Это я, мой дон Хуан!
Педро! Это я, не бойся!
Разве кто другой посмел бы
Вверить жизнь свою и честь
Необузданной стихии —
Гневу твоего отца?
Я узнала, что намерен
Он имущество свое
Завещать рабу, — и вот,
Стала я его рабыней.
Оказал он мне доверье,
Я теперь хозяйка в доме.
А сегодня дон Фернандо,
Душу мне открыв, велел
Печься о тебе. И я,
Словно лань, стрелой любовной
Уязвленная, помчалась
К роднику моей любви.
Дал отец для нужд твоих
Кошелек; при этом был он
Ласки полн и состраданья,
А суровый взор порою
Затуманивался влагой.
Так бывает иногда:
Из окошка в старом доме
Вдруг выглядывает юность.
Он велел, чтоб от женитьбы
Я тебя отговорила,
Но совет смертелен был бы
Для советчицы самой.
Видишь, у меня клеймо
На лице? Оно поддельно,
И его легко стереть.
Но на сердце у меня,
Мой возлюбленный властитель,
Выжжено клеймо любви,
И его не сгладит время.
Этот знак на подбородке —
То не гвоздь, то наконечник
Купидоновой стрелы;
Ею к дому господина
Я навек пригвождена.
Пусть, свое утратив имя,
Я зовусь твоей рабыней;
Пусть ничтожные глупцы,
Склонные считать любовь
Маскою корыстолюбья,
Познакомятся воочью
С той из женщин, для которой
Сделались слова: Рабыня
Своего возлюбленного
Именем и смыслом жизни.