Я спустилась на площадку ниже и осторожно посмотрела в окно. Пожарные уже почти затушили машину. Усатого не было видно. Он, конечно, мог затаиться где-нибудь поблизости, если действительно был из этих, подручных красавца Антонио. Но я не могла больше ждать – надо было срочно улепетывать, пока не вернулся милиционер. Я пошла вниз. Приостановилась и посмотрела в щель приоткрытой двери подъезда – так, на всякий случай.

И увидела Усатого.

Он стоял рядом с подъездом, покуривая и время от времени незаметно поглядывая по сторонам – так профессионально, что у меня больше не осталось никаких сомнений. Он был из этих. Которые убили Катерину и хотели убить меня. Или еще откуда?.. От страха дыхание у меня остановилось и я замерла на месте. Что же делать?..

Но, видно, этот жуткий страх и придал новые силы моим ушибленным несчастным мозгам. Я сообразила, что надо сделать: быстро вернулась в квартиру к милосердной бабульке, благо дверь так и оставалась приоткрытой. Тут бабулька как раз вышла в тесную прихожую.

– Вот, выпей, милая, – сказала она, протягивая на сморщенной ладошке две пожелтевшие от времени таблетки. – Это цитрамон, от головы хорошо помогает.

– Спасибо, – я взяла таблетки и сказала голосом умирающего партизана:

– Бабушка, а не могли бы вы позвать того усатого дяденьку? Который меня спас. Чтобы он меня в больницу отвез. Он там, внизу, возле подъезда стоит, меня ждет.

– Сейчас, сейчас! Конечно, позову, милая.

Старушка засуетилась и вышла из квартиры. Я метнулась за ней к дверям, подождала, пока она спустится до первого этажа и сразу взлетела на площадку лестничным пролетом выше. Притаившись, увидела, как бабулька в сопровождении Усатого вошла в свою квартиру, а сама на цыпочках понеслась вниз. Сердце у меня колотилось, как у загулявшей кошки. Я выскользнула из подъезда, быстро прошла вдоль стены дома и завернула за угол, все время ожидая либо окрика, либо внезапного выстрела в спину, – чего угодно.

Но ничего такого не произошло.

И через пять минут я уже была довольно далеко от места, где убили мою бедную Катерину. Беспрестанно оглядываясь, я шла напрямик через небольшой парк. Сбоку доносился шум машин, мчащихся по широкой улице. В парке никого не было видно. В том числе и Усатого. Холодный утренний воздух немного привел меня в чувство, хотя голова у меня буквально раскалывалась от боли. Я присела на край мокрой скамейки, усыпанной опавшими листьями, и тупо уставилась на жухлую осеннюю траву.

Перед глазами у меня все еще стоял огненный шар на месте машины, в которой сидела Катерина вместе с беднягой Владиком, а в горле, казалось, навечно застрял тошнотворный запах горелой резины. Мне было так страшно, как не было еще никогда в жизни. Даже ночной визит убийцы померк рядом со смертью Катерины, произошедшей у меня на глазах. Я же не какой-нибудь там супермен, я обыкновенная московская девушка, которая случайно влипла в ужасную, не правдоподобную историю. Девушка, за которой теперь целенаправленно охотятся, чтобы убить. И моя смерть, судя по тому, как они убирают свидетелей – лишь вопрос времени.

Я это настолько ясно поняла, и так мне стало страшно, что я горько заплакала от безысходности, обхватив себя за плечи трясущимися руками.

Я должна была умереть, и никто не мог мне помочь.

Не знаю, сколько времени я так просидела, глотая слезы, дрожа под порывами ледяного ветра и шмыгая носом; чуть успокаиваясь и снова начиная плакать от жалости к умершей Катерине, к себе, к бедному, ни в чем не виноватому Владику. Наконец я почувствовала, что вконец замерзла. Меня уже просто колотило от холода. Я еле-еле поднялась и на негнущихся ногах побрела прочь из парка, думая о том, как мне выпутаться из этой истории.

Я продолжала думать и в теплом, сухом метро, где я, озираясь по сторонам, забилась на сиденье в самом дальнем углу вагона. Людей в вагоне было немного, основная масса служивого народа уже отбыла на работу. Из угла мне было видно всех – и тех, кто сидел в вагоне, покачивающемся на стыках рельс, и тех, кто заходил на остановках. Но все равно я с подозрением приглядывалась ко всем подряд – после истории с Усатым я уже никому не доверяла. Отовсюду ждала следующего удара. Впрочем и на меня многие поглядывали с подозрением – видок у меня был тот еще: перепачканный плащ, растрепанные волосы и – наверняка – безумие во взоре.

Я понимала, что надо найти хоть какой-нибудь выход из всей этой ситуации. Выход, который спасет мне жизнь. Он должен был быть, а если, на первый взгляд выхода и не было, то я его обязательно должна была его придумать. Ведь несмотря на панику, меня охватившую, я не собиралась просто так сдаваться – на милость этим уродам. Хотя какой там милости от них ожидать, от этих хладнокровных ублюдков и убийц.

Утренняя придумка про визит в ФСБ уже не казалось мне столь удачной. И не без оснований. Раз подручные Антонио не постеснялись мгновенно и нагло убрать в общем-то не очень опасных свидетелей (прости, Катерина, что я тебя так называю), предварительно вытащив из них всю необходимую информацию, говорило о многом. Присутствие в подвале колумбийских ребят, сам полуколумбийский дон Антонио, его миллионерский дом и, наконец, допросы с пристрастием – дело пахло керосином. Вернее, ну, о-очень большими деньгами. А когда пахнет большими деньгами, я не очень-то я верю в могущество бывших кагэбешников. Но дело даже не в этом.

Дело было в том, что я наконец вспомнила, где я видела Светловолосого и кто он такой.

Он был в гостях у нас дома, приходил по каким-то делам к папуле. Эдак месяца четыре тому назад. А потом папуля по секрету сообщил нам с мамулей, что Светловолосый какая-то там суперважная шишка в нынешнем КГБ-ФСБ. Полковник.

Владимир Николаич его звали. Точно, Владимир Николаич. Эфэсбэшный полковник, который по уши залез в контрабанду колумбийского кокаина и замазан теперь так, что ввек не отмоется. Сука! Я тебя похороню!..

А потом я припомнила лицо моего сладкоречивого дружка-убийцы Антонио, его громил-телохранителей, Катерину, и на меня внезапно накатила неимоверная злоба, жажда мести и желание немедленно действовать. И это не смотря на то, что голова до сих пор разламывалась от боли и к горлу постоянно подступала тошнота – меня видимо, все-таки контузило при взрыве. Хотя я толком и не знаю, что это за зверь такой – контузия.

А какого черта мне вообще что-либо придумывать? – вдруг поняла я. Ведь уже есть масса примеров для подражания! И я стала лихорадочно припоминать, что в подобных ситуациях делают крутые герои и особенно отчаянные героини всяких там кинотриллеров и могучих зарубежных и отечественных книг-бестселлеров.

Информации вспомнилось столько, что впору было завопить, как сумасшедшей если не от радости, то по крайней мере от вспыхнувшей надежды на спасение. Я поняла, что все это надо записать, пока не забыла. Прихрамывая (видимо, зашибла ногу, когда грохнулась во время взрыва), я вышла на первой же станции (это оказалась "Кутузовская"), нашла укромный уголок и, плюхнувшись на скамейку, стала рыться в сумочке в поисках ручки и клочка бумаги. Я их нашла, но нашла и еще кое-что, заставившееся сердце забиться сильнее (но не от любви, нет): фотографию Антонио с телемонстром, которую я у него по случайному наитию увела с каминной полки. Очень хорошо! Фотография этой смазливой сволочи придаст, надеюсь, большей убедительности моим словам.

Я коротко записала на чистой странице записной книжки все, что припомнила и что мне надо было немедленно сделать.

Итак, по-порядку. Во-первых, надо было найти временное пристанище. На день, максимум на два. Да такое, чтобы никто даже не заподозрил, что я могу там находиться. Зарубежные источники рекомендуют в таких случаях тихие скромные гостиницы на окраине города, но в моем случае это не проходило. Паспорт у меня, кстати был с собой, но светить свою фамилию в каком-нибудь отеле было бы полным безумием. Теперь о деньгах: я быстро порылась в кошельке и пересчитала наличность. Рублями и баксами набралось что-то около ста двадцати долларов. Не густо. Плюс к этому моя кредитная карточка "Visa" и случайно завалявшийся рулеточный жетон, кажется из казино "Вавилон". Вряд ли жетон пригодится для моих далеко идущих планов, а на карточке, насколько я помнила, оставалась сущая ерунда после моего позавчерашнего крутого шоппинга. Да и не стоило ей пользоваться – во многих шпионских романах хитрые враги отслеживали какого-нибудь второстепенного героя-неудачника как раз по тому, что он рассчитывался кредитной карточкой. А потом непременно находили и – ба-бах! Из пистолета с глушителем. Чаще всего, когда он, голый и беззащитный, мылся под душем. Или отведывал на Багамах каких-нибудь там лангустов под белое вино, будучи в полной уверенности, что он уже в безопасности. И опять же в затылок – ба-бах!