс»;

космическое транспортное судно «Поляков»;

14:17 по времени гринвичского меридиана и бортовому времени.

— Так, парни! — взревел полковник Ллойд. — Молчать и слушать! У нас изменения в планах.

Ллойд сделал паузу, ожидая, пока утихнет ропот. Большая часть солдат МЭОМП была собрана в «штормовом погребе», в бронекостюмах первого класса с гермошлемами и при оружии. Прочие, кому не хватило места, наблюдали за происходящим через немигающее око телекамеры, установленной на переборке.

— Какие перемены, господин полковник? — спросил сержант Кен Джейкоб.

— Да, — добавил капрал Джон Донателли. — Мы идем пинать задницы злобным уродам из космоса или нет? Прочие захихикали.

— Нет. Но задницы я лично кое-кому напинаю, если вы, жопы с ручкой, сей момент не заткнетесь!

Джеймс Эндрю Ллойд прекрасно знал, что среди своих подчиненных имеет репутацию «зверя». Честно говоря, он гордился этим и работал над образом с тем же тщанием, с каким другие делают деньги или карьеру. Работал всегда, с тех пор, как себя помнил. Да, со времени принятия Акта о гражданских правах от 1964-го, гарантирующего всеобщее равенство, прошло почти сто лет… но в семьях принадлежавших к среднему классу чернокожих, в какой вырос и Джеймс (ни в коем случае не «Джим»! ), до сих пор бытовало убеждение: черные и женщины должны работать усерднее прочих, всегда прибавляя к дистанции лишний километр, чтобы доказать, что они способны работать наравне с остальными.

Этих «лишних километров» в жизни Джеймса Ллойда накопилось уже предостаточно. Не позволяя себе никаких излишеств, он сумел с отличием окончить Мичиганский университет, а затем — Высшее военно-командное училище и Летную школу Корпуса морской пехоты. Он пилотировал «харриер-VI» на Кубе в двадцать четвертом, командовал взводом при высадке в Колумбии в двадцать седьмом, а после успел повоевать в Панаме, Греции и Андхра-Прадеше.

Да, его карьеру определила черная кожа, однако теперь Ллойд редко думал о ней. Офицер морской пехоты, ведший его класс в училище, тоже был чернокожим и часто поминал один из старых корпусных принципов: "У нас в Корпусе нет черных и белых. У всех морских пехотинцев цвет один — хаки !"

Именно таким полковник Ллойд чаще всего и считал себя — человеком цвета хаки…

— Изначально, — сказал он, когда шум снова улегся, — план операции предусматривал погрузку на орбитальный шаттл и высадку на предварительной базе, в ущелье Кандор. Те из вас, кто потрудился прочесть свои копии плана — вернее сказать, те из вас, кто вообще сумел выучиться читать, — знают, что ущелье Кандор находится на экваторе Марса, примерно в пяти тысячах километров от Сидонии, где мы в конце концов и должны были разместиться. Однако с Земли получены новые приказы. Пилоту шаттла приказано доставить нас прямо в Сидонию. Груз же наш будет, в соответствии с изначальным планом, отослан на Кандорскую базу. С собой возьмем только то, что сможем переправить за один рейс.

— А, черт! Полковник…

Ллойд устремил жесткий взгляд на заговорившего:

— Вам что-либо не нравится, капрал Слайделл?

— Простите, сэр… но, черт побери, как же будет с нашими припасами и прочей херней?!

— Для нашего оборудования и припасов, — терпеливо разъяснил Ллойд, — существенной разницы нет. Мы проведем выгрузку в Кандоре, перепакуем все, что нам потребуется немедленно, и этот груз будет доставлен в Сидонию другим шаттлом. Все прочее нам будут доставлять по мере необходимости, регулярными грузовыми рейсами. Что касается нас — для нас просто выйдет одним перелетом меньше. — Полковник вгляделся в лицо Слайделла, пытаясь понять, что происходит у того в голове.

— Тебе бы радоваться, Слай. Не придется сутки, а то и двое, разгружать контейнеры в Кандоре. Вместо этого будете себе сидеть в Сидонии, стеречь песчаные дюны да задницы отращивать.

— Ну да… но все равно это нечестно — швырять нас с места на место!

— Легче, — негромко сказал Слайделлу капрал Бен Фулберт. — Прикрой хлебало.

— Корпус вам, Слайделл, и не гарантировал никакой «честности».