Вот такие мысли терзали душу несчастного; на висках у него выступил холодный пот. Он опасливо покосился на Мэри. Девушка сидела, прикрыв глаза: похоже, она целиком была поглощена мечтами о будущем.

«Ее безусловно поймают, хочется надеяться. Но если произойдет это недостаточно быстро, для меня все может обернуться полной катастрофой… Вдруг она успеет встретить меня, узнать, разоблачить… Нужно что-то придумать на такой случай».

К тем опасениям, что внушали Жаку Гаро вдова Пьера Фортье и сын Жюля Лабру, примешивались и другие, а именно — что со дня на день в Париж может явиться еще и так называемый «братец». Ведь письмо, полученное от Овида Соливо, заканчивалось словами: « Кто знает, может быть, нам доведется свидеться и раньше!» Это самое « кто знает» с ужасающей ясностью доказывало очевидное намерение дижонца перебраться поближе к человеку, которым, зная его тайну, он сможет вертеть как угодно.

Что же произошло там, в Нью-Йорке? Догадаться нетрудно. Получив в свое владение завод и будучи предоставлен самому себе, Овид без всяких помех смог наконец полностью отдаться своей страсти — игре. Весьма значительная сумма, оставленная ему зятем Джеймса Мортимера, почти мгновенно улетучилась, и Овид был вынужден влезть в долги. Поскольку в деловых вопросах он не смыслил ничего и был недостаточно умен для того, чтобы суметь успешно сражаться с конкурентами, поддерживая репутацию перешедшего к нему предприятия, все пошло наперекосяк, и крах оказался просто неминуемым.

У Овида хватило все-таки соображения понять это вовремя: он решил быстренько избавиться от загубленного предприятия, выставив его на продажу. Покупатели нашлись сразу же; однако царивший на заводе развал был настолько очевиден, что цены предлагали просто ничтожные. Некоторое время дижонец пытался не отдавать завод за бесценок; но в одну прекрасную ночь он умудрился проиграть под честное слово около пятидесяти тысяч долларов. На следующий же день Овид согласился на отвергнутое им совсем недавно предложение, выручил от продажи завода кое-какие деньги, заплатил все долги и в результате остался с шестьюдесятью тысячами франков. Вот тогда-то и написал он своему псевдо-братцу письмо.

С оставшимися шестьюдесятью тысячами франков он опять отправился в игорный дом и вскоре оказался без крыши над головой и без гроша в кармане.

«Похоже, теперь самое время отправиться во Францию», — решил он.

Не теряя времени даром, Соливо тут же продал часы и кое-какие чудом уцелевшие ценные вещи, выручил за них сумму, достаточную, чтобы оплатить билет второго класса, купил чемодан, сунул туда остатки белья, те жалкие вещи, что уцелели после продажи, пузырек «ликерчика», и сел на пароход, отплывавший в Гавр. Приближаясь к берегам Франции, он размышлял:

«На совести у меня лишь мелкие грешки, да и срок давности уже истек; бояться, стало быть, нечего, и я вполне могу сыграть со своим братцем в одну беспроигрышную для меня игру: ведь все козыри у меня на руках. Ну и личико, надо думать, у него будет, когда я предстану перед ним! Со смеху помереть можно»!

Глава 3

И в одно прекрасное утро ровно в семь Овид Соливо оказался перед дверью особняка на улице Мурильо; он позвонил. Одет дижонец был довольно сносно, но длительное путешествие сказалось на его костюме не самым лучшим образом. Кроме того, вновь, как и когда-то прежде, оказавшись в нужде, Овид и вести себя стал так же, как в молодые годы. Короче, ни вид его, ни манеры не отличались особой изысканностью, более того — были далеки от нее. Привратник с недоверием оглядел нежданного гостя, костюм и физиономия которого выглядели довольно сомнительно.

— Что вам угодно? — сухо, напустив на себя самый строгий вид, спросил он.

— Господин Поль Арман здесь живет?

— Здесь.

— Я могу с ним сейчас увидеться?

— В семь утра? — с изумлением воскликнул привратник.

