— Давайте посмотрим, — пробормотал волшебник. — Кто возьмет вот это?

Волшебник взял в руки серебряное кольцо с изящным белым камнем, который сверкал ярким огнем.

— Возьми его, дитя, — сказал он, передавая его Аверан.

Аверан надела кольцо себе на палец и радостно воскликнула:

— Сидит, как влитое. Словно сделано специально для меня.

— Возможно, оно и было сделано специально для тебя, — ответил волшебник с таинственной улыбкой.

Кольцо безудержно пылало. Аверан погладила его и прошептала:

— Тише!

Постепенно яркий свет сменился приглушенным мерцанием. Казалось, будто на руке у нее сверкает звезда.

Для вильде Биннесман выбрал ожерелье с дюжиной золотых опалов. Он надел ей ожерелье на шею, и зеленая женщина тут же зачарованно уставилась на драгоценные камни.

После этого волшебник выбрал броши для себя и для Габорна.

Габорну он дал брошь с зеленым опалом, который сиял ярче всех цветных камней.

— Уникальный камень для единственного в своем роде человека, — провозгласил Биннесман и приколол Габорну брошь.

Биннесман протянул руку над драгоценными камнями, готовясь погасить их свет, но тут Йом схватила его за запястье и сказала:

— Подожди. Я пойду с вами.

Из оставшихся драгоценностей она выбрала старинную драгоценную корону. Не каждый из ее опалов светился ярким светом, но, учитывая, что в короне были сотни опалов, Йом предполагала, что в их свете она сможет видеть на четверть мили дальше, чем обычно.

Габорн посмотрел на Йом. Взгляд его был серьезен.

— Нет, ты не пойдешь. Для тебя есть другое задание. — Он обвел взглядом присутствующих, как бы опасаясь, что его могут подслушать. — Если Чондлер не устоит, если его войско потерпит поражение в Каррисе, тогда, боюсь, все мои Избранные погибнут. Но все же и тогда останется одна хрупкая надежда.

— Какая? — спросила Йом.

— Спасаясь, кое-кто может податься на морс, — ответил Габорн. — Опустошители ненавидят воду, к тому же их зрение недостаточно острое для того, чтобы пересекать океаны. Они избегают копать туннели на островах. Так почему бы не увести людей в безопасное место. Ты поплывешь с ними на север, в замороженные моря. Опустошители не осмелятся преследовать вас.

— Значит, ты все-таки не оставляешь надежды услать меня в безопасное место, — сказала Йом с горечью.

— Ты отведешь наших людей в безопасное место. Я рассчитываю на тебя.

— Очень хорошо, — сказала Йом, — пошли приказ советнику Вестхавену в Мистаррию и советнику Роттерману в Гередон, пусть они займутся приготовлениями. Они не нуждаются в моей помощи.

— Но… — возразил было Габорн.

— Не надо играть на моем чувстве долга, Габорн, — предупредила Йом. — Я тебе не какая-нибудь служанка. Я поклялась быть с тобой в радости и печали, быть ближе тебе, чем какой-нибудь другой человек. Мне ясно, что ты задумал. Ты хочешь послать меня в безопасное место. Как ты не понимаешь: единственное место, где я смогу быть в безопасности, — это рядом с тобой, ведь ты — Король Земли. В день нашей свадьбы ты поклялся, что будешь мне защитником.

— Я не знаю, что ждет нас там, внизу, — возразил Габорн. — Я не могу пообещать тебе, что там ты будешь в безопасности.

— Чего тогда стоит твое Прозрение Земли? Выходит, наша судьба для тебя — потемки, как и для любого другом человека. Но я обещаю тебе: когда другие падут, я буду твоим щитом. Пока ты будешь думать, как спасти мир, я буду думать, как спасти тебя.

Габорн пристально поглядел ей в глаза, тщетно ища, что бы возразить. Когда он заговорил, слова с трудом срывались с его губ, словно их вырвали у него пытками:

— Хорошо, мы отправимся в Подземный Мир вместе.

