Увидев Кэтлин, полковник Фокс расплылся в широчайшей улыбке:

— Кэтлин! Очень рад тебя видеть! Что делаешь? Как ты? Где ты?

— На последний вопрос легче всего ответить, дядя Уолт, — сказала она, улыбаясь в ответ. — Я сейчас примерно в пятидесяти пяти милях над поверхностью Тихого океана.

Дядя Уолт присвистнул:

— Высоко летаешь, Тикушка! — То была его собственная версия японского прозвища Кэтлин. — Что, по-другому было никак? Эти суборбитальники недешево стоят…

— Мне… нужно было как можно скорее вернуться. Слушай, дядя Уолт, — быстро, предупреждая возможные расспросы, заговорила она. — У меня к тебе письмо от… нашего общего друга. Хотелось бы передать прямо сейчас.

Кивнув, дядя Уолт молчал все время, пока письмо шло с «манжеты» Кэтлин, через бортовой ретранслятор на спутник связи, висящий на геостационарной орбите, оттуда — на центральную станцию Кэмп-Пендлтона и, наконец, на «манжету» адресата. Взглянув на экран, дядя Уолт поднял бровь и еще некоторое время помолчал, изучая письмо.

— Наш… общий друг передал это тебе открытым текстом? — спросил он наконец.

Кэтлин покачала головой:

— Нет.

Уолтер Фокс отлично знал о пристрастии Гарроуэев к шифрам, и вдаваться в подробности, особенно беседуя по каналу, безопасность которого она не могла проверить, слава богу, не было нужды. Конечно, может быть, у нее развивается мания преследования: в Японии за нею вроде бы никто не следил. Однако, если у тебя в самом деле — мания преследования, эго еще не означает, что до тебя действительно никому нет дела.

— Ясно. Хорошо, каким рейсом ты прибываешь?

— ПРА, восемьдесят первый, до Лос-Анджелеса. Дядя Уолт, можно я погощу у вас с тетей Мелани несколько дней? Каникулы мои вроде как неожиданно прервались, некоторое время мне совершенно нечего делать.

— М-мм, — отвечал он, погружаясь в раздумья. — Кэтлин, у тебя есть способ отправить нашему общему другу ответ?

— Да. Все… э-э… обычные каналы, похоже, «легли», но имеется запасной…

— О’кей, тянуть с этим нельзя. Переговорим позже, хорошо?

Кэтлин в изумлении уставилась в опустевший экран. Такая спешка была вовсе не в обычае дяди Уолта. Наверное, решил немедленно поставить в известность командующего базой… И все-таки она была ошеломлена и слегка обижена тем, что он даже не ответил на ее вопрос. Но ладно, вполне можно переночевать в отеле аэропорта, а утром позвонить тете Мелани…

И тут Кэтлин поняла, что спешка дяди Уолта была лишним подтверждением ее правоты. Да, отцовское письмо действительно нужно было доставить как можно скорее. Хорошо, что она не стала колебаться и взяла билет на суборбитальный рейс! Если случившееся на Марсе — прелюдия к войне, то она, задержавшись в Японии, вполне могла бы обнаружить, что застряла там надолго. И при этом — единственная на планете! — знала бы, что произошло, и ничего бы не могла поделать.

Удивительно скоро последовало предупреждение о начале снижения, после чего суборбитальник начало трясти, и тряска усиливалась вместе с возвращением к Кэтлин веса. Экран в передней части салона озарили яркие вспышки. «Буллет» входил в атмосферу и маневрировал, гася скорость.

Кэтлин вспомнилось, как отец частенько говаривал: «Корпус — одна большая семья». Интересно, что предпримут прочие члены этой семьи, когда узнают о захвате Сидонии? Да, дядя Уолт был встревожен, потому что близко знает отца, а что подумает и почувствует его начальство? Предпримет ли что-нибудь? Или решит, что горстка морских пехотинцев в миллионах миль от Земли не стоит риска развязать войну?

Посадки она почти не видела: просто на экране внезапно появились огни огромного города, суборбитальник пересек береговую линию где-то в районе Сан-Хосе, резко снизился, а затем уж заработали обычные реактивные двигатели. К тому моменту, как шасси коснулись взлетной полосы, Кэтлин уже знала, чем все закончится. Судьба Корпуса морской пехоты висит на волоске. Всем на все наплевать. Отцовское сообщение, скорее всего, проигнорируют или объявят фальшивкой, провокацией… Как же это досадно: знать, что твой папка — в беде, на другой планете, и ты ничем не можешь ему помочь!