— Да, я понимаю, время сейчас не слишком подходящее, но речь идет о деле, не терпящем отлагательств, милейший, и крайне важном. Господин Арман знает меня… и будет рад встретиться.

— Он сейчас на заводе… В шесть утра уехал.

— А когда вернется?

— Не знаю. Может быть, к полудню, а может быть — только вечером. Если он вам нужен по делу, касающемуся его предприятия, или вы хотите наняться на работу, то поезжайте прямо на завод.

— А где он находится?

— В Курбвуа, в самом конце города в Нейи. Туда трамвай ходит.

Спустя час Овид вышел из трамвая и направился к Сене.

Здесь было весьма оживленно.

Он вскоре подошел к высокой двери, над которой на фронтоне здания красовались большие медные буквы:

ПОЛЬ АРМАН

МАШИНОСТРОИТЕЛЬНЫЙ ЗАВОД

Овид направился к небольшой дверке рядом с надписью «вход» и позвонил; как и на улице Мурильо, ему открыл привратник.

— Могу я видеть господина Армана?

— Вы насчет работы?

— Нет. По личному делу, и мне нужен именно господин Арман.

— Пройдите в контору — вон туда, налево. Там и спросите.

Овид пошел в указанном направлении. Одноэтажное, крытое черепицей помещение тянулось метров на сто в длину; на дверях висели таблички: « Чертежные мастерские», « Касса», « Главный инженер», « Директор» и т.д.

«Вот здесь он, надо полагать, и сидит, — решил Овид, прочитав последнюю надпись. — Ну, живо вперед! По-моему, я не ошибся, представляя себе, какое у него сейчас будет личико! Обхохочешься!»

Рассыльный, увидев, что он собирается открыть дверь, поспешно к нему подошел:

— Вы уверены, что вам нужно именно к господину Ар-ману?

— Да, сударь. Я по личному делу и хочу поговорить с самим господином Арманом.

— В таком случае, вам придется подождать. Господин Арман сейчас совещается с главным инженером.

— Я подожду.

Овид с праздным видом уселся на стул. Поль Арман, запершись в кабинете с Люсьеном Лабру, обсуждал с ним возможности усовершенствования новой машины: проведенные утром испытания показали, что работает она пока еще не на должном уровне. Совещание длилось больше часа. Соливо тем временем тщательно обдумал все детали предстоящей встречи.

Наконец в приемной раздался резкий звонок. Служащий быстро встал и направился к дверям кабинета.

— Это ваш хозяин звонил? — спросил Соливо.

— Да, сударь.

— Пожалуйста, передайте, что к нему тут пришли по личному делу.

— Ваше имя, сударь?

— Это ни к чему… Господин Арман не знает меня.

Несколько минут спустя служащий вышел из кабинета, жестом пригласив посетителя.

Овид вошел, прикрыл за собой дверь. Поль Арман стоял к нему спиной; он закрывал сейф в простенке между окнами. Услышав шаги, он обернулся; увидев, что посреди кабинета, расставив ноги, засунув руки в карманы и даже не сняв шляпы, стоит Соливо, миллионер страшно побледнел и от неожиданности испуганно вскрикнул; вид у «родственничка» был в высшей степени насмешливый.

— Здравствуй, братец!… Как делишки? — произнес дижонец с улыбкой, свидетельствовавшей о том, что именно такого приема он и ожидал.

— Ты! — воскликнул Жак Гаро. — Ты здесь!

— Да, братец: я лично, собственной персоной… Но что же это! Скажите на милость, видок-то у тебя какой-то ошарашенный!… Как будто ты и не рад… Такой неласковый прием вряд ли делает тебе честь: мы ведь как-никак родственники!

Поль Арман затрясся, как в лихорадке. Его охватил ужас. Появление этого человека в Париже казалось ему предвестием грядущей катастрофы, полного краха. Тем не менее через пару секунд ему удалось обуздать свои эмоции; шагнув к Овиду, он протянул руку.

— Почему ты вернулся во Францию?

— Потому что не мог больше оставаться там.

— Что тебе здесь нужно?

— Черт возьми, на работу к тебе наняться хочу!

— Значит, в письме была правда?… Я оставил тебе процветающее предприятие…