– Твоя бабушка Гэйлорд не выносила меня, потому что я не полностью был вхож в высшее общество, а вернее, как еврей, совсем не был вхож в него.

– Кто бы мог подумать? – усомнилась Роз. Она заметила, как яростно вспыхнули его глаза, но тон его не изменился, когда он продолжал:

– Твоя бабушка Рэндольф не желала даже признать, что я есть. Люди, подобные мне, для таких, как она, не существовали. Но я очень уважал ее: она была истинно великой леди.

– Я знаю, – сказала Роз.

И тогда он все испортил.

– Тебе бы не женщиной, а мужчиной родиться.

Теперь наступил ее черед, и она не преминула воспользоваться им.

– Как жаль, что не могу возвратить вам ваш комплимент.

Глаза их встретились. Неудержимая сила наткнулась на недвижимую скалу, коса нашла на камень, и в тяжело зависшем молчании почтительно прозвучал голос Бэйнеса:

– Вас просят к телефону, милорд. Господин Дэвид.

Такси Джека Росса подкатило к главному входу дома Морпетов как раз в тот момент, когда в своем кабинете Билли снял трубку телефона.

Бэйнес извинился перед посетителем за своего хозяина и спросил, не желает ли г-н Росс пройти пока в библиотеку, но через дверь, впопыхах оставленную Билли открытой, Джек заметил высокую элегантную фигуру Роз, склонившуюся над столом, накрытым к ленчу, и потому сказал:

– Лучше я пока побеседую с мисс Рэндольф.

И по коридору пошел прямо к ней.

Она не слышала его шагов, и он, остановившись в дверях, с восхищением смотрел, как она, склоняясь к столу, что-то поправляла в великолепном букете, стоявшем прямо в его центре. Красивая женщина, в который уже раз мелькнуло у него в голове, хотя и очень высокая, но, даже независимо от роста, устрашающе недоступная. Когда он впервые увидел ее, то подумал, что она очень похожа на свою знаменитую мать, но за чисто внешним сходством просматривался в ней отпечаток острого и проницательного ума, которого не было у ее матери. Двадцать с лишним лет тому назад, тогда еще начинающим репортером, только недавно окончившим Школу журналистов Колумбийского университета и служившим мальчиком на побегушках у известного фельетониста, он освещал какое-то благотворительное мероприятие, на котором присутствовали все три Блистательные Гэйлорд, и был наповал сражен истинным совершенством Оливии Гэйлорд Рэндольф. Ее дочь была не столь совершенной, но это только делало ее более живой, хотя в ней явно ощущались черты, свойственные обитателям Аппер Ист-Сайда, Золотого Берега, вековые устои, большие деньги и длинная родословная, блестящее образование в одной из престижных школ Америки, что в целом завораживающе действует на людей. Самоуверенность, присущая женщине этого круга, для любого мужчины вызов, брошенный его достоинству.

Внутри Роз все кипело. Надо же, ей, видите ли, следовало родиться мужчиной! Что может сделать мужчина, чего не смогу сделать я сама, причем не хуже, а в тысячу раз лучше! Да и вообще, что может дать мне мужчина, чего я сама не смогу достать для себя?

Она в бешенстве оглядела прекрасно сервированный стол, за которым, в чем у нее не было никаких сомнений, Билли попытается сделать все возможное, чтобы подмять под себя, заткнуть рот или любым другим способом заставить Джека Росса отказаться от публикации своей книги, которая, по мнению Билли, содержала взрывоопасный для него материал. Хоть с этим журналистом ей немного повезло, злорадно подумала она. Росс не тот человек, который позволит кому-либо помыкать собой. Зато у него будет возможность отлично поесть за чужой счет. Эта мысль показалась ей настолько забавной, что она рассмеялась, и к ней снова вернулось хорошее настроение.

– Приговоренному к казни было предоставлено обильное угощение, – весело проговорила она вслух.

Роз резко обернулась от стола и заметила стоящего в проеме дверей Джека Росса. Вся она, от корней волос до кончиков ногтей, залилась пунцовой краской. Вот так влипла! – мелькнуло у нее в голове.

– Я не слышала, как вы подъехали к дому, – холодно сказала она. – А Бэйнес даже не потрудился сообщить мне об этом.

