– Ну, здравствуй, Ловкач! – радостно заревела я.

Как он подпрыгнул! Резко обернулся и увидел меня, сидящую перед ним на корточках. Челюсть у него отвисла, и Ловкач, с вытаращенными глазами и приоткрытым ртом, очень стал похож на иллюстрацию к статье "Врожденное слабоумие" в медицинском учебнике. Я ласково, как палач приговоренному к казни, ему улыбнулась.

– Он же Ловкачев Александр Николаевич, он же Смирнов Игорь Александрович, – вещала я прокурорским голосом, залезая в машину со стороны водителя. – А может, ты вовсе не тот и не другой? Может, на самом деле ты мистер Мориарти или какой-нибудь там дон Корлеоне, а? Припух, мафиоза?..

Я открыто наслаждалась его растерянностью.

– Но я, собственно, к тебе по-другому поводу, – заметила я. – Я ведь не успела вернуть тебе сдачу.

Я вытянула из кармана шорт оставшиеся после кафе рубли, расправила их, подровняла. Осторожно на них сплюнула и с размаху влепила деньги прямо ему в лоб. Ловкач от неожиданности дернулся, ящичек у него на коленях раскрылся. И из него мягко высыпались на упругое сиденье какие-то маленькие прямоугольные брусочки тускло-желтого цвета. Четыре штуки.

Я машинально взяла один брусок, упавший рядом со мной и поднесла к глазам. Он был очень тяжелый, словно отлитый из свинца, мелкопористый, а по форме больше всего напоминал крышку маленького гробика. Я повернула его. На нижней стороне бруска был выдавлен герб СССР и ниже цифры: девятки и год: 1990.

И тогда до меня, глупой кошки, наконец дошло: это был золотой слиток.

Ох, как же мне стало страшно! Опять я влипла в историю! Я, не выпуская слитка из правой руки, левой незаметно полезла в рюкзак и одновременно потихоньку-потихоньку стала отползать мимо баранки к спасительно распахнутой двери. Глаз я не поднимала, боялась, что он обо всем догадается. Наконец нащупала в рюкзаке баллончик с адской смесью. И тут я одновременно швырнула слиток на сиденье, выхватила Хиппозин подарок из сумки и рванулась спиной к открытой двери.

Но я не успела воспользоваться баллончиком. Я почувствовала, как у меня на запястьях смыкаются прямо-таки нечеловеческие, стальной жесткости пальцы; он рванул меня назад, разворачивая к себе. Одновременно (три руки у него, что ли?) он вырвал из моих пальцев баллончик и зашвырнул его куда-то в пространство. Я увидела перед собой жестко сощуренные глаза, обтянутые скулы, зло сжатые губы и тогда я тоненько и отчаянно, как попавшая в мышеловку глупая мышь, заверещала, потому что поняла: вот она пришла, моя смертушка. Широкая шершавая ладонь зажала мне рот и нос так, что я чуть не задохнулась. Я замычала, выдираясь из его крепких рук. Он наклонился к моему уху.

– Да не ори ты! Я сейчас все тебе объясню, – слышала я торопливый шепот, он горячо дышал мне в щеку:

– Это не мое золото, так получилось, случайно… Ну не дергайся же ты… Лена, прекрати!.. Я все тебе объясню. Я ни в чем не виноват. Ты меня слышишь, Елена?! – вдруг рявкнул он.

Этот рев слегка привел меня в чувство. Он снова развернул меня к себе. Я с опаской посмотрела ему прямо в глаза. И тут же ему поверила. Почему? Потому что в его глазах я не увидела ничего, кроме отчаянной тоски. Не был он похож на убийцу или контрабандиста-золотоношу. Не был.

Он чуть ослабил нажим ладони на мой рот. Я жадно хлебнула воздуха и сказала:

– Немедленно убери руку, болван, я сейчас задохнусь.

Он послушно убрал руку. Я села поровнее.

– Дай мне сигарету. А теперь выкладывай все. По порядку, – сказала я.

Всего он, конечно мне не рассказал. Он не называл фамилий, имен, адресов. Поведал в общих чертах историю про то, что перегонял машину и по чьему заказу. В лицах изобразил арест местного гангстера. Передал содержание телефонного разговора со своим боссом, назвал сумму, которую он ему предложил. И то, как он заподозрил неладное. А под конец рассказа вежливо извинился, что в суете событий совсем забыл про меня. Случайно.

– Да ладно, с кем не бывает, – отмахнулась я.

Он угрюмо молчал.

– И давно ты для них перегоняешь машины?

– Давно. Но чтобы такое…

– Часто?

– Да.

– И ничего-ничего не знал?

– Не знал, Лена! Я тебе слово даю – не знал. Не знал я! – заорал он.

– Что ты орешь, как белый медведь в теплую погоду? Спокойно. Наверняка и другие были нафаршированы чем-то подобным… Влип ты, Ловкач. Круто влип. Не поверит тебе наша родная контрразведка.

– Слушай, шла бы ты…

– Сам иди, – огрызнулась я.

Я повертела в руках тяжелый золотой брусок.

– Сколько здесь, как ты думаешь? – спросила я.

– Чего тут думать. Килограмм, – хмуро ответил он.

Где-то я такой слиточек уже видела. И кажется, совсем недавно. Хотя где я могла увидеть слиток химически почти чистого золота? Я выбросила эту мысль из головы и сказала:

– И ты думаешь, что этот твой гангстерюга отвалит тебе десять штук?

– Да он скорее удавится, – криво усмехнулся он. – Я теперь для него очень нежелательный свидетель…

– Ну, так знаешь, что надо делать? Смываться! Бросить машину и удирать. Срочно! А золотишко прибрать.

– Это как? – полюбопытствовал он.

– Молча!

– Значит, ты предлагаешь украсть это золото?

– Почему это украсть? – возмутилась я. – Отвезти в Москву. Пойти на Лубянку. Все, как на духу, рассказать. Ты ведь ни в чем не виноват, тебя просто использовали.

– Это ты здорово придумала, – невесело усмехнулся он. – Но даже если на Лубянке мне и поверят, все равно мои друзья до меня потом доберутся. И тогда…

Я загрустила. Я хорошо знала, что это такое, когда до тебя "добираются".

– В общем, прилетим в Москву, там разберемся, – сказал он.

– Да ладно заливать – "прилетим", – поморщилась я. – Опять слиняешь где-нибудь по дороге. Тем более теперь…

– Ну сколько тебе можно говорить – случайно так вышло!

– Ага, все у тебя случайно – золото случайно, опоздал случайно, насчет имени тоже случайно наврал…

– Святые угодники! Ну, ты и зануда, Елена… Да не брошу я тебя! Ну, что мне теперь – на крови клясться? – взвился он.

– Все равно я тебе больше не верю, – сказала я.

Это я лукавила. Говорил он явно искренне. Но мне надо было проверить его до конца, убедиться, что я в нем не ошибаюсь.

– Значит, ты все же решил их золото забрать?

– Там разберемся, – повторил он.

Мы замолчали. Я бросила взгляд на валявшееся золото. Потом открыла ящички и собрала слитки в кучу. Всего их оказалось шестнадцать.

– Ловкач, – позвала я его.

– А?

– Знаешь, сколько сейчас грамм такого золота стоит? В баксах?

– Ну-у… – неуверенно начал он.

– На Чикагской бирже тройская унция стоит около трехсот двадцати долларов, может нынче даже побольше, давно котировки не смотрела, – тоном отличницы перебила я его, припомнив папулины рассказки. Я вообще насчет золота и брюлов – дока.

– Какая унция?

– Тройская. Это тридцать один с небольшим граммов золота. А это ведь, – кивнула я на слитки, – чистое, девяносто девятой пробы. Значит, будем считать, примерно десять баксов за грамм. Ита-аак…

Я думала лишь несколько секунд. С устным счетом у меня всегда было хорошо. Килограмм потянет на тридцать тысяч. Тут – шестнадцать килограммов. Понятно.

– Здесь как минимум четыреста восемьдесят тысяч долларов, Ловкач, – ткнула я пальцем в слитки.

– Ну, и что?

– Мы сюда вместе ехали, Ловкач?

– Ну.

Он явно не понимал, куда я клоню.

– Если бы нас менты с золотом застукали, мы бы вместе загремели?

– Ну.

– Не нукай, не запряг. Значитца так, Ловкач. Я – не твои злобные бандюги. Меня вполне устроит пятьдесят процентов от данной суммы. Это будет по-джентльменски. Гони половину золотишечка!

Я посмотрела ему прямо в глаза. Он уставился на меня так, словно перед ним материализовалось привидение:

– Прямо сейчас?

– Ага, – внутренне я веселилась от души. – Прямо сейчас. Гони, гони. Я сама со своей долей разберусь. Мне шубу на этот сезон покупать надо. Соболью. Гони.