Но сначала я должна была повидать Катерину. Должна была поехать к ней и по крайней мере убедиться в том, что она жива. Особенно после сегодняшнего ночного визита Узколицего. Потому что как бы там ни было, но в эту ужасную историю она влипла по моей вине. Ведь не потащись я вчера за Антонио в подвал, не застукай он меня за подглядыванием – ничего бы и не случилось. Да чего уж там – снявши голову, по волосам не плачут. И еще – я должна была убедить Катерину тоже на время спрятаться, залечь в тину где-нибудь поглубже.

Это я додумывала, уже сидя на жесткой скамейке в одном из залов ожидания Курского вокзала. Здесь я решила окончательно обмозговать ситуацию. Вокруг, несмотря на ночь, было полно бодрствующего народа. Отъезжающие, приезжающие, ожидающие своего поезда, какие-то бродяги, милиционеры, торговцы, челноки – веселое местечко. Сначала я настороженно оглядывалась по сторонам, но потом поуспокоилась. Где-где, но уж здесь меня вряд ли будут искать. Даже если Антонио уже знает, что его ночной посланец ненароком расколол черепушку об асфальт.

К Катерине я решила ехать, как только немного рассветет и на улицах появятся люди. Причем ехать либо на тачке, либо на метро. Я было подумала о том, чтобы добраться до нашего гаража и забрать оттуда свою верную "ауди", но кто даст гарантию, что меня не поджидают какие-нибудь набриолиненные латиносы с пистолетами наизготовку?.. С сожалением отказавшись от этой мысли, я окончательно присмирела и принялась ждать. Про Узколицего, который уже лежит, небось, на оцинкованном столе в морге, я старалась не вспоминать. А пока суть да дело, купила в ближайшем киоске вполне съедобную на вид пиццу и пакет сока. Быстро, как баклан, срубила пиццу и выпила сок. Потом засунула сумочку поглубже за пазуху, подняла воротник плаща, устроилась на скамейке поудобнее и закрыла глаза. Впереди меня ждал явно нелегкий день и силы следовало поберечь.

Возле дома Катерины, в Кунцево, я нарисовалась в шесть утра – отсиживать задницу на жестком дереве вокзальной скамейки в попахивающей нестиранными носками компании каких-то транзитников у меня больше не было сил. Я заняла наблюдательный пункт в подъезде блочного дома напротив. Забралась с ногами на подоконник между первым и вторым этажами, курила и внимательно следила за домом Катерины. Она еще не приехала, в этом я была почти на сто процентов уверена. Почему? А потому что, во-первых, я несколько раз звонила ей из телефона-автомата, расположенного в двух шагах от моего временного бункера (в панике после смерти Узколицего мобильный я, естественно, захватить не удосужилась). А во-вторых, в окнах ее квартиры не горел свет. А Катерина с детских лет ужасно боится темноты и всегда хоть где-нибудь, хоть на кухне, но свет включенным оставит. Бороться с этой ее привычкой бесполезно, уже проверено. Она и у меня, когда остается ночевать, вечно свет в коридоре на ночь не выключает.

Дом постепенно пробуждался ото сна. Заурчали вразнобой водопроводные трубы, послышались из телевизоров голоса утренних дикторов. Время от времени на разных этажах хлопали двери и вниз-вверх ездил лифт, а я все сидела на подоконнике и ждала. Владикина "БМВ" все так же сиротливо мокла на стоянке под мелким утренним дождем, на том самом месте, куда я ее вчера приткнула. Вот и люди заспешили на работу, прикрываясь зонтиками от дождя, а Катерины все не было и не было. Я посмотрела на наручные часы. Половина восьмого. Если учесть, что вчера Владик чего-то там бормотал о съемках в уголке Дурова, на которые он должен явиться к девяти, Катерине давно пора быть дома.

Я решила еще раз позвонить. Загасила сигарету, кряхтя, сползла с подоконника, разминая затекшие ноги, и пошла вниз, к выходу.

И надо же – едва я вышла из дверей, как увидела, что к катерининому подъезду подъехала "волга", за стеклом которой, на заднем сиденье, маячил знакомый курносый профиль. Хлопнули дверцы, и из машины вылезли Катерина с Владиком. Машина развернулась и тут же уехала. Я рванула через улицу, радостно крича на ходу:

– Катерина! Подожди, подожди! Это я! Катерина!..

