Кожа незнакомца была гладкой и теплой. Алекс подлечила рану у него на груди, затем принялась за мелкие порезы и царапины. Она заметила, что он был очень худ, однако мускулист и хорошо сложен. Великолепно сложен, ничего не скажешь. Румянец вспыхнул на щеках Алекс, и она опустила голову, сосредоточившись на промывании царапины у него на животе. При этом она старалась не заглядываться на набедренную повязку.

— У вас на ключице царапина, — пробормотала Алекс и схватилась за костыль, чтобы подняться и дотянуться до раны.

Мужчина понял ее намерения и опустился на колени.

— Спасибо, — сказала Алекс, удивленная и даже польщенная предупредительностью странного пациента.

Все бы хорошо, если бы теперь глаза их не оказались примерно на одном уровне, — его пристальный взгляд смущал ее.

Обрабатывая раны и порезы, она то и дело украдкой рассматривала своего пациента. Фонарь светил прямо ему в лицо, высвечивая тонкий прямой нос, широкие скулы, густые брови и серые; глаза, опушенные черными и длинными ресницами. Если бы Алекс попросили угадать возраст незнакомца, она дала бы ему лет тридцать пять — сорок. И еще она подозревала, что за длинными волосами и неопрятной бородой скрывается красивый мужчина.

Взглянув на его грудь, Алекс кончиком пальца коснулась одного из старых шрамов.

— Пуля? — спросила она, не поднимая глаз, поскольку он продолжал упорно ее рассматривать.

В его взгляде не было ничего угрожающего, и тем не менее этот пристальный взгляд ужасно ее смущал. Алекс снова принялась за обработку пореза на ключице — втирала мазь для заживления ран.

— Меня зовут миссис Миллз, но мы здесь обходимся без формальностей, так что можете звать меня Алекс. А как мне следует называть вас?

Он не ответил. Она встретилась с ним глазами и покраснела.

— Ах да, Дэл сказал, что вы не можете или не хотите разговаривать. Простите меня!

Алекс остро, даже слишком остро ощущала его неослабевающий к ней интерес. Под его взглядом ей отчего-то очень хотелось облизать пересохшие губы или провести рукой по волосам, и она с огромным трудом удерживалась от подобных жестов. Закончив обрабатывать раны, Алекс немного откатилась назад со словами:

— Я подам вам ужин.

Незнакомец легонько коснулся ее плеча, давая понять, что она может не вставать. Удивленная Алекс ждала, что он будет делать дальше. И улыбнулась, увидев, что он надел принесенные Дэлом штаны и рубашку.

— Если вас постричь и побрить, вы станете весьма представительным мужчиной, — сказала она и покраснела, смущенная собственной дерзостью.

Опустившись на землю перед креслом, незнакомец сел, скрестив ноги на индейский манер. Затем коснулся посеченных концов бороды и приподнял длинный локон, ясно давая понять, чего он хочет.

Алекс так никогда и не смогла объяснить себе, что заставило ее поступить так, как она поступила. Ведь могла бы просто протянуть ему ножницы… Но она этого не сделала. Когда он сел перед ее креслом так, чтобы ей было удобно стричь, Алекс отрезала ему волосы, затем подровняла их. После чего жестом дала понять, чтобы он повернулся к ней лицом, и подрезала бороду. Когда же принялась за усы, то заметила: чем ближе она продвигается к его губам, тем больше дрожат у нее руки. Смутившись, Алекс протянула ему ножницы, а сама полезла в аптечку за зеркалом.

— Я боюсь вас уколоть, — сказала она, чувствуя, что должна как-то оправдаться.

Взяв у нее из рук зеркало, мужчина долго смотрел на себя, смотрел так, словно не видел своего лица очень и очень давно. Наконец он принялся орудовать ножницами, обнажая чуть припухлую нижнюю губу и чувственную верхнюю. Закончив, поднялся на ноги и вопросительно посмотрел на Алекс.

— Теперь вы можете поужинать, — сказала она улыбаясь.

Одетый, подстриженный, с аккуратной бородкой, он был весьма недурен собой, как и предполагала Алекс с самого начала.

И вновь он осторожно коснулся ее плеча, давая знать, что просит ее не подниматься. Он сам положил себе в миску немного рагу и взял два ломтика хлеба. Однако не присоединился к мужчинам, сидевшим у костра, а вернулся к Алекс и сел возле нее на землю.

