– Вот... выпей это. – Роз плеснула в стакан ледяную воду из запотевшего кувшина, стоявшего рядом с ней на плетеном столике, но Ливи не смогла удержать в руках стакан, тело ее буквально содрогалось в приступе яростного кашля.

– Да что же это такое, так же нельзя! – вскрикнула, вскакивая, Роз.

Ливи сделала умоляющий жест рукой, прося ее не уходить, так как не могла выговорить ни слова.

– Мама, тебе нужна помощь.

– Нет, – выдохнула Ливи, из глаз которой ручьем лились слезы. – Мне скоро станет легче...

И действительно, надрывный кашель через некоторое время перешел в хриплое дыхание и редкие покашливания. Когда она снова опустилась на подушки, лицо ее посерело и стало совершенно измученным.

Роз взяла ее сумочку, вынула оттуда бумажную салфетку и осторожно промокнула ею щеки матери, стараясь не смазать тщательно подведенные глаза.

– Спасибо тебе, – застенчиво пробормотала Ливи и, ободренная жестом дочери, потянулась к ней, взяла ее руку в свою и легонько пожала ее. – Дай мне еще немного так посидеть...

– Да сиди, сколько тебе хочется.

Когда наконец хриплое, натужное дыхание стало более или менее ровным, Ливи сказала:

– Понимаю... это оттого, что я слишком много курю...

– «Слишком» – не то слово, – коротко отозвалась Роз, уверенная, что причина кашля иная.

Глаза Ливи широко распахнулись навстречу дочери.

– Только прошу тебя, не надо меня ругать, – взмолилась она, но затем переменила тон: – Во всяком случае, не сейчас...

Но Роз была непреклонна. То, чему она стала свидетельницей, глубоко потрясло и напугало ее.

– Не стану тебя ругать, если согласишься пойти на прием к врачу.

– Да я уже счет потеряла этим врачам и осмотрам... все это нормальные последствия пневмонии, которую я недавно перенесла. От моих легких остались теперь только клочья.

– Почему бы тебе не пойти на прием к врачу тети Тони? Она головой за него ручается.

– У Тони всегда есть кто-нибудь или что-нибудь, за кого она ручается головой: косметический крем, особая диета, личный врач.

– Лучше ручаться головой, чем терять ее понапрасну да выслушивать, как тебя ругают.

Ливи снова улыбнулась, на этот раз, словно вспомнив что-то приятное.

– Да ты и ругаться-то толком не умеешь... когда отец услышал от тебя какое-то бранное слово, он положил тебя на коленку и здорово отшлепал: тебя это так поразило, что с тех пор ты уже не пыталась ругаться...

Глаза их встретились.

– Ты всегда была себе на уме. В отличие от меня. Мне было легче подчиняться таким, как ты. Потому все и помыкали мной: мама, мой первый муж, хотя Джонни никогда не был деспотом, потом Билли, который всегда им был, есть и будет...

– Почему же ты осталась с ним?

Ливи прямо и честно, как никогда раньше, посмотрела в глаза своей дочери, как женщина женщине:

– Потому что мне некуда было идти.

– Да ты что, мама...

Ливи жестом остановила ее:

– Позволь мне объяснить тебе кое-что, чего ты, увы, так до конца и не сможешь понять. А именно: как обстояли дела тридцать лет тому назад, какой тогда была наша жизнь. Она была полностью другой, чем сейчас. Единственное, что могла позволить себе женщина пятидесятых, – это выйти замуж. Если она хотела посвятить свою жизнь чему-либо другому – стать врачом, архитектором, писателем, дизайнером, – она должна была отказаться от замужества или прекратить свою профессиональную деятельность, когда ей все же удавалось найти мужа. О, конечно, были женщины, которым удавалось и то и другое: правило ведь не без исключений. Но для большинства замужество оказывалось единственным, чем могла занять себя женщина. Больше всего боялись тогда остаться в старых девах. – Ливи помолчала, чтобы отпить немного воды из стакана, который ей подала Роз. – Женское движение в те годы не выходило за рамки умозрительной идеи. Женщины должны были стремиться к тому, чтобы стать образцовыми женами, и точка. Они заботились о своих мужьях, следили за домашним хозяйством и воспитывали детей, которых производили на свет вместе со своими мужьями. Считалось, что большего они и сами не хотели, а если хотели, то с мозгами у них явно было не в порядке.

