«Славное дитя…» — подумал Этьен Кастель, поочередно поглядывая то на отца, то на дочь. Мэри продолжала:

— Господин Дарье. Если можно, расскажите мне об этой трагедии!

— Я могу изложить вам ее вкратце… Однажды его отец, Жюль Лабру, возвращался домой из поездки. Среди ночи он прибыл в Альфорвилль и, едва ступив на территорию своего завода, увидел, что возник пожар, и тут же был убит.

— Но это же чудовищно! — дрожа, проговорила Мэри. — Правда, папа?

— Да… чудовищно…

— И кто же совершил поджог и убийство?

— Суд решил, что и то и другое сделала некая женщина… привратница и приговорил ее к пожизненному заключению.

— Да эта женщина просто чудовище! — в ужасе сказала Мэри.

— А может быть, она тоже жертва… — заметил Жорж.

— Что вы имеете в виду?

— Некоторые сведения, сообщенные Люсьену сестрой его отца, достойнейшей дамой, воспитавшей его, посеяли в его душе сомнения относительно виновности этой женщины.

— Но у суда никаких сомнений не возникло?

— Нет, сударыня. Все улики свидетельствовали против обвиняемой.

— И как же после этого господин Люсьен может сомневаться?

— Доказательства он считает недостаточно убедительными. И полагает, что тут имела место судебная ошибка, а они, увы, не так уж редки! От заключенной — Жанны Фортье — он надеялся получить какие-нибудь сведения, способные навести его на след подлинного виновника. К несчастью, в данный момент встретиться с ней нет ни малейшей возможности.

Арман почувствовал, как на голове у него выступил холодный пот.

— Это почему же? — почти резко спросил он. — Она осуждена и должна сидеть в тюрьме.

— Месяца два назад Жанна Фортье сбежала из центральной тюрьмы Клермона, где ее содержали до сих пор.

— Сбежала! — побелев, воскликнул бывший мастер.

— Впрочем, скорее всего ее в ближайшее время поймают… Люсьен ничего не знал о ее побеге. Об этом я сообщил ему только сегодня, ведь он просил меня навести о ней справки. Он очень расстроился… Потому что возлагал большие надежды на беседу с ней.

— Но если предположить, что предчувствие не обманывает его, он ничего уже не сможет сделать с преступником, ибо истек срок давности.

— Простите, сударь, еще как сможет! Если преступник, воспользовавшись украденными деньгами, занял весьма почетное положение в обществе, возмездием ему будет страшный скандал. А подобный позор зачастую оказывается хуже вынесенного судом приговора, так что виновнику остается лишь руки на себя наложить.

— Ах! — воскликнула Мэри. — Это было бы очень справедливо. Хоть бы господину Люсьену все это удалось и он отомстил бы за своего отца.

Поль Арман чувствовал себя так, словно земля уходит у него из-под ног. Слушая эти речи, он невольно опустил голову. Жорж Дарье сказал:

— Люсьен мечтает, работая в поте лица, сэкономить сумму, достаточную для того, чтобы на территории бывшего отцовского завода восстановить хоть часть сожженных цехов; и тогда он сможет сам заработать себе состояние.

— Вот уж, поистине, мечта, достойная всяческих похвал! — воскликнула Мэри. — Господин Люсьен вполне заслуживает успеха, и рано или поздно его добьется; но в твоей власти, папа, обеспечить ему этот успех тотчас же.

— Каким образом?

— Несколько дней назад ты говорил мне, что начатые тобой работы приобретают необычайный размах. И что в самом ближайшем времени тебе понадобится строить второй завод, а в Курбвуа останутся лишь цеха по производству железнодорожного оборудования… Господин Лабру с успехом может возглавить твой новый завод.

— Именно на него я и намерен возложить эту обязанность.

— Тогда сделай его своим компаньоном!

Жорж Дарье и Этьен Кастель слушали со все возраставшим интересом.

— Но… — начал было старший мастер.

— Никаких «но»… — перебила Мэри. — Ты достаточно богат, чтобы не требовать никаких денежных взносов с господина Люсьена — человека талантливого, молодого и решительного. Ведь это само по себе уже немало… Не говоря уже о том, что мы богаты… слишком даже богаты… и наш долг — помочь сыну погибшего инженера Лабру подняться до того положения в обществе, которое по праву принадлежит ему с самого рождения.