Сэр Боренсон и его жена Миррима покинули деревню Фэнравен еще до рассвета, когда туман поднимался с болот, а звезды падали с небес подобно искрящимся уголькам.

Боренсон первым делом кинулся на кухню и в спешке принялся закидывать провизию в рюкзак. Несколько колбас и пару буханок хлеба — это все, что он успел схватить. Затем, вооружившись боевым молотом, он пробрался к двери в гостиницу и выглянул на улицу. В темноте едва виднелись силуэты дремлющих домиков. Позади них деревья протягивали к небу голые ветви, похожие на черные пальцы, в безмолвии стремящиеся поймать падающие звезды. Казалось, в деревне все спит: ни лая собак, ни любопытного хрюканья свиньи, ни привычной тонкой струйки печного дыма над трубой — ничто не подавало признаков жизни.

И все же что-то тревожило Боренсона. Он все еще помнил человека в капюшоне, который преследовал его две ночи назад. Он вспомнил фигуру на быстрой лошади, бесстрашно скачущую в темноте через кишащие вайтами болота Вестланда. То, что всадник осмелился отправиться в эту местность, несомненно, указывало на его смелость. Однако то, что он скакал в капюшоне, и то, что на копыта его коня были надеты чехлы из овечьей кожи, чтобы смягчать ее шаги, — все это указывало на то, что он мог принадлежать к наемным убийцам из Инкарры. Может быть, он был не более чем одиноким разбойником, пробиравшимся во тьме в надежде подкараулить ничего не подозревавших купцов, однако Боренсон давно научился доверять своим подозрениям.

Вот и сейчас он не торопился покинуть свое укрытие. Стоя на пороге, он пристально вглядывался в тени. Удостоверившись в отсутствии слежки, он прошептал:

— Пойдем!

Бесшумной тенью выскользнув из двери, он прокрался за угол гостиницы и скрылся в конюшне. Внутри тускло мерцал огонек масляной лампы. Стойла были скрыты в темноте. Сверху доносился запах плесени. Это пахло сено на сеновале — запах, характерный для поздней зимы или ранней весны. Учитывая, что сейчас была осень и сено лишь недавно сложили на сеновал, этот запах казался неожиданным и странным.

Боренсон смотрел на Мирриму, пока та зажигала лампу. Держа лампу в вытянутой руке, она направилась к загонам. Ее грациозные движения напоминали плавное течение воды. Боренсон ожидал, что движение заставит ее поморщиться от боли, однако выражение ее лица не изменилось. Прошлой ночью Миррима сразилась с вайтом и одержала над ним победу, которая, однако, чуть не стоила ей жизни. Теперь, казалось, она окончательно излечилась.

Когда они подошли вплотную к стойлам, Миррима подняла лампу высоко над головой, высматривая их лошадей. Тут Боренсон удивленно присвистнул.

— Что такое? — прошептала Миррима.

— Моя резвая кобылка! Посмотри, она здесь. Должно быть, кто-то нашел ее.

Она была привязана рядом с боевым конем Боренсона. Эту лошадку он подобрал недалеко от Карриса и всего за несколько дней успел привязаться к ней всей душой. С тех пор как он потерял ее, спасаясь от вайта, прошло уже две ночи. Когда она неслась в темноте во весь опор, она поранила копыто об острый корень.

— Как ты думаешь, она будет хромать?

— Надеюсь, что нет, — ответила Миррима. — Это я нашла ее вчера вечером на окраине города. Одно копыто у нее было расколото — казалось, бедняжку уже пора пристрелить. Я смазала ей копыто бальзамом Биннесмана.

— Чудотворным бальзамом Биннесмана? — удивился Боренсон, уставившись на копыто. — Я думал, я весь его на тебя израсходовал.

— Ты потерял банку, — сказала Миррима. — В ней еще была капля бальзама.

На копыте осталась белая полоска, как будто бедняжка поранила его год назад, но в целом копыто было в полном порядке. Кобыла равномерно удерживала вес своего тела и не хромала, когда подбиралась поближе к Боренсону, чтобы потереться об него мордой.