На ступенях Главного храма стоял иерофант – верховный священнослужитель Кастеллана. Он опирался на посох, украшенный молочно-белым шаром из Огненного стекла. Кел в недоумении покосился на старика – иерофанта редко можно было увидеть за пределами храма. Он присутствовал только на крупных мероприятиях вроде государственных похорон или церемонии Обручения с морем, во время которой король или королева Кастеллана восходили на борт украшенной цветами лодки и бросали в море золотое кольцо, чтобы скрепить связь между богом Айгоном и Домом Аврелианов.

Ближе всех к ступеням, на помосте, возведенном перед мраморными львами Талли, сидели члены Семей Хартий; над собравшимися развевались флаги с эмблемами их домов: корабль Дома Ровержей, венок Дома Эстевов, шелкопряд Дома Аллейнов.

Кел в последний раз обвел взглядом толпу и заметил лакированную черную карету с алыми колесами. Высокий худощавый мужчина в черном стоял, прислонившись к стенке кареты. «Он одевается во все черное, как Господин Смерть, который приходит за твоей душой, и колеса его кареты все в крови». Неужели это Король Старьевщиков приехал послушать речь принца? Кел решил, что бандит вполне мог появиться на церемонии, если ему этого хотелось. Как-то раз, лет десять назад, он спросил у Конора, почему власти просто не арестуют Короля Старьевщиков. «Потому что у него слишком много денег», – с задумчивым видом ответил Конор.

«Ну хватит». Кел понимал, что нервничает, поэтому у него разыгралось воображение. «Сконцентрируйся, – приказал он себе. – Ты наследный принц Кастеллана».

Он закрыл глаза и увидел синее море, корабль с белыми парусами. Услышал шелест волн, крики чаек. Здесь, под звездами, неспешно плывущими по небу, он был один в тишине, и горизонт манил его к себе. Палуба раскачивалась под ним, наверху поскрипывали снасти. Никто не знал об этом месте, кроме него. Даже Конор.

Он открыл глаза и протянул руки к толпе. Зашелестели шелковые рукава, сверкнули камни в кольцах. Тяжелая корона сдавливала голову. Он заговорил:

– Приветствую вас, мои подданные, народ Кастеллана, во имя Богов.

Талисман усиливал его голос, и его слышали даже в дальней части площади.

«Мои подданные…» Многие люди размахивали красно-золотым флагом Кастеллана – с кораблем и львом. Море и Золотые Дороги. В библиотеке дворца был ковер в форме континента Данмор. Иногда Конор ступал по нему босыми ногами: заходил в Хинд, шел по Золотым Дорогам, возвращался в Кастеллан. Принцу принадлежал весь мир.

Слова речи вспоминались сами собой.

– Сегодня, – продолжал Кел, – день, когда мы празднуем нашу свободу, годовщину рождения нашего города-государства. Здесь, на этих улицах, жители Кастеллана отдали свои жизни за то, чтобы их потомкам не пришлось склоняться ни перед императором, ни перед иностранными державами. Здесь мы стали теми, кто мы есть, – маяком свободы для всего мира, величайшим городом Данмора и всего мира…

Толпа взревела. Кел подумал, что этот рев похож на далекие раскаты грома. Воздух был наэлектризован, словно перед грозой. В этот момент Кел почти забыл о том, что на самом деле он не принц, не будущий повелитель. От людских приветственных криков у него закружилась голова, и ему показалось, что он шагает по облакам, подобно божеству.

Воодушевление толпы было заразительным. Келу почудилось, что у него в груди что-то вспыхнуло, как порох, и по жилам побежал огонь. Ловец Мечей чувствовал себя потрясающе, несмотря на то, что народная любовь была направлена не на него. Несмотря на то, что это была всего лишь иллюзия.

– Очень хорошо, – похвалил Конор, когда Кел вернулся во Дворец Собраний.

За стенами гудела толпа, доведенная до исступления, – в какой-то степени речью наследного принца, но в основном, надо было признать, бесплатной выпивкой за счет дворца. В будках, увешанных красными штандартами, раздавали кружки с вином и пивом, а аристократы поспешно покидали площадь. Все понимали, что через час-другой патриотически настроенные горожане превратятся в неуправляемый пьяный сброд.