«До чего же славная девушка!» — подумал Этьен Кастель.

— На редкость великодушная идея, и она делает вам честь, сударыня, — сказал Жорж, — но, как я понимаю, вашему отцу предстоит еще обдумать ее самым серьезным образом.

— Над чем тут думать? — живо возразила Мэри. — Господин Лабру, учитывая его многочисленные достоинства, неминуемо станет одним из королей индустрии. Стало быть, сделать его своим компаньоном означало бы совершить выгодную во всех отношениях сделку… Ну же, папа, скажи свое мнение!…

Натянуто улыбнувшись, тот ответил:

— Было бы слишком легкомысленно высказывать свою точку зрения немедленно: это не в моих правилах. Данную идею следует хорошенько обдумать, но в принципе я ее не отвергаю.

Сказав это, он поднялся, так что его дочь была вынуждена последовать его примеру. Ему не терпелось прервать столь мучительный для него разговор.

— Прежде чем уйти, — сказала Мэри, — мне придется проявить нескромность. Я намерена в отцовском особняке организовать небольшую картинную галерею современных художников, и поэтому хочу попросить господина Кастеля о двух вещах…

— О чем именно, сударыня? — с улыбкой спросил художник.

— Во-первых, оказать мне милость, предоставив одно из ваших полотен, а во-вторых — стать моим консультантом в выборе остальных картин.

— Всегда к вашим услугам! Я сделаю это с превеликим удовольствием.

Отец с дочерью ушли.

— Дорогой мой опекун, — сказал адвокат, — знаете ли вы, что я обнаружил в ходе визита господина Армана и госпожи Мэри?

— Что же? — спросил Этьен.

— Очаровательная дочь миллионера отстаивает интересы моего друга Люсьена с горячностью, куда более чем дружеской.

— Я тоже это заметил.

— Появление Люсьена в доме Поля Армана многое изменит в жизни госпожи Мэри, ибо она любит его… Вам не кажется?

— Совершенно согласен.

— В конце концов, Люсьен вполне может жениться на ней.

— Не думаю… — холодно заметил Этьен.

— Почему?

— Пока вы разговаривали, я внимательно наблюдал за этим баснословно богатым промышленником. Вид у него был весьма натянутый, как у человека, попавшего в довольно затруднительное положение, и у меня сложилось впечатление, что он вот-вот выйдет из себя. Подчас даже казалось, что слова дочери причиняют ему острую боль.

— И какой же вывод из этого следует?

— По-моему, господин Арман придерживается несколько иного мнения. Он не так уж похож на свою дочь! Совсем не похож! Сильно сомневаюсь, чтобы он был так же добр.

— Но он очень любит дочь.

— Это несомненно, но на свой манер, и я не слишком уверен, что это лучший вариант отцовской любви. Поль Арман произвел на меня впечатление первостатейного эгоиста.

— Короче, он не вызвал у вас симпатии?

— Пожалуй, так. Возможно, я ошибаюсь, взяв на себя смелость судить о нем, пообщавшись один-единственный раз; но люди, как известно, не властны над своими ощущениями. А я привык судить по первому впечатлению. И в данном случае оно было отнюдь не самым благоприятным, скорее, совсем наоборот. Может быть, Поль Арман — человек очень умный, предприниматель, не имеющий себе равных… но чистосердечия в нем нет, да, пожалуй, он на него и. не способен.

Поль Арман и Мэри сели в ожидавшую их карету. Ни отец, ни дочь не сказали друг другу ни слова. Мэри была несколько смущена мыслью, что слишком уж дерзко выглядело сделанное ею предложение относительно Люсьена Лабру. А бывший мастер был просто сражен известием о побеге Жанны Фортье.

«Жанна Фортье на свободе!… — размышлял он. — Надо мной нависла страшная опасность: Жанна Фортье может запросто явиться в Париж, встретить меня, узнать. Сплошные неприятности последнее время. Ну кто бы мог подумать, что двадцать один год спустя я буду вынужден бояться Жанну Фортье и Люсьена Лабру?»