Боренсон, Миррима и Сарка Каул скакали прочь от линии опустошителей, оставляя милю за милей между собой и марширующей ордой, которая протянулась от горизонта до горизонта.

Сарка Каул уставился вперед, взгляд его был рассеянным.

— Есть хорошие новости и плохие. Радж Ахтен и Королева Лоуикер заключили союз. Они позволят войскам войти в Каррис с севера в надежде, что все погибнут, оставив половину Рофехавана открытой для завоевания. Но даже они не догадываются, какую помощь может принести ночь.

— Ха! — Боренсон рассмеялся в полном восторге от того, что Дзйс — его советник. — Ответь-ка, друг, что скажет твой Государственный совет, когда обнаружит, что ты продаешь их секреты?

— Для таких, как я, есть только одно наказание — смерть, — ответил Сарка Каул. — Сначала они подвергнут мучительной смерти мою сестру-близнеца. Это медленный и трудоемкий процесс. Когда сознания объединены, это больше, чем просто общая память. Я буду видеть то, что видит она, чувствовать то, что она чувствует, слышать то, что она слышит до самого последнего момента. Когда она умрет, вполне вероятно, я тоже умру вместе с ней, потому что нельзя рассчитывать остаться в живых после того, как будет разорвана связь столь тесная, как та, которая связывает нас.

Боренсон молчал, устыдившись своего смеха.

— Прости, — сказал он наконец.

— Это не твоя проблема, — сказал Сарка Каул. — Я заключил эту сделку очень давно. Как раз сейчас моя сестра-близнец лжет Совету, говоря, якобы ты бросил меня в океан и я мотаюсь по волнам, уцепившись за кусок дерева. Моя единственная надежда, что я проживу, чтобы помочь руководить тобой до сумерек.

— А я надеюсь, — сказала Миррима, — что Совет никогда не узнает, что случилось, и что твоя сестра сможет сбежать.

Они отъехали недалеко, когда встретили одинокого всадника, мчащегося галопом на юг по равнине. Сразу было видно, что это Рыцарь Справедливости, одетый в старомодную помятую кирасу из северной Мистаррии, а также в черный рогатый шлем с кольчужным воротником, который струился как волосы по его спине, — стиль, встречающийся только среди воинов Кхдуна в Старом Индопале. Он был вооружен богато украшенным копьем из черной липы — поистине королевским оружием.

Он ехал на серой лошади, широко ухмыляясь. Боренсон узнал в нем Сэра Питтса, стража замка из Морского Подворья.

— Что ты собираешься сделать? — окликнул его Боренсон, кивая в сторону линии марширующих опустошителей. — Устрашить их своим нарядом?

— Сцепился с разъяренной чародейкой нынче утром, — сказал Питтс с такой же ухмылкой. — Она сорвала мою кольчугу и прогрызла мой шлем! К счастью, я выскользнул из доспехов, а то она и меня бы съела на завтрак.

Питтс поехал рядом. Очевидно, он взял это снаряжение у мертвого воина и был вынужден надеть то, что было. Через край его седла были переброшены полдюжины щупальцев, отрезанных от ротовых отверстий опустошителей. Они свешивались с седла, как мертвые угри, и пахли, как протухший чеснок.

Аверан сказала, что этот запах — смертный крик опустошителя. Боренсон мог видеть высохшую кровь, которая испачкала бровь человека. Она была темной и густой, и если Питтс сумеет выжить в грядущей битве, он несомненно будет носить почетные шрамы. В конце концов, много ли людей может похвастаться тем, что сбежали из пасти опустошителей?

Боренсон громко рассмеялся.

— Когда-нибудь ты расскажешь мне эту историю, а я поставлю пару пинт эля по такому случаю. Но сейчас скажи, как идет сражение?

Питтс кивнул на север.

— Король Земли предупредил нас, чтобы мы защищали Каррис, и это то, что мы будем делать. Но Главный Маршал Чондлер не ждет атаки опустошителей. Он отправляет копьеносцев против них, к голове их колонны. Там теперь кровавая битва.

— Как далеко впереди? — спросил Боренсон.

— Тридцать, может — сорок миль, — ответил Питтс.

Новости охладили Боренсона. Сорок миль до фронта? А их линия тянется к югу так далеко, сколько видит глаз.

— Как далеко до тыла их линий? — спросила Миррима.

— Трудно сказать, — ответил Питтс. — Одни считают — сто миль, другие — сто двадцать.

Боренсон пытался предположить, как велика может быть орда, но Питтс его опередил.

— Их может быть миллион, — сказал он мрачно. — У нас не хватит копий на всех них, даже на двадцатую часть. Король Земли использовал все копья на прошлой неделе. Так что мы сосредоточились на их предводителях. Их ужасный маг под хорошей защитой рядом с передовыми линиями. Это была кровавая схватка.

Его голос дрожал, когда он говорил это.

— Мы потеряли уже много людей. Сэр Лэнгли Орвинский пал.

— О, Силы! — чертыхнулся Боренсон.

— Как нам сражаться с ними, — спросила Мирима, — без копий?

— Мы будем биться с ними пешими, в воротах Карриса, — сказал Питтс. — Мы пустим в ход молоты и копья опустошителей, если придется — руками будем драться. Но мы будем сражаться.

Он был так же безрассуден, как и отважен.

— Чондлер знает больше трюков, чем цирковой медведь, — сказал Питтс. — Отправляйтесь в Каррис — и сами посмотрите!

— Нужно быть больше, чем просто цирковым медведем, чтобы отстоять Каррис, — сказал Сарка Каул.

Боренсон оглянулся. Сарка Каул выглядел зловеще на своей рыжей лошади, с лицом, закрытым черным капюшоном. Его голос казался живущим отдельно от тела.

— Но не падайте духом. Молодой король Орвин уже скачет к городским воротам с тремя тысячами воинов за спиной. Он наконец решился.

Питтс пристально вгляделся в фигуру, закутанную в черные одежды. Он спросил Боренсона:

— Кто этот твой друг?

— Сарка Каул, — сказал Боренсон, — познакомься с сэром Питтсом.

— Инкарранец? — изумленно спросил Питтс, судорожно сжав копье. — Что он здесь делает?

— Я еду сражаться в Каррисе, друг, — ответил Сарка Каул.

Питтс разразился лающим смехом:

— Хорошо, я надеюсь встретиться с тобой там.

— Приходи, пока не упадет тьма, — сказал Сарка Каул.

Боренсон и Миррима пришпорили коней. Впереди над землей поднималась тьма. Столбы дыма вздымались вверх, создавая огромную завесу, от которой мерк весь свет на равнинах. Шаги марширующих опустошителей заставляли землю дрожать, будто земля раскалывалась под ними.

Боренсон, Миррима и Сарка Каул были почти у Скалы Манган, когда добрались до головы орды опустошителей. Здесь рыцари на усталых конях скакали поперек пути монстров, поджигая каждый пучок травы, каждую кустарниковую рощицу, каждое дерево.

Пламя с ревом взмывало к небесам, почерневшим от дыма. Свет становился все более тусклым, ибо солнце клонилось к закату, а густые леса Гор Хест были такими сырыми, что дым, который поднимался из этой топки, был черным, как чернила, и полон сажи.

Никаких признаков конницы не было по-прежнему. Группа всадников, едущих к горам за этой объятой пламенем долиной, гнала коней. Они ненадолго остановились на южном склоне, в прохладной тени рябин, и впервые за многие часы увидели слабый проблеск солнечного света. Даже здесь, за полосой дыма, солнце мерцало, как горячий уголь на выжженном небе. Там, в вышине, дым действовал как цветное стекло, окрашивающее мир в пепельный цвет.

Они спускались с гор вниз, проезжали через маленькие городки, направляясь в мертвые земли, иссушенные заклятиями опустошителей, и наконец на берегах озера Доннестгри они увидели Каррис.

В этих краях зеленые поля стали серыми неделю назад. Деревья и виноградные лозы лежали искореженными обломками. Вся трава высохла. Ничего живого не осталось. Даже вороны и стервятники исчезли. Только гниющие тела опустошителей — огромные, со ртами, застывшими в широкой усмешке, полными зубов, были немым свидетельством того, что произошло здесь.

На миг, когда Боренсон въехал на иссушенные земли, он испытал странное чувство. Ему почудилось, словно вместо того чтобы ехать из Фенравена в Каррис, он едет из прошлого в будущее. За ним лежали прекрасные зеленые поля мира, который он знал. Впереди были гниение и забвение.