– Мне понравилось высказывание насчет того, что душой Кастеллана являются… как же это было? Ах да. Его граждане. Импровизация?

– Мне казалось, мы это репетировали.

Кел прислонился спиной к мраморной колонне, чувствуя, как холод просачивается сквозь жилет и рубашку. Внезапно ему стало очень жарко; стоя на площадке наверху Лестницы Скорби, он забыл о палящем солнце.

– Народу нравятся комплименты.

– С тобой все в порядке?

Конор, который сидел у подножия колонны, поднялся на ноги. Джоливет и Майеш были поглощены беседой; телохранители из Эскадрона стрел обходили зал, безмолвные, как всегда. Обычно Конор даже забывал об их присутствии.

– У тебя такой вид, как будто…

Кел поднял голову. Они с Конором были одного роста; Кел не сомневался в том, что Майеш каким-то образом этому поспособствовал. Помимо этого, старый колдун сделал так, что за десять с лишним лет синие глаза Кела приобрели цвет старого серебра.

– Как будто… что?

– Ничего. Может, ты на солнце перегрелся. Сейчас тебе лучше побыть в темноте. – Конор положил руку на плечо Келу. – Сегодня праздничный день. Значит, будем праздновать. Пойди в карету, переоденься, и поедем в «Каравеллу».

– Ах да, верно. – Кел вздохнул.

Как это часто бывало после появления на публике в качестве Конора, он чувствовал себя усталым и разбитым, словно несколько часов провел в неудобной позе. Больше всего ему сейчас хотелось вернуться во дворец и рухнуть на постель.

– Пирушка Джосса Фальконета.

– А почему такой недовольный тон? – Уголок рта Конора слегка приподнялся. – Мы уже очень давно не навещали Храмовый квартал.

Храмовым кварталом назывался район борделей; он получил такое название потому, что в большинстве заведений имелся домашний алтарь Турана, Бога желания. Келу хотелось предложить отправиться в веселый дом в следующий раз, но было ясно, что Конору не терпится поразвлечься. А кроме того, у самого Кела имелось одно дельце в «Каравелле» – если не считать того, за чем молодые люди обычно приходили туда. Он решил, что для этого дела сегодняшний день подходит не хуже любого другого.

– Так, ничего, – ответил Кел. – Просто пирушки, которые организует Фальконет, иногда бывают… это бывает несколько чересчур.

Конор шутя поддел его подбородок.

– Чересчур весело. Я уже приказал Бенасету привести лошадей. Можешь поехать на Асти.

Несмотря на легкомысленный тон Конора, Кел догадался о том, что он забеспокоился. Принц понял, что Келу не хочется ехать в публичный дом, и предложение взять любимую лошадь было не чем иным, как взяткой. Кел спросил себя, что произойдет, если он сейчас откажется и объявит, мол, возвращается во дворец с Бенсимоном и Джоливетом. Мол, хочет провести вечер в полутемной комнате с бокалом холодного синего вина и картой западных морей.

Ответ был прост: ничего особенного. Но Конор останется разочарован, а кроме того, кто-то все равно должен сопровождать его в «Каравеллу». Конор не мог разъезжать по городу один, без телохранителя. Если Кел вернется во дворец, принц получит в качестве сопровождающего солдата из Эскадрона стрел и будет недоволен. А если Конор будет недоволен, то и Келу придется несладко. Не потому, что принц разозлится на него и выместит на нем гнев; этого не произойдет. Но сознание того, что он расстроил, разочаровал Конора, станет разъедать ему душу, как щелок.

Кел снял корону и протянул ее принцу. Золотой обруч покачивался на кончиках его пальцев.

– Ну ладно, – произнес он, – однако покорнейше прошу вас не забывать корону, монсеньер, иначе в «Каравелле» к вам отнесутся без должного почтения. С другой стороны, – добавил Кел, – возможно, сегодня ночью вы собираетесь заплатить именно за то, чтобы к вам отнеслись без должного почтения?

Конор рассмеялся, и морщинки у него на лбу разгладились.

– Превосходно. Это будет незабываемый вечер.

Обернувшись, он помахал короной Бенсимону и Джоливету, которые с неодобрением смотрели на молодых людей.