Она обернулась и остановилась. Я подлетела к ней и только тогда рассмотрела ее лицо.

Мамочка моя родная!

Вот лица-то как раз и не было. Нет, никаких там следов пыток или замазанных синяков. Лицо как лицо. Просто красотка Катерина за прошедшую ночь постарела эдак годков на десять.

– Все в порядке? Ты жива? – глупо спросила я.

Она не ответила. Только продолжала мрачно смотреть прямо мне в глаза. И говорун Владик тоже молчал.

– Ребята, да вы чего? Чего вы молчите, как неродные? – затараторила я. – Да что это с вами такое? Ведь все нормально, да? А, Катерина?!

– Нет, не нормально, – ответила моя красотка. – Давай ключи от машины.

Я протянула ей ключи. Она тут же передала их Владику.

– А теперь быстро вали отсюда, – сказала Катерина.

– Почему это? – я даже растерялась.

– Потому что я тебя знать не знаю! – вдруг истерично заорала Катерина. – Потому что я жить хочу! А не прятаться всю оставшуюся жизнь от бандитов! Ты можешь делать все что угодно, но без меня.

– Но я ни в чем не виновата! – завопила я в ответ. – Они меня чуть не убили! Сегодня ночью! Нам надо смыться, уехать куда-нибудь, ты меня слышишь?!

– Все! – Катерина сделала шаг назад. В глазах ее страх мешался со злобой. – Знать не знаю, как тебя зовут, где ты живешь, я вообще никогда с тобой не была знакома! Тебе понятно?!

И Катерина неожиданно зарыдала в голос. Рот ее скривился, слезы градом покатились по ее лицу, оставляя на щеках черные полоски туши. Владик обнял ее за плечи, что-то забормотал, успокаивая, и быстро повел к машине. Прочь от меня. А я стояла и смотрела им вслед, как полная идиотка. Все понимая и только догадываясь, чего такого мог сделать красавец Антонио или его гориллы с моей Катериной, чтобы довести ее до такого состояния.

– Но я же не при чем! – отчаянно крикнула я вслед Катерине. – Подожди, Катя! Ты же не знаешь, что случилось там, в подвале! Давай спокойно поговорим!..

Катерина даже не обернулась.

Они дошли до "БМВ". Владик открыл дверцу, усадил плачущую Катерину на переднее сиденье. Захлопнул дверцу, обежал машину и уселся за руль.

Все было кончено. Из-за дурацкого любопытства я не только оказалась в роли лисицы, за которой гонится свора распаленных гончих. Я потеряла свою лучшую и, пожалуй, единственную близкую подругу. Печально. Я смотрела на машину, за тонированными стеклами которой смутно виднелся катеринин профиль, в тщетной надежде, что сейчас она вылезет, подбежит к мне, мы вдоволь наплачемся вместе и все образуется.

Но этого не произошло. Негромко заурчал двигатель, машина двинулась с места и стала разворачиваться к выезду со стоянки метрах в тридцати от меня.

Я вздохнула и уже было повернулась, чтобы уйти, но в эту секунду на месте "БМВ" мгновенно распух огненный шар и от страшного грохота заложило уши. Взрывная волна сбила меня с ног и кубарем покатила по асфальту. На какое-то мгновение я отключилась, а когда очнулась, то обнаружила, что сижу на земле – оглохшая, обалдевшая и трясу головой, как собака, которой вода попала в уши. Вокруг меня сыпались на асфальт какие-то мелкие обломки и стеклянная крошка, впереди ослепительно пылало то, что осталось от взорвавшейся "БМВ" – вмиг почерневший остов на горящих колесах с распустившейся железным тюльпаном крышей и без передних дверей. Беззвучно крича, метались какие-то люди, по асфальту разливался горящий бензин и к сумрачному утреннему небу поднимались черные клубы дыма. Я еще успела машинально отметить, что они похожи на гигантскую куклу-неваляшку и тут же с облегчением потеряла сознание.

Я пришла в себя оттого, что кто-то весьма бесцеремонно хлопал меня по щекам. Открыла глаза и с удивлением обнаружила, что лежу на садовой скамейке, а надо мной склонился усатый человек лет сорока в сером плаще и мягкой шляпе, снова замахнувшийся, чтобы шлепнуть меня по щеке. Он поймал мой взгляд и сказал со вздохом облегчения: