— Лучше вернемся домой.

Кэролин согласилась. Там, по крайней мере, была кровать. А она так устала, что ресторан ей был не в радость, тем более что повод для торжества — весьма сомнительный. Сделка состоялась, стороны получили то, что хотели.

Но, приехав, домой, Кэролин вновь поддалась эмоциям. Каждая клеточка ее тела требовала горячих, нежных прикосновений Алекса. Он словно околдовал ее. И, в конце концов, отправив на задворки сознания все убедительные доводы рассудка и преодолев гордость, Кэрри потащила жениха в свою комнату.

Он даже не попытался скрыть своего удивления.

— Понимаешь, я все же тебя люблю, милый. Поэтому хочу побыть с тобой.

— Хорошо. В таком случае, надеюсь, ты заберешь свои слова насчет мерзавца назад? — Он взял ее подбородок в свои жаркие ладони и приподнял голову.

— Заберу. Я сошла с ума и невероятно хочу тебя, любимый. Да, я буду твоей до конца дней. Ты не против?

— Я-то нет, иначе не стал бы делать предложение. Но вот как посмотрят на это твои родственники?

Кэролин с отчаянной готовностью каскадера взглянула на него, ее лучистые глаза горели огнем желания. Да, несмотря на все недавно произнесенные жестокие слова, она любила его.

И ему тоже не верилось, что судьба надумала повернуться к нему лицом. Но разве он не достоин новой, лучшей жизни, чем была у него до сих пор? Алекс не мог прийти в себя от радости.

А Кэролин, отпустив свои истинные чувства на волю, была просто счастлива. Нет-нет, она, конечно же, ошиблась, подумав, что навсегда лишилась любви к этому человеку, что разочарование, вызванное его поступком, уничтожило желание быть с ним. Во всяком случае, и с его стороны налицо был прогресс: ведь он отказался от вожделенного «трофея», без которого месть переставала быть местью…

Внезапно атмосферу счастливой идиллии прервал телефонный звонок.

Алекс чертыхнулся и поднял трубку. Спустя минуту, отойдя от телефона, он серьезно взглянул на Кэролин. Та встревоженно поднялась с кровати.

— Что случилось? Что?

— Нэнси плохо, звонили из больницы.

Кэролин вскочила и стала лихорадочно одеваться, бросая на Алекса гневные взгляды. Он тоже через минуту был готов, и они поехали в больницу. Благо, та была расположена совсем недалеко. Домчались быстро, несмотря на проливной дождь, который ни с того ни с сего обрушился на Кордову.

В приемном покое сестра ничего вразумительного не могла им сказать. Она только молча показывала на объявление перед входом в палаты рожениц, которое гласило: «Посторонним вход запрещен». Так ничего и, не узнав, они были вынуждены настроиться на долгое ожидание в мягких креслах комнаты для посетителей. Кэролин, как тигр в клетке, ходила туда-сюда мимо окна, за которым бушевала гроза. Ветки деревьев били в стекло больницы, шум дождя доносился даже сквозь плотно закрытые окна.

Как могла она, Кэролин, бросить сестру в таком положении? Почему сразу же не помчалась к ней, как только узнала о крахе корпорации? Почему не успокоила бедняжку, не сказала, что все будет в порядке, что Алекс согласился отступиться от компании Дольче. Правда, на определенных условиях… Но об этом Кэролин предпочла бы не говорить.

Алекс, внимательно наблюдая за девушкой, заметил ее необычайное волнение и сказал:

— Ну что ты мечешься, доводишь саму себя до такого жуткого состояния? Твоей сестре это вряд ли поможет. Сядь и успокойся.

— Тебе легко говорить, — вскинулась Кэролин.

— Да, очень. Я ведь железный. Просто всегда лучше держать себя в руках. И потом, пойми, ты не виновата в том, что Нэнси стало плохо.

— А кто же виноват? Мне не нужно было связываться с тобой!

— Вот ты как! — обиделся Алекс.

Именно так и не иначе, подумала про себя Кэролин. Она отошла от Алекса, физически чувствуя идущие от него волны раздражения, и стала смотреть во двор больницы. За окном продолжала бушевать гроза. Цветы на клумбах и листья деревьев были мокрыми и блестели под светом электрических фонарей. Но перед внутренним взором Кэролин возник их дом на ранчо. Она вспомнила свою комнату, на стенах которой висели фотографии Нэнси с их матерью. Сестра была гораздо счастливей ее в этом отношении: она прекрасно помнила мать, умершую уже после вторых родов. Ей же самой вместо нежной материнской заботы досталось всего лишь несколько фотоснимков.

Поэтому, если что-нибудь случится с Нэнси, Кэролин никогда себе этого не простит.

— Перестань себя корить, — настаивал Алекс, подойдя к девушке и коснувшись ее руки.

Кэролин вздрогнула и отвернулась от него.

— Это ты перестань давать всякие глупые советы! Как у тебя вообще хватает наглости встревать в наши семейные дела после всего, что с нами сделал! — закричала Кэролин. — Ты вообще никакого отношения не имеешь ни к Нэнси, ни к Энрико, ни ко мне, тебе здесь делать нечего, уходи!

— Но, Кэролин, как ты можешь так говорить, если мы с тобой…

Слава Богу, что Алекс не успел договорить фразу до конца, как они услышали позади мужской голос.

— Кэролин права. Уходи.

Это был Энрико Тореро, стоявший в дверях больничной палаты.

Девушка бросилась к нему со словами:

— Что с Нэнси? Как она?

Но тот не ответил ей, сконцентрировав все свое внимание на Алексе.

— Я доверял тебе и действительно считал тебя членом нашей семьи, а ты что с нами сделал?

Алекс бросил на него убийственный взгляд.

— Никогда, слышишь, никогда я не был по-настоящему членом вашей семьи.

— Но мне хотелось…

— Не знаю, что там тебе хотелось, но ты никогда не относился ко мне как к брату, — резко прервал его Алекс, нахмурившись. — Я был у тебя всего лишь наемным рабочим, мальчиком на побегушках, не более того.

Энрико от удивления даже отступил на шаг назад.

— Так вот, значит, кем ты хотел бы быть: моим братом!

— Я и есть твой брат, — решил наконец-то признаться Алекс, которому до чертиков надоело скрываться. К тому же Энрико следовало знать, кто подставил и разорил его. И кто вслед за этим вернет ему утраченную компанию.

Тореро, услышав это, с епо точки зрения, наглое заявление, буквально рассмеялся Алексу в лицо. Его презрительный смех глухо прозвучал в тишине приемного покоя и эхом пролетел по холлу.

— Брат? Неужели! Какое везение… Но если и брат, то лишь по крови, а не по духу.

Кэролин, оказавшись невольно свидетельницей кровной распри, не могла спокойно вынести это зрелище.

— Энрико, пожалуйста, прекрати!

Однако тот как бы не услышал ее, а решительно подошел к Алексу. Его гнев был настолько силен, что темной волной задел даже Кэролин, которая буквально задрожала от страха. Что-то сейчас начнется?

— Если бы ты захотел стать членом нашей семьи, то пришел бы к нам с любовью, с открытыми объятиями. Вот когда бы я принял тебя с радостью! Но ты напал сзади, как вор в ночи, пырнул ножом и повернул его в моей спине. Чего же теперь ты ждешь от меня, на какие отношения рассчитываешь? Что я могу к тебе испытывать, кроме чувства презрения и ненависти?

В глазах Алекса ожило давно копившееся чувство боли, которое не могло излиться наружу.

— Да брось, Дольче! Ты имел возможность принять меня в свою семью, однако не проявил ни малейшего усилия к родственному сближению. И даже не сделал ни одной попытки хотя бы объясниться по поводу этого.

Энрико снова с удивлением и гневом воззрился на него.

— Не понимаю даже, о чем ты говоришь.

У Кэролин от их тяжелого, сурового разговора закружилась голова.

— Нет, ты-то как раз прекрасно понимаешь! — Энрико энергично помотал головой, не желая выслушивать Алекса, все эти его бредни насчет семьи. О каком родстве вообще может идти речь?

— Что ты там еще придумал? Какую сентиментальную историю рассказала тебе твоя мать? Что за волшебную сказку придумала для своего ребенка? — забросал его риторическими вопросами Энрико.

— Ты, негодяй, не смей так говорить о моей матери! — Алекс бросился на Энрико.