– Бэйнес тут ни при чем, это я сказал ему, чтобы он не утруждал себя. Ненавижу всякие церемонии. Как, собственно, и любой нормальный приговоренный к смерти.

– Замечание мое предназначалось не для ваших ушей.

– Что и составляет для меня самое интересное.

Досадуя на себя, что оказалась в столь щекотливом положении перед этим человеком, раздраженная не только тем, что тот находит ситуацию забавной, но и своей реакцией на его поведение, Роз сухо заметила:

– Самонадеянный наглец – не тот тип мужчины, который внушает мне симпатию.

– Вообще-то меня зовут Джек, но не сокращенно от Джон, а именно Джек: так меня окрестили при рождении.

С этим нахалом надо бы поосторожнее, подумала Роз, вслух же с учтивой холодностью произнесла:

– Желаете что-нибудь выпить?

– Если сойдемся на неразбавленном тонике, считайте, что ваше предложение принято.

– Во время работы предпочитаете оставаться трезвым?

Росс утвердительно кивнул. Умница, мысленно одобрила его Роз. Из чего следует, что такого рода «проработки» у него не впервые. Прощай, «Померол». Держись, Билли-Бой!

Джек Росс был естественен, в его поведении не чувствовалось и тени стеснительности, и у нее возникло убеждение, что сбить его с толку не так-то просто. Его совершенно не смущало ни то, кто перед ним находится, ни дом, в который он приглашен, безусловно, чрезмерно богатый, даже репутация человека, с которым ему предстояло беседовать с глазу на глаз. Ей это очень нравилось. Питер тоже был таким, впрочем, он же совершенно не знал, кто она и насколько могуществен клан, к которому она принадлежала. Или знал? Он ведь был большим мастером конспирации...

– Тоник так тоник, – сказала она и пошла мимо него к выходу.

Он последовал за ней и, войдя в малую гостиную – шестьдесят на пятьдесят относительно девяноста на восемьдесят большой гостиной, – удивленно присвистнул:

– Здесь что, все подлинное?

– Почти. Мама отодрала от стен лоскуты старой материи и по их образцам заказала новую, но зато ковер именно тот, который был изготовлен по рисункам Роберта Адама, чтобы он соответствовал узорам потолка, лепные украшения тоже сделаны по его эскизам, и камин расположен так, как он сам его расположил. Мебель в основном той эпохи, а вот стулья у окна и вон тот придиванный столик – часть мебели, которая была сделана им собственноручно. Вы интересуетесь антиквариатом?

– Я люблю добротно сделанные вещи. Эта комната чудо как хороша. Ну да ведь всему миру известен вкус вашей матери. – Пристально посмотрев на Роз, он спросил совсем другим тоном: – Как она?

– Не очень хорошо, – сама не зная, почему это делает, призналась Роз, протягивая ему охлажденный тоник с плавающей в нем долькой лайма. Плеснув немного джина в свой тоник, она прошла к одной из двух элегантных кушеточек а-ля мадам Рекамье, стоявших по обе стороны камина. Будь начеку, предупредила она себя. Этот человек – репортер, умеющий выуживать информацию, зная, какие задавать вопросы и, главное, как их задавать.

– Садитесь, пожалуйста, господин Росс.

– Благодарю вас, мисс Рэндольф.

Взгляды их встретились. Таких черных глаз, как у него, ей никогда в жизни не доводилось видеть. Такие же черные, как и его волосы. Резко очерченные брови. Зато очень красивые губы, даже слишком красивые для мужчины.

– Вы беседовали с моим отчимом до того, как написали статью о нем? – спросила Роз, чтобы как-то выйти из неловкой паузы.

– Да.

– Тогда почему же он так раздражен тем, что вы написали?

– Потому что я написал не то, что он сообщил мне, а то, о чем он предпочел умолчать. Идея самостановления – из грязи, так сказать, в князи – это неотъемлемая часть американской мечты, а моему издателю необходимо было во что бы то ни стало остановить быстрое падение своих тиражей. Статьи же были хорошо приняты публикой, и мой агент предложил переработать их в книгу. И чем глубже я копал, тем интереснее мне самому становилось то, о чем писал.