Ливи снова помолчала, прежде чем продолжить.

– Из меня воспитали отличную жену. Мама надеялась, что все три ее дочери сумеют, как она говорила, удачно выйти замуж, и была вознаграждена. Когда погиб твой отец и я осталась одна, я знала, что это будет не надолго, иного выхода я не видела. Но думала: может быть, через год или два. Спешить было некуда. И вот однажды я встретила женщину, которая сама настояла на разводе со своим мужем из-за его частых измен, а потом горько об этом пожалела. Она обрисовала мне картину существования незамужней – в ее интерпретации «лишней» женщины. Картина меня ужаснула. Я не могу жить одна, я не такая независимая, как ты. Мне необходимо иметь кого-либо, на кого я могу опереться, кто сумеет справиться с тем, с чем не справиться мне. Она снова помолчала.

– Мне казалось, что я нашла блестящий выход, когда встретила Билли. – Еле заметная, но горькая усмешка тронула губы Ливи. – Я сразу поняла, что он заинтересован во мне, но знала я и то, что он тогда был женат. Мне казалось, что я так умно вела себя с ним, когда он пришел ко мне и заявил, что теперь он свободен и хотел бы, чтобы я стала леди Банкрофт. Я-то думала, что это я кручу им. – Короткий смешок снова вызвал приступ кашля, но она сумела справиться с ним. – Я была либо слишком наивной, либо слишком эгоистичной, чтобы понять, что я оказалась именно той, которая ему и была нужна. Каждый из нас вступил в этот брак из сугубо личных побуждений. Я хотела обезопасить себя, выйдя замуж за богатого, всесильного мужчину, потому что была до смерти напугана Сэлли Ремингтон. Билли же нужна была жена, обладавшая безупречными связями в свете и принадлежавшая миру, который он хотел сделать своим, жена, которая наверняка сумеет сделать его супружескую жизнь предметом зависти всего мира. Если мне удастся создать при этом образ неповторимой леди Банкрофт, то будет еще лучше.

Ливи осторожно вздохнула, боясь вновь закашляться.

– Каждый из нас получил то, что хотел, но в моем случае с течением времени образ, который я сама создала, заменил собой меня как личность, наши отношения стали напоминать, как это теперь говорят, симбоз?..

– Симбиоз, – поправила ее Роз. – Длительное сожительство организмов разных видов, приносящее им взаимную пользу.

– Вот именно. Каждый из нас жил за счет другого и брал только то, что ему было необходимо.

– В основе своей все человеческие особи эгоистичны, – заметила Роз, – особенно когда речь идет о выживании.

– Но все это выглядит весьма неприглядно, не правда ли? Во всяком случае, мне бы не хотелось, чтобы об этом стало широко известно. – Голос ее, слабевший с каждой минутой, вновь обрел силу, когда она прямо взглянула в глаза дочери: – Но ты должна это знать. – Роз увидела, что глаза матери наполнились слезами. – Почему я не рассказала тебе об этом намного раньше? Но тогда я и сама толком ничего не понимала... видишь ли, должно было пройти слишком много времени, прежде чем я поняла, что натворила и почему.

Впервые в жизни Ливи позволила слезам пролиться и потечь по искусно нарумяненным щекам. Именно это обстоятельство, как ничто другое, показало ее дочери, как далеко зашла болезнь.

– Как бы я хотела, чтобы тогда у меня хватило смелости все тебе рассказать. Ты бы сразу верно оценила ситуацию и подсказала мне, как поступить. – Дрожащей рукой Ливи коснулась щеки дочери. – Ты умна, чего не могу сказать о себе, – призналась она. Из нас троих самой умной всегда считалась Делия, а Тони всегда блестела, как новенький грош... мне же при рождении ничего не досталось, кроме красоты и врожденного чувства вкуса, с таким багажом я и пошла шагать по жизни.

– Ничего себе «ничего», – поддразнила ее Роз, пытаясь увести разговор от рифов раскаяния. – Я знаю много умнейших женщин, которые с готовностью променяли бы все свои ученые степени за одну десятую долю твоего изящества и блеска.