И все это время радио не умолкает ни на мгновение. Крики, ругательства, вопли отчаяния, резкие приказы. Ты выбираешь противника. Пытаешься занять выгодную позицию. Сзади все чисто! Пули из твоих 8 пулеметов врезаются в брюхо вражеского самолета. Он начинает дымить. Но тут сверкающая трасса проносится над самой твоей кабиной, и ты бросаешь истребитель в крутой вираж. Теперь у тебя двое противников: «мессер» у тебя на хвосте, и второй, гораздо более беспощадный — ужасные перегрузки. Через плечо ты видишь угловатый рубленый силуэт немецкого истребителя и рвешь ручку на себя еще сильнее. «Спитфайр» недовольно упирается и буквально трещит по всем швам. Тебя с силой вдавливает в кресло, в глазах темнеет, и ты перестаешь различать окружающее. Но ты терпишь, так как на кону твоя собственная жизнь. Кровь превращается в нечто свинцовое и стекает к ногам. Ты отключаешься! Когда самолет выходит из виража, перед глазами плавает какой-то серый нереальный мир. Ты начинаешь осторожно набирать высоту. За это время ты провалился довольно низко, и твой противник куда-то пропал. Теперь ты остался совершенно один на своем кусочке бескрайнего неба. Вверху прозрачная голубизна, а внизу — разноцветный пестрый ковер.

Меня сильно беспокоило мое правое плечо. В то время я не знал, что вывих, полученный во время мачта по регби в 1938 году, был вправлен плохо, а аварийная посадка в Силенде еще больше ухудшила положение. Разболелся старый перелом ключицы. Мне приходилось надевать ремни парашюта с большой осторожностью, так как плечо жутко болело. Не меньше проблем создавали привязные ремни. Я начал подкладывать шерстяной шарф под куртку, чтобы защитить плечо. Но проблемы не ограничились плечом. Временами пальцы становились холодными и безжизненными, я их практически не чувствовал. Наши «Спитфайры» имели полотняные элероны, они создавали ощутимое давление на ручку управления на виражах, что еще больше ухудшало состояние моего плеча. Тогда мне приходилось удерживать ручку левой рукой, но когда рядом оказывался командир или Кен, мне приходилось тут же брать ее правой, так как пилотировать «Спитфайр» одной рукой почти невозможно. Я даже начал учиться сажать «Спитфайр» левой рукой, но это оказалось слишком рискованно. Я мог ошибиться и зайти с превышением высоты, но в этом случае уже не успевал двинуть левой рукой сектор газа, чтобы зайти на второй круг.

Мне очень хотелось избежать официального визита к врачам. Каждый день становился новым шагом в сближении с ветеранами эскадрильи. Официальный «Джонсон» постепенно сменился более фамильярным «Джонни». Я жаждал показать себя в бою, чтобы чувствовать себя на равных с этими людьми. Но жизнь вносит свои коррективы в амбициозные планы.

Я помнил, что перед тем как вернуться в регби, мне пришлось пройти длительный курс лечения прогреванием и массажа. Может быть, это снова поможет?

В клубе я подошел к молодому врачу, старшему лейтенанту с буквами VR на лацканах куртки. Он сразу стал озабоченным, когда я рассказал о своих проблемах. Когда именно я получил травму? Когда разбил «Спитфайр»? Когда начались боли? Нам лучше бы пройти в лазарет и там осмотреть плечо.

Я сначала отказался, так как опасался, что результаты осмотра будут занесены в медицинскую карту. Однако юный врач продолжал настаивать с такой уверенностью, что победил, и вскоре уже осматривал мое плечо и предплечье. Он немного потыкал в меня иголкой, проверяя пальцы правой руки. Я почти ничего не чувствовал, хотя после некоторых уколов даже показались капельки крови. В разгар осмотра появился еще один медик, но уже более старый. В чем проблема? Молодой врач объяснил, и его коллега тоже подключился к осмотру.

Оба врача были сама любезность. Да, вероятно, состояние плеча улучшится после прогревания и массажа. Но еще лучше на всякий случай сделать рентгеновский снимок. Чтобы быть полностью уверенными. Пока они рекомендуют замотать плечо шерстяным шарфом и не нагружать руку. Мне следует подойти через пару дней, и они снова осмотрят руку.

На следующее утро я уже готовился к полету, когда в домик на стоянке вошел Бартон.

«А, ты здесь, Джонсон. Комендант авиабазы хочет видеть тебя немедленно. Пойдем вместе. Меня он вызывает тоже».

Пока мы шли вокруг аэродрома, командир эскадрильи помалкивал. Я бормотал, что и сам этому удивляюсь, однако он не ответил.

Мы вошли в кабинет коменданта. Стефен Харди уместил свои 6,5 футов в кресле, и когда я козырнул, ответил небрежным кивком. Он не предложил стоять «вольно», и даже Бартон стоял по стойке «смирно» позади меня. Прием был официальным, и атмосфера оказалась ледяной. Харди сразу перешел прямо к делу.

«Так, Джонсон, врачи говорят, что вы страдаете от болей в правом плече. — Он посмотрел в окно на пару „Спитфайров“, набирающих высоту. — Поэтому я отстраняю вас от полетов. Все пилоты должны быть совершенно здоровы. Перед вами, как я считаю, сейчас два пути. Судя по всему, плечо не беспокоило вас во время обучения, когда вы летали на легком самолете. Поэтому я могу перевести вас в Тренировочное Командование, где вы можете летать инструктором на „Тайгер Мотах“.

Харди сделал паузу и снова посмотрел в окно. Он ослабил узел галстука, резким рывком, и я неожиданно понял, что именно раздражает его. Он подозревал, что у меня началась обычнейшая медвежья болезнь, элегантно называемая в официальных бумагах «недостаточной душевной стойкостью». У пилотов это называлось иначе. Похоже, он решил, что я использую плечо как предлог для уклонения от боевых операций.

«Или вам следует лечь на операционный стол. Врачи считают, что если плечевой сустав вскрыть и вправить, у вас появятся хорошие шансы быстро выздороветь и вернуться в строй. Выбор за вами».

Я не колебался.

«Когда мне отправляться в госпиталь, сэр?»

Напряжение ослабло. Подполковник встал во весь свой огромный рост и усмехнулся. Даже Билли Бартон забыл о своей кранвелловской школе и тихонько присвистнул.

«Хорошо, Джонни, я отправлю тебя прямо сейчас, чтобы тебя подштопали побыстрее. Спустя некоторое время ты снова будешь летать. Ты хочешь, чтобы он вернулся, Билли?»

Несколько секунд мое будущее висело в воздухе. Либо я вернусь в эскадрилью, либо меня снова отправят в резерв Истребительного Командования и уже там сунут невесть куда.

«Я думаю, нам следует о нем позаботиться, сэр. Он смотрелся совсем неплохо», — ответил Бартон.

В госпитале КВВС в Росеби мое плечо было отдано в распоряжение великолепного молодого хирурга, получившего за время войны богатый опыт. К концу года я был совершенно здоров и признан годным к полетам без ограничений. Я был очень благодарен своим командирам и начал готовиться к возвращению в эскадрилью. Мне предоставили второй шанс вернуться к нормальной жизни и сражаться рядом с таким потрясающим человеком, как Билли Бартон.

Когда в декабре я вернулся в эскадрилью, золотая осень уже уступила место непроглядной серой хмари, которая укрыла наш остров на все зимние месяцы. Погода становилась все хуже, и дневные налеты Люфтваффе почти полностью прекратились. Однако вражеская авиация отнюдь не была разбита, что показал ход последующих боев. Только действия Королевских ВВС помешали противнику добиться своей цели — захватить господство в воздухе над южной Англией, что должно было стать прелюдией к попытке высадки фашистов. Они подошли буквально на волосок к желанной цели, когда едва не уничтожили Истребительное Командование как эффективную боевую силу. То, что наша истребительная авиация сумела пережить критический период, следует отнести исключительно на счет прекрасной подготовки наших летчиков и ошибок в стратегии и тактике, допущенных немцами.

Интересно проследить за проявлениями знаменитой немецкой твердолобости в их подходе к боям против Королевских ВВС. Немцы блестяще реализовали свои планы в кампании против Польши, поэтому они решили практически ничего не менять перед встречей с гораздо более сильными Королевскими ВВС. Действительно, почему бы этим планам не сработать еще раз? Поэтому мы увидели, как Люфтваффе переключаются с одних целей на другие по истечению определенного времени, совсем не интересуясь, успешными были их атаки или нет. Наконец, по личному требованию Гитлера были начаты атаки Лондона, что дало Истребительному Командованию столь необходимую передышку в самый критический момент. После этого в исходе битвы не осталось никаких сомнений.