– Знаю, – коротко ответила Роз, глаза которой, приняв цвет сладкого шерри, уже сверкали в предчувствии близкого сражения. В последнее время она слишком много размышляла – о матери, о Джеке Россе, теперь ее снедала жажда активной деятельности – иначе не сбросить ей тяжелые оковы невыносимой потери и горя, которые могут напрочь выбить ее из колеи, если она им поддастся. Теперь же, когда стало очевидно, что война объявлена и пришло время действовать, ей стало легче.

Тихо, но так, чтобы слышал не только он, Роз ответила брату:

– Наша мама хочет, чтобы восторжествовала справедливость, чтобы можно было хотя бы сравнять счет, разом отомстить ему за все его измены. Половину своей жизни она отдала Билли, но она не желает отдать ему свою смерть.

Билли это слышал. Даже не потрудившись сложить вместе прочитанные страницы, он скопом втиснул листки обратно в конверт и с презрением швырнул его в сторону своей падчерицы. Жест, которым он объявил о начале боевых действий.

He обращая на нее внимания, он двинулся вон из комнаты, за ним, так же не глядя в сторону противника, заспешила Диана. Вышел и Брукс, подражая своему хозяину. Один только Дэвид остановился перед Роз и словно в раздумье поднял вверх глаза:

– Ты всегда славилась отвагой, – сделал он ей комплимент, – но вот никак не могу вспомнить, кто это из великих однажды изрек: «Как же глупы эти храбрецы».

Роз начала действовать, согласно плану Ливи. В первую очередь разослала составленные матерью некрологи в газеты, которые та ей указала: в лондонскую «Таймс», нью-йоркскую «Таймс» и «Курьер», контролируемый Рэндольфами. Первые два некролога были краткими, третий более пространный, но в каждом видное место было уделено ее первому мужу и двоим детям от него. Сообщалось в них также, что церемония похорон будет сугубо частной: участвовать в ней смогут только по персональным приглашениям. Будут отслужены две панихиды: одна в Лондоне, другая в Нью-Йорке.

Первым визит соболезнования нанес виконт Челмский. В течение всей болезни Ливи он навещал ее регулярно, за исключением нескольких последних недель, когда вынужден был оставаться дома в связи с тяжелой травмой ноги, полученной им после того, как его выбросил из седла неожиданно заартачившийся жеребец. Он только встал на ноги, и в дом Морпетов явился на костылях.

Билли не смог встретить его: у себя в набинете он совещался с адвокатами. Диана уехала примерять траурное платье, Джонни висел на телефоне, отвечая на бесконечные расспросы не в меру обеспокоенной жены. Где находился Дэвид, никто не знал. Поэтому Джеймза обняла только Роз, и чувства его были очевидны.

– Вы хотели бы взглянуть на нее? – мягко спросила его Роз. – Вы единственный, против кого она не стала бы возражать, хотя наш американский обычай осматривать покойника претил ей всегда.

– Нет! – отрицательно покачал головой Джеймз. – Я хочу запомнить ее такой, какой знал, яркой, жизнерадостной и жизнелюбивой.

Роз провела его в гостиную, где он обычно работал с Ливи. Оглядевшись, он вздохнул:

– Как много воспоминаний... И по большей части, как ни странно, радостных.

– Ну а вы как поживаете, Джеймз? Я смотрю, вы здорово похудели.

– Да вот, проклятая нога не дает покоя... хоть убей, не желает срастаться как нужно... Я и сюда выбрался тайком, нарушив все предписания врача, но по-другому я не мог. Я считал вашу маму одной из самых близких мне людей. Как это тяжело. Когда-то я видел ее ежедневно, в последнее же время вообще не видел и ужасно по ней скучал. Мне ее теперь всегда будет не хватать. – Он замолчал, и Роз не мешала ему молчать. Наконец он сказал: – И еще я очень хотел повидать вас лично... мне не терпится узнать, что вы решили относительно меня, если, конечно, у вас уже есть решение.

– Да, есть, – ответила Роз, и по тому, как она это сказала, Джеймз понял, каким оно было, хотя говорила она с ним довольно мягко. – Я не могу выйти замуж за вас, Джеймз. Не думаю, что гожусь на роль виконтессы, которая нужна вам. К тому же мне явно не по душе условный брак – если я вообще когда-либо выйду замуж.