Самолет остановился у терминала. На экране вспыхнула надпись на нескольких языках, призывавшая пассажиров оставаться на своих местах.

— Мисс Гарроуэй?

Она с удивлением взглянула на стюарда, словно бы из ниоткуда возникшего возле ее кресла.

— Э-э… да. В чем дело?

Он вежливо улыбнулся:

— Пожалуйста, возьмите свой багаж и следуйте за мной.

Это еще что такое?

Ступив вслед за стюардом на главный трап самолета, она услышала позади гомон: прочим пассажирам наконец разрешили покинуть кресла. С каких это пор она угодила в Особо Важные Персоны?

Или, может, отправленное дяде Уолту письмо все же попало в руки японского правительства? Но ведь она — уже в Америке! Здесь японцам ее никак не достать, какова бы там ни была ситуация с ООН…

В здании ее ожидали двое морских пехотинцев в хаки — сержант и штаб-сержант. Кэтлин почувствовала невероятное облегчение. Как обращаться с морской пехотой — она усвоила с детства!

— Мисс Гарроуэй? — спросил сержант.

Она кивнула в ответ.

— Пожалуйста, следуйте за нами, мэм.

Сев в ожидавший их электрокар аэропорта, она обратилась к сержанту:

— Вас прислал полковник Фоке, верно?

— Нет.

— Нет? А кто же? Куда мы направляемся? Что происходит?

— Нами получен приказ непосредственно от командующего Уорхерста, мэм. Мы следуем к терминалу Е для посадки на борт военного транспортного самолета «стар игл».

— Командующий… Но зачем? Что происходит? Куда меня везут?

Сержант наконец-то повернулся к ней лицом. Взгляд его был, пожалуй, таким же недоумевающим, как и ее собственный.

— Мэм, — сказал он, словно бы прося прощения, — мы и сами точно не знаем, что происходит. Но нам приказано доставить вас самым экстренным образом на базу Аэрокосмических вооруженных сил «Эндрюс», а оттуда — в Пентагон. Вас ожидает сам командующий Корпусом. — Внезапно он усмехнулся. — Не знаю, что вы такого натворили, мэм, но такого переполоха на самом верху я не видел со времен колумбийской войны… а это, поверьте, о чем-то да говорит!

Вторник, 29 мая;

18:30 по времени гринвичского меридиана.

Конференц-зал Совета Национальной Безопасности;

подвал правительственной резиденции;

Вашингтон, округ Колумбия;

14:30 по восточному поясному времени.

«Кому бы в голову пришло, что эту проклятую войну начнет специалист-электронщик», — подумал генерал Уорхерст, предъявляя пропуск мрачному армейскому часовому на очередном контрольно-пропускном пункте. Следуя за адмиралом Греем, он прошел сквозь рентгеновский аппарат и оказался в оживленном лабиринте одного из нижних подвальных этажей правительственной резиденции.

Хотя… Если вспомнить о том, сколько сложной электроники в современном оружии, становится ясно: первым кнопку нажмет как раз электронщик или программист…

Он вспомнил о своем сыне. Последнее время он часто думал о Тэде. Со дня его гибели в Мехико прошло восемнадцать дней, а со дня похорон — одиннадцать. Жизнь в эти дни стала пустой, до зевоты скучной, и он, Монтгомери Уорхерст, пытался заполнить ее пустоту работой.

И это заставляло его чувствовать себя виноватым. Да, Стефани справилась со своим горем прекрасно; но Дженет… Пришлось им с Джеффом, сыном Тэда, на некоторое время остаться у Уорхерстов…

Да, его мысли, по крайней мере, может занять работа…

Хуже всего было по ночам, когда генерала мучила бессонница. И марсианскому кризису он, в некотором смысле, был даже рад. Как был бы рад любой возможности отвлечься от мыслей о сыне.

Пройдя длинным коридором через небольшой уютный холл, адмирал Грей указал на дверь, охранявшуюся двумя часовыми, которой вполне могло бы гордиться хранилище любого банка.