Лир усмехнулась:

— Офицеры не братаются с подчиненными.

— Ну, тогда ты поцелуй меня. Черт возьми, я добрался! Ох, совсем забыл! Есть еще кое-что. Я обзавелся другом.

— Пусть и он выходит.

— Сделай мне любезность. Поставь бластер на предохранитель и отведи его чуть-чуть в сторону? — попросил Дилл. Моника выполнила его просьбу. — Аликхан! Выходи, только медленно.

Как только в распахнутом люке появился мусфий, палец Моники лег на предохранитель. Аликхан широко развел руки, показывая, что они пусты. Спустя мгновение напряжение Моники спало.

— Сукин сын, — выругалась она. — Ты захватил пленника.

— Нет… Он гораздо больше, чем пленник.

Аликхана, Дилла и их видавший виды корабль обследовали вдоль и поперек, желая убедиться, что нигде нет никаких подслушивающих устройств, и, скорее всего, они не привели за собой «хвоста». Тем не менее, на базе сохранялся режим тревоги.

Пилотов доставили к Ангаре и Хедли, и Дилл еще раз подробно рассказал, что произошло.

— Ты превосходно говоришь на нашем языке, Аликхан, — заметил Хедли. — Как раз то, что нужно.

— Ты считаешь меня шпионом, — это прозвучало не как вопрос.

— Не исключаю такую возможность.

— Вам не кажется, сэр, абсурдным предположение, — сказал Дилл, — что командующий мусфиев заслал к нам своего сына? Не говоря уж о том, что при таком раскладе я тоже должен быть частью этого замысла, поскольку именно я сбил корабль Аликхана?

— Пожалуй, ты прав, — вынужден был признать Хедли. — У меня в голове что-то помутилось.

— Я все-таки попытаюсь понять, — вмешался в разговор Ангара. — Ты хочешь, чтобы эта война закончилась, так?

— Точно, — ответил Аликхан.

— Почему?

— Она не делает чести никому из нас.

— Однако никто из твоих соотечественников, похоже, не разделяет эту точку зрения, — заметил Ангара. — По-моему, они воспринимают случившееся как осуществление какого-то вашего предназначения.

— Некоторые — да. И почему они должны думать иначе? Разве у них была возможность выбора? Я представляю собой редкое исключение, потому что какое-то время назад избрал в качестве наставника Сензу. Но большинство наших придерживаются тех убеждений, которые им внушены старшими. Почти все мусфии, посланные в эту систему, относятся к клану воинов и мыслят соответственно.

— Ты, выходит, хотел бы помочь им изменить взгляд на вещи. Я правильно понял? — спросил Хедли. — Может, организовать что-то вроде пропагандистских выступлений?

— Не думаю, что от них будет какой-то прок, — ответил Аликхан. — Разве что мой отец умрет от стыда. И в любом случае я не представляю, что нужно говорить.

— Если ты не хочешь заниматься пропагандой, — сказал Ангара, — то, конечно, вряд ли у тебя возникнет желание сражаться на нашей стороне.

— Или, к примеру, провести группу наших солдат в место расположения ваших войск, — добавил Хедли.

— Обе эти идеи мне не по душе, — ответил Аликхан.

— Он воин, сэр, а не какой-нибудь проклятый перебежчик, — проворчал Дилл.

— Очень хорошо, — после паузы заговорил коуд. — У меня нет никаких идей насчет того, как можно тебя использовать, по крайней мере, не подвергнув предварительно кондиционированию. И уж точно у меня нет никаких идей насчет того, как подвергнуть кондиционированию мусфия, даже если бы я счел это этичным.

Хедли пристально смотрел на Аликхана, как будто мог взглядом запрограммировать его, но не произнес ни слова.

— Ты собираешься… Ты будешь пытаться сбежать? — спросил Аликхана Ангара.

— Нет, пока Бен Дилл не освободит меня от «честного слова», которое я ему дал.

— Прекрасно, — сказал Ангара. — Мы будем обращаться с тобой как с почетным гостем, хотя придется наложить кое-какие ограничения. Альт Дилл, я прикомандировываю вас к Аликхану. Оставайтесь неотлучно с ним. Кое-кто из наших людей в эти дни настроен весьма агрессивно. Прости, Бен, что я лишаю тебя возможности летать, но, думаю, это важнее.

Дилл вытянулся по стойке смирно, отсалютовал, и оба пилота вышли. После их ухода Ангара покачал головой:

— Эта проклятая война с каждой минутой становится все непонятнее. Единственный пленник, пока что попавший к нам в руки, оказался пацифистом, а я даже понятия не имею, как его использовать.

— Приветствуем вас в нашей маленькой психиатрической больнице, сэр, — сострил Хедли.

На высокогорном плато вокруг базы мусфиев кипела работа. Утюжа болотистую местность и заполняя неровности грунтом, повсюду громоздились строительные механизмы, на равном расстоянии друг от друга создавая взлетно-посадочные площадки. Вленсинг с удовлетворением наблюдал за происходящим. Рядом с ним стоял Дааф.

— Зачем столько площадок? — спросил он. — Неужели вы так уверены, что вскоре сюда прибудет много воздушных кораблей, не говоря уж о пилотах?

— Конечно, — ответил Вленсинг. — Почему бы нашим друзьям не откликнуться, не принять участие в этом грандиозном предприятии?

Дааф подумал о том, в каких условиях находятся раненые мусфии, составляющие более шестидесяти процентов личного состава, и не сказал ничего. Он уже понял, что спорить со своим начальником бесполезно, да и себе дороже — кому охота выслушивать новые упреки в глупости и необразованности?

Язифь Миллазин в шоке смотрела на экран, на изображение Хона Фелпса, управляющего ее горнодобывающей компании.

— Неужели они в самом деле могут сделать это?

— Наши юристы говорят, что если бы мусфии подписали с людьми соглашение, обусловливающее в случае войны соблюдение определенных правил, — ответил Фелпс, — тогда это было бы нарушением. Согласно принятым у нас правилам, нельзя заставлять работать на себя военнопленного. Но мусфии не подписывали с нами никаких соглашений, и чисто формально между Конфедерацией и нами вообще нет состояния войны.

— Что же, предполагается, что я буду стоять в стороне и позволю им использовать пленных солдат в качестве… рабов. Так, наверно, можно их назвать?

— Мусфии собираются выплачивать им небольшую заработную плату и компенсировать расходы, связанные с пребыванием на С-Камбре… Прошу прошения, никак не могу воспринимать эту планету как Мабаси.

— Пусть эта оговорка вас не волнует, — сказала Язифь. — Для всех сколько-нибудь важных для меня людей она все еще С-Камбра… Ну, если дело обстоит так, как вы говорите, тогда не знаю, что мы можем сделать, — она оглянулась по сторонам, хотя в офисе никого, кроме нее, не было. — Не могли бы вы оказать мне большую любезность и посмотреть, есть ли в списках военнопленный по фамилии Янсма? Гарвин Янсма?

— Да, мэм.

— Это личная просьба, и я хочу, чтобы вы выполнили ее сами и никому о ней не рассказывали.

— Конечно, Язифь, — Фелпс протянул руку, собираясь отключиться, но передумал. — Ох, я кое-что забыл. Этот приказ мусфиев совсем выбил меня из колеи.

— И не только вас.

— Мусфии также сообщили, что могут обеспечить нас рабочими и не из числа военнопленных. Людьми, имеется в виду. Я поинтересовался, откуда они возьмутся, и вот какой получил ответ. По мнению мусфиев, нет никакого смысла держать преступников в тюрьмах, если можно извлечь из них пользу.

Язифь недоуменно посмотрела на Фелпса:

— Всякие мошенники, воры, да?

— Надо полагать.

— Ну… С этим, похоже, мы тоже ничего не можем сделать.

— Не можем, если хотим сохранить хотя бы частичный контроль над горнодобывающей корпорацией «Миллазин».

— Прекрасно, — даже не попрощавшись, Язифь прервала связь.

Она встала и подошла к окну, глядя на залив, на развалины. Ей захотелось выругаться, но… Что толку? Она вернулась к кому, стала набирать номер Лоя, но остановилась.

— И что это мне даст? — вслух спросила она себя, прекрасно зная ответ.

Может, поплакать? — в тоске подумала Язифь. Нет, нельзя позволять себе распускаться. Она снова встала, вышла из офиса и остановилась перед вставленным в черную раму портретом отца, пристально глядя на него.