– Но ведь я вам сказал...

– Что вам нужен наследник. Я не хочу выходить замуж для простого продолжения рода. – Она видела, что Джеймза коробит ее прямолинейность, но воспоминание о Джеке Россе было еще слишком свежо, чтобы выразить это иначе. – Но я бы очень хотела, чтобы, как и прежде, мы оставались хорошими друзьями.

Заметно было, что Джеймз ожидал другого ответа, тем не менее он тотчас откликнулся:

– Конечно. Не будем одним махом рушить сразу все. Останемся друзьями.

И благоразумно перевел разговор на тему похорон. Роз вкратце обрисовала ему положение вещей на данный момент, выслушав которое, он сказал:

– Если ваша мама решила сделать именно так, значит, она очень этого хотела. Она ведь не из тех людей, кто подвержен неожиданным капризам. – Глаза его понимающе сверкнули: – Могу представить, как раздосадован лорд Банкрофт. Мне бы хотелось повидаться с ним, если это возможно.

– Думаю, он бы тоже хотел встретиться с вами, но в данный момент идет боевой совет полевых командиров. Как только они уйдут, я скажу Бэйнесу, чтобы он проводил вас к нему. Мы стараемся как можно реже попадаться на глаза друг другу. А пока, не желаете ли выпить бокал вашего любимого амонтилладо?

Как и предсказывала Ливи, Билли нажал на все рычаги. Под боевые знамена были призваны все его адвокаты, начиная с могущественного лорда Стерлинга. Состоялось бесчисленное множество различных встреч, конференций, совещаний, консультаций с именитыми авторитетами, лихорадочно изыскивались прецеденты. Оба враждующих лагеря заняли боевые позиции, и Рэндольфы обнаружили, что их стан размещался в Ковентри. Поскольку Роз была по уши занята исполнением тех пожеланий Ливи, которым их адвокаты дали зеленый свет, она этому даже не удивилась. Джонни улетел в Бостон, куда к родителям переехала его жена и где хотела рожать двойню. Перед отлетом из Лондона Джонни в присутствии адвокатов сделал клятвенно заверенное заявление, в котором изложил пожелания своей матери и взятое с него торжественное обещание выполнить их. Когда пожелания эти обретут юридическую силу, он тут же прилетит в Вирджинию на похороны.

Роз между тем приступила к выполнению подробных инструкций Ливи. Согласно первому их условию, ее тело должны были одеть в великолепное подвенечное платье от Диора, которое было на ней в день венчания с Джонни Рэндольфом. Платье это, затем тщательно завернутое в легкую прозрачную ткань, пересыпанную лавандой, и помещенное в коробку, отправлено было в кладовые «Иллирии», где оно с тех пор и хранилось. Лицо Ливи доверили визажисту, который ухаживал за ней в последние недели болезни, парикмахер соорудил для нее парик из естественных волос и причесал его на ее обычный манер: с коротко подстриженной челкой, убранной со лба. Когда она была готова к погребению, только ближайшим родственникам позволили видеть ее в гробу, который так и оставался в ее спальне. Само погребение задерживалось до момента разрешения спора относительно его места.

Когда приехали Корделия и Тони, Роз повела их наверх к сестре. Всегда по-царски выдержанная и невозмутимая, Корделия была потрясена увиденным, и ее пришлось срочно сдать на руки собственной горничной, которая немедленно уложила хозяйку в постель, напоив ячменным отваром и приложив к вискам ароматический компресс.

Тони долго и неподвижно смотрела на свою сестру.

– Она как была, так до конца и осталась красавицей, – выдавила она наконец. – Только Ливи способна на это. У нее даже не изменилось лицо, правда? Только очень похудело... – Голос ее сорвался, и она отвернулась. – Как говорит поэт, подобных ей меж нами мы не увидим никогда...

Она закусила губу, и Роз показалось, что в глазах ее блеснули слезы, но затем она проговорила обычным своим голосом:

– Господи, как бы мне хотелось сейчас выпить чего-нибудь... и выслушать твои объяснения. Я понимаю, многого ты не могла сказать по телефону, но даже то, что я услышала, напрочь лишило меня сна и покоя, и я буквально сгораю от нетерпения услышать подробности.