Она могла бы мыть посуду, могла бы приготовить продукты к завтраку — однако сидела в своем кресле, сложив руки иа коленях. Сидела и исподволь поглядывала на незнакомца.

Он взял себе салфетку, что ее удивило, так как ковбоям постоянно приходилось об этом напоминать. К тому же ел ножом и вилкой, как джентльмен. И в отличие от многих погонщиков не чавкал во время еды. Этот странный человек все более и более интриговал Алекс.

Закончив есть, он сложил посуду в лохань и, поклонившись Алекс, взглядом попросил разрешения присесть рядом. Теперь в нем, очевидно, проснулся интерес к окружающему. Внимательно осмотрев мужчин у костра, он бросил взгляд в сторону лагеря наблюдателей. Затем, повернувшись к Алекс, он приподнял бровь, что она расценила как вопрос.

После недолгих колебаний она рассказала про завещание Джо и про все, что с ним связано. Рассказывая, Алекс невольно задавалась вопросом: почему она сообщает об этом совершенно незнакомому человеку? Возможно, просто почувствовала потребность отблагодарить его за столь очевидный интерес к ее персоне. Алекс даже не предполагала, что когда-нибудь какой-либо мужчина проявит к ней подобный интерес. А может, она разоткровенничалась потому, что не испытывала рядом с этим человеком уже привычного щемящего чувства одиночества, не чувствовала пустоты в душе?

— Ты не хочешь со мной разговаривать? — спросил Джек Колдуэлл, заглядывая Фредди в лицо. — Зачем же ты пришла в наш лагерь?

На губах его под золотистыми усами играла насмешливая улыбочка.

— Мой приход сюда не имеет к тебе никакого отношения. Лес просила ее проводить, вот и все, — ответила Фредди, заметив между тем, что Лес и Уорд куда-то исчезли.

Возможно, они уединились, чтобы украдкой обменяться поцелуями. В конце концов, они жених и невеста. Но Фредди все равно сердилась: почему Лес оставила ее наедине с Джеком? Фредди напряженно вглядывалась в темноту, сгустившуюся между фургонами Лутера и Уорда. Возможно, они там и прячутся.

— Я не перестаю думать о тебе, Фредди. Только о тебе и думаю. — Не дождавшись ответа, Джек, понизив голос, продолжал: — Я скучаю по тебе, Фредди.

— Потерпи немного. Послезавтра твоя невеста составит тебе компанию.

Послезавтра они доберутся до Форт-Уэрта. Тогда же ей предстоит решить, принимать ли предложение Дэла или нет. Гордость подсказывала: нужно задрать нос и наотрез отказаться идти вместе с ним в гостиницу. Но предательская плоть жаждала новых ощущений, тех, что ей, возможно, еще не довелось испытать.

— Ты знаешь, я все думаю… — Джек поднял руку и коснулся ее волос. — Мне больно даже представить, что из этого перегона ты вернешься ни с чем. Я мог бы устроить так, чтобы у тебя все равно появились деньги.

— О чем это ты? — прищурившись, спросила Фредди.

— Будь я на твоем месте, я бы позаботился о том, чтобы заработать что-нибудь вне зависимости от того, сколько быков дойдут до Абилина.

— Мы победим!

Джек усмехнулся:

— Вряд ли! Но тебе ни к чему переживать из-за этого.

— Черт побери, если тебе есть что сказать — говори, не тяни!

— Предположим, ты дашь возможность нескольким отбившимся от стада быкам пойти своей дорогой или не станешь так уж усердно искать животных, убежавших во время паники. Возможно, при очередной переправе ты будешь не так внимательна, как могла бы быть, и парочку-другую быков унесет течением. Если ты согласишься немного помочь… в общем, я имею право предложить тебе столько денег, сколько хватит для того, чтобы ты смогла устроиться в хорошем театре где-нибудь в Сан-Франциско.

Фредди вспыхнула. Рука ее потянулась к кобуре.

— Негодяй! Мне следовало бы пристрелить тебя прямо на месте!

— Я всего лишь беспокоюсь о тебе, — понизив голос, проговорил Джек. — Согласись потерять нескольких быков, и всем твоим бедам придет конец. Ты получишь столько, сколько захочешь, вне зависимости от того, какое количество животных вы доставите